Жан Жионо - Гусар на крыше Страница 50

Уйти решилось человек двести. Джузеппе, очень оживленный, шел впереди. Он брал на себя любую работу, давал отеческие советы, подбадривал. Лавиния шла следом. Она спросила Анджело, что он собирается делать.

— Иди с ним, — ответил Анджело, — я тоже пойду с вами.

После безуспешных попыток помочь сотням больных он вынужден был признать, что его усилия были совершенно бесполезны. Несколько человек, взявшихся поначалу помогать ему, давно уже отказались от этого занятия. И мало того, что ему не удалось спасти ни одной жизни, так теперь одно только его присутствие настолько связывалось у умирающих с неизбежностью смерти, что они тотчас же начинали корчиться в судорогах агонии. Его называли «вороном», как тех грязных и пьяных типов, которые с непристойно-омерзительной грубостью швыряли трупы в яму. Приходилось признать, что популярности у него здесь не было.

Джузеппе со своим отрядом устроился в очаровательном месте. Это была глубокая ложбина, поросшая густой травой, под сенью огромных дубов. Ключевая вода стекала во вкопанную в землю старую квашню. Затененная густой листвой ложбина тем не менее хорошо продувалась северными ветрами. Когда-то здесь была овчарня, от которой остались лишь полуразрушенные стены. В шелесте листвы было нечто успокоительное, а переплетение ветвей огромных дубов создавало впечатление мощи и силы.

Когда появился Анджело, Джузеппе уже поставил часового у источника, а также указал каждому место для лагеря, объединив по нескольку семей. Все много толковали о законах. И с гордостью. Стражи были вооружены. Анджело не мог понять, откуда взялись все эти здоровые, крепкие, краснолицые люди. Внизу он их не видел. Один из этих крепких людей, спокойно жевавший краюху хлеба перед составленными в козлы ружьями, вдруг упал ничком и умер со всеми привычными симптомами.

— Внизу эти люди охраняли запасы продовольствия, — говорил Джузеппе. — Поэтому ты их и не видел. Может быть, ты воображаешь, что картофель, рис, кукурузная мука, из которой Лавиния пекла нам лепешки, падали с неба? Как ты себе представляешь, откуда бралась пища для всех этих людей? У нас были склады, каждый получал свою долю. То, что здоровые люди охраняли запасы продовольствия, разве это не благоразумно? Можешь ты мне сказать, чего бы ты В конце концов хотел? Способен ты хоть на маленькую жертву?

Умерший долго не остался лежать на траве. Его тотчас же унесли. Четверо мужчин в рубашках навыпуск (так обычно были одеты «вороны») принесли носилки. Анджело заметил, что носилки были сделаны из свежих, только что очищенных от коры веток. Палатка четырех «воронов» стояла в стороне, шагах в ста от общего лагеря. Джузеппе вызвал их свистком.

В течение двух или трех дней все были заняты обустройством лагеря. Бригады сильных молодых людей в сопровождении вооруженных стражей перетаскивали продукты из нижнего склада. Другие устраивали отхожее место и мусорную яму. Было неизвестно, от кого исходят приказы, организующие работу. Появлялся человек из охраны с ружьем за плечом и говорил: мне нужно столько-то людей, чтобы сделать то-то. Джузеппе лично не вмешивался, только изредка давал советы: например, устроить отхожее место подальше и с подветренной стороны. Он так забавно говорил о скверных запахах, что рассмешил не только женщин, но даже и мужчин. Почти каждый вечер человек десять толстых краснолицых охранников собирались на восточной оконечности ложбины, с той стороны, откуда надвигалась ночь. Они довольно долго сидели там, глядя, как догорают на западе последние отблески сумерек, пока наконец не появлялся Джузеппе.

Несколько человек умерли, но их унесли, когда они еще были живыми. Четырех мужчин в рубахах навыпуск стали всерьез называть «воронами». Анджело обратил внимание на их лица: в них появилось что-то тупое и безжизненное.

А потом вдруг умерло десять человек, причем шесть в один день. Женщина, потерявшая и мужа, и сына, выла и отбивалась от «воронов». Ее тоже унесли, а она продолжала выть и, как пловец, яростно била руками и ногами. Потом ее поставили на ноги там, далеко за деревьями, на диком склоне, сбегавшем вниз к мрачным долинам. Стражи велели ей идти, идти прямо вперед. И она ушла. Ветер трепал ее распущенные волосы.

Эта сцена вызвала большое волнение. Гул голосов почти что перекрывал шум листвы. Джузеппе взобрался на развалины, оставшиеся от стены овчарни. Он стал трогательно и проникновенно говорить всем об этой женщине, идущей к мрачным долинам. Он сказал, что горе нуждается в уважении и облегчении. Все знают, что за лесами есть деревня, куда она обязательно придет. Всем известно гостеприимство ее жителей, оно даже вошло в пословицу. Можно не сомневаться, что женщину там примут, накормят, обласкают. Но он хотел сказать нечто еще более важное. Горе, конечно же, надо уважать, повторил он. Это само собой разумеется. Важно другое: мертвые подвергают огромной опасности живых. Поэтому самый обыкновенный здравый смысл требует избавляться от них как можно быстрее. Что касается чувств, то две или три минуты уже ничего не меняют, и, напротив, в том, что касается заражения, они могут оказаться роковыми. Когда умирает близкий человек, к нему бросаются, целуют, сжимают в объятиях, всеми силами стараясь удержать его. Совершенно очевидно, что никакими способами невозможно удержать (увы!) в этом мире того, кого смерть решила призвать в мир иной. Но зато эти объятия способствуют распространению заразы. Он считает, что именно в этом причина распространения заразы среди близких покойного. Так что речь идет всего лишь о здравом смысле. Вот и все, что он хотел им сказать.

Лавиния бросила быстрый взгляд на Анджело.

А ночью умерло еще четыре, пять, шесть, семь, восемь, десять человек. «Вороны» и стражи ходили с фонарями. Джузеппе вздыхал на своем ложе, потом что-то сказал Лавинии на пьемонтском диалекте, потом попросил Анджело, который лежал в двух метрах от них: «Поговори со мной».

Утром ложбина была чистой. Никаких следов ни волнения, ни смерти. Только круги примятой травы говорили о том, что тут были палатки.

Утром умер еще один человек. Его унесли, прежде чем он испустил последний вопль. Его жена и сын упаковали свои вещи и молча последовали за стражами, которые вывели их за пределы ложбины.

В этот день больше никто не умер. Под вечер, когда Анджело курил свою короткую сигару, он услышал шум, напоминающий легкий шелест ветра в листве. Это был шум возникавших то тут, то там разговоров.

Ночь была спокойной. Джузеппе несколько раз обращался к Лавинии по-пьемонтски. Она не ответила. Тогда он позвал Анджело: «Поговори со мной». Анджело долго говорил ему о Пьемонте, о каштановых лесах и наконец стал выдумывать всякие «штуки», чтобы поиздеваться над Мессером Джован-Мария-Стратигополо. И каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дыхание, Джузеппе говорил: «Ну а еще, что бы еще ему такое сделать?»

На следующий день не умер никто. Дул легкий, жизнерадостный северный ветер. Чудесно было слышать, как от его дыхания потрескивают могучие ветви. Все беспрекословно повиновались стражам, которые наводили порядок около источника. На их красных, очень земных лицах появилась суровая, почти одухотворенная уверенность. Это очень удивило Анджело. Джузеппе прохаживался по лагерю. Его очень почтительно приветствовали. Приветствовали даже Лавинию, которая все более напоминала какую-то аллегорическую фигуру.

— Я приветствую тебя, богиня благоразумия, — сказал ей Анджело.

Она ответила ему всеведущей улыбкой.

Анджело увел Джузеппе на западную опушку леса.

— Хорошо! Все видят, что ты мне покровительствуешь, — сказал он.

Из-под усов мелькнули в улыбке зубы.

— Не смейся, — ответил Джузеппе, — я прекрасно понял, что прошлой ночью ты говорил мне о Стратиго — поло просто для того, чтобы меня отвлечь. Я не скрываю: эта болезнь мне омерзительна. Ты хочешь, чтобы я сказал, что боюсь? Ну что же, я признаюсь. При одной мысли о ней у меня мурашки бегут по коже, как у кролика, с которого сдирают шкуру. Хочешь, я тебе скажу все, что думаю? В таких случаях человек не обязан быть мужественным. Риск слишком велик. Достаточно делать вид: результат тот же, но ты остаешься в живых; а это, несмотря на твою ухмылку, которая мне совсем не нравится, все-таки самое главное. Как на это ни смотри, но смерть все равно остается окончательным поражением. Надо уметь пользоваться другими. Это естественно, и все это понимают, даже те, кого используют вместо матрасов, чтобы заткнуть окна. Человеческое тело задерживает пули лучше, чем шерсть. Здравый смысл у всех в крови. А это значит, что я ближе к простым людям, чем ты. Ты кажешься сумасшедшим. Ты не внушаешь им доверия, они не могут поверить в добродетели, которых не представляют себе. Можешь проверить. Расскажи-ка им, что тебе пришлось всю ночь, как ребенка, держать меня за руку, дай им понять, что я тебе смешон, и можешь не сомневаться, они набьют тебе морду.