Пэлем Вудхауз - Том 12. Лорд Дройтвич и другие Страница 5

— Привет, Джилл, старушка! Еще никто не пришел?

— Ну, вот я здесь, изящная фигурка, присевшая на решетку. Но может, я вообще не в счет?

— О, я совсем не о том! Что ты!

— Очень надеюсь. Я ведь, между прочим, новое платье купила, чтобы очаровать тебя. Истинный шедевр. Когда платья столько стоят, им надо давать имена. Ну, как тебе?

Фредди присел на другую сторону решетки и оглядел гостью глазами эксперта. Сам превеликий щеголь, он ценил щегольство и у противоположного пола.

— Высший сорт! — оценил он. — Иного не скажешь! Шик, блеск! Ты такая красивая в нем, как не знаю что!

— Вот и чудесно! Всю жизнь мечтала выглядеть, как не знаю что, но все не получалось.

— Лесная нимфа! — воскликнул Фредди в необычайном для него порыве воображения. — Черт побери! Джилл! Есть, знаешь ли, в тебе что-то такое-эдакое! Ты — как это там называется? — такая хрупкая!.. Косточки такие… ну…

— Ф-фу! Надеюсь, это комплимент. Как жутко звучит! Мне сразу представляется, будто я скелетик.

— Я хотел сказать, ты очень изящная.

— Уже получше!

— На вид, веса в тебе и всего-то унция с небольшим. Легонькая вся, точно пушинка! Ты — сказочная принцесса, вот ты кто, черт побери!

— Фредди! Какое красноречие! — Подняв левую руку, Джилл демонстративно покрутила колечко на пальце. — Надеюсь, ты еще помнишь, что я обручена, и мое сердце — увы! — отдано другому? Говоришь ты так, будто вот-вот сделаешь мне предложение.

Фредди извлек белоснежный платок и протер монокль. На него облаком опустилась серьезность. Важным отеческим взором он взглянул на Джилл.

— Да, вспомнил. Хотел потолковать с тобой как раз об этом. О помолвках, если ты меня понимаешь. Рад, что застал тебя одну, до того как явилась кара Господня.

— Ты это про мать Дэрека? Н-да, веселенькое прозвище… Воодушевляет.

— Видишь ли, она такая и есть, — серьезно проговорил Фредди. — Та еще птица! Отрицать это незачем. Вечно нагоняет на меня страх. Никогда не знаю, о чем с ней говорить.

— А ты возьми и загадай ей загадку.

— Тут не до шуточек! — не сдался Фредди, дружелюбное лицо его помрачнело. — Погоди, вот познакомишься с ней. Видела б ты ее утром! Ты сама не ведаешь, против кого встала!

— Ой, ой, Фредди! У меня просто мурашки по коже. Против кого же я встала?

Умело помешав огонь, Фредди подбросил угля, помогая пламени располыхаться жарче.

— Дело обстоит так, — начал он. — Дэрек, разумеется, прекраснейший парень…

— Я и сама это знаю, — мягко перебила Джилл и благодарно похлопала Фредди по руке. Его преданность Дэреку всегда трогала ее. Она задумчиво перевела взгляд на огонь, и глаза у нее засияли, соревнуясь с блеском пылающего угля. — С ним никто не сравнится.

— Но, — продолжал Фредди, — он всегда сидел у мамочки под ногтем.

Джилл легонько укололо раздражение.

— Фредди, ну что за ерунда! Как может такой человек, как Дэрек, сидеть у кого-то под ногтем?

— Ну, ты понимаешь, про что я!

— Вот именно, не понимаю.

— А про то, что худо будет, если мамочка настроит его против тебя.

Джилл стиснула зубы. Мигом встрепенулась вспыльчивость, всегда таившаяся совсем близко под верхним слоем жизнерадостности, и ей внезапно стало холодно. Она попыталась уговорить себя, что Фредди — попросту благожелательный кретин, болтающий без всякого смысла или оснований. Но напрасно. Она не могла стряхнуть дурных предчувствий. В сладкой мелодии ее любви всегда звучала дребезжащая нота, страх Дэрека перед матерью. Тот Дэрек, которого она любила, был сильный мужчина, презирающий мнение посторонних, но в его страхе, перед леди Андерхилл проглядывало что-то низменное и постыдное! Джилл старалась притвориться, что изъяна в ее идоле нет, а теперь уже и Фредди, прямо обожавший Дэрека, тыкает в этот изъян. Ее взяла досада, и она излила ее, как любая женщина, на ни в чем не повинного человека.

— Фредди, ты помнишь, как я окатила тебя водой из садового шланга? — поинтересовалась она, вставая с решетки. — Ну, когда мы были детьми? Когда ты и этот несносный Мэйсон, как там его звали? Ах да, Уолли! — дразнили меня? — И она пронзила беднягу Фредди враждебным взглядом. — Я забыла, из-за чего тогда все вышло, помню только, вы с Уолли страшно разозлили меня, и я направила на вас шланг и вымочила обоих до нитки. Так вот, если ты будешь и дальше нести всякую чепуху, я попрошу Баркера принести кувшин воды и вылью тебе за шиворот! Настроить Дэрека против меня! Как будто любовь можно преспокойненько завернуть, как кран в ванной! Ты что, думаешь, когда двое любят друг друга, как мы с Дэреком, имеет хоть малейшее значение, что говорят другие? Да хоть бы и мать! У меня нет матери, но, предположим, явился бы дядя Крис и вздумал настраивать меня против Дэрека…

Гнев ее исчез так же мгновенно, как нахлынул. Это с ней случалось всегда. Вот она вся кипит и бурлит от ярости, и в следующую же минуту что-то пощекочет ее чувство юмора, и она снова весела. При мысли о том, что добрейший дядюшка Крис не поленится настроить кого-то против чего-то, кроме, разве что, плохой марки вина или низкого сорта сигары, ее гнев моментально испарился. Она прыснула с хохоту, и Фредди, совсем было сникший на каминной решетке, тоже воспрянул.

— Ты, Джилл, необыкновенная девушка! Никогда не угадаешь, с чего ты заведешься.

— Всякий завелся бы, как ты выражаешься! Ну что ты такое говорил?

— Старушка, я только хотел, как лучше!

— Вот! В том-то с тобой и беда. Ты всегда хочешь, как лучше! Бродишь по миру и хочешь, как лучше, пока люди не мчатся, сломя голову, просить защиты у полиции. Да и вообще, что может леди Андерхилл отыскать во мне такого уж дурного? У меня полно денег, я — одна из самых модных светских красавиц. Можешь не верить мне на слово, а сам ты вряд ли это заметишь, но так описал меня мистер Сплетник в «Морнинг Миррор», когда сообщал о моей помолвке с Дэреком. Мне горничная показывала. Длиннющий такой абзац, и весь обо мне. И фото есть! На нем я, правда, похожа на зулусского вождя, снятого в угольном подвале в густой туман. Ну, кто посмеет что-то сказать против меня? Я — идеальный приз. Наоборот, леди Андерхилл, услышав новость, завизжала от радости и распевала песни на всю Ривьеру!

— Д-да… — с сомнением протянул Фредди. — Да-да, не иначе.

Джилл кинула на него суровый взгляд.

— Фредди, ты что-то от меня скрываешь. Ты не считаешь, что я самая модная светская красавица! Скажи мне, в чем дело, и я объясню тебе, где ты ошибаешься. Что тебе во мне не нравится? Мое лицо? Манеры? Фигура? Мне рассказывали, как однажды одна невеста бросила жениху: «Какая же ты свинья!» А он ответил: «Ты про мои манеры или на фигуру намекаешь?» Ну, Фредди, на что ты намекаешь?

— Да нет, лично я считаю: ты — высший класс!

— Но по какой-то причине опасаешься, что мать Дэрека решит иначе. Почему бы леди Андерхилл не согласиться с мистером Сплетником?

Фредди мялся.

— Да говори же!

— Ну, видишь ли… Не забудь, я ведь знал старую мегеру, еще когда…

— Фредди Рук! Где ты набрался таких словечек? Только не от меня!

— Понимаешь, я всегда называю ее так мысленно. Так вот, я знал ее еще с тех пор, как школьником ездил к ним гостить. И знаю точно, что ее выводит из себя. Она, как это называется… сторонница старых традиций. А ты, старушка, у нас такая импульсивная. Да ты и сама знаешь! Всегда выпаливаешь все, что взбредет на ум!

— Ну, пока на ум не взбредет, так и сказать нечего!

— Ты понимаешь, про что я, — серьезно продолжал Фредди, не давая сбить себя с темы. — Ты говоришь чудные вещи, откалываешь всякие штуки. Словом, какая-то ты… неуемная.

— Нет, интересно, что я такого сделала, что самый суровый придирчивый критик мог бы назвать «штукой»?

— Ну, например, я собственными глазами видел, как ты остановилась посреди Бонд-стрит и помогала каким-то типам толкать застрявшую тележку… Лично я тебя не виню…

— Уж надеюсь! Бедная старая кляча так старалась сдвинуть телегу, но никак не могла. Как тут не помочь?

— О, мне-то понятно! Добрый поступок, то-се… Но сильно сомневаюсь, что это одобрила бы леди Андерхилл. И очень уж ты фамильярно держишься с прислугой.

— Фредди, не будь снобом!

— Вот еще! Никакой я не сноб! — запротестовал уязвленный Фредди. — Когда, к примеру, я наедине с Баркером, я разговорчив, дальше некуда. Но на публике я не интересуюсь у официантов в ресторане, как их радикулит.

— А у тебя он был?

— Нет.

— Так вот, это очень больно, и официанты страдают не меньше, чем герцоги. Нет, даже больше — им вечно приходится нагибаться и таскать тяжести. Как их не пожалеть?

— Как ты вообще узнала, чем он болеет?

— Спросила его, разумеется.

— Ну так, ради Бога, если почувствуешь такой порыв сегодня вечером, ты уж постарайся, сдержись. То есть, я хочу сказать, если тебя разберет любопытство, скажем, захочешь выяснить, какая температура у Баркера, не расспрашивай, когда он станет подавать леди Андерхилл картошку. Ей это точно не понравится.