Пэлем Вудхауз - Том 12. Лорд Дройтвич и другие Страница 50

Краснолицый толстяк за соседним столиком не отрывал от них взгляда, когда они уходили, оставив позади официанта, который дрожащей рукой цеплялся за спинку стула.

— Поссорились, — решил он, — а потом помирились.

И попросил зубочистку.

Глава XVI МИСТЕР ГОБЛ ИГРАЕТ С СУДЬБОЙ

На променаде в Атлантик Сити, многострадальном морском курорте, которому довелось стать местом рождения стольких музыкальных комедий, есть ресторан, открытый круглосуточно, с той же администрацией и тем же гостеприимством, что и на Коламбус-серкус, где Джилл обедала в первый свой нью-йоркский день. В зале всегда людно и шумно, но выпадают моменты, когда устанавливается чуть ли не монастырская тишина, и тогда клиенты, смущенные холодным величием сине-белого мрамора и молчаливой серьезностью официантов, бессознательно понижают голос и изо всех сил стараются не шаркать ногами, точно посетители в храме. Спустя две недели после событий, описанных в последней главе, хористки просачивались в ресторан по одной, по две в шесть утра, переговаривались шепотком, и завтрак заказывали приглушенным тоном.

Только что кончилась генеральная репетиция. В обычае жителей Атлантик Сити, которые живут только ради развлечений, посещать в воскресенье вечером своеобразный вариант мюзикла, неверно именуемый духовным концертом. Декорации концерта вывозятся из театра только в час ночи, после чего и смогли занести декорации для первого действия «Розы». А так как, по неписаному закону театра, ни одна генеральная репетиция не начинается без опоздания часа по меньшей мере на полтора, то занавес для вступительного хора поднялся лишь в половине третьего ночи. Прошли показы костюмов, нескончаемые споры о свете между помрежом и таинственным человеком без пиджака, опять показы костюмов, снова споры, неполадки с декорациями, новые дебаты о свете, синем и янтарном, и установка прожектора. Заправляли всем этим помреж и чей-то жалобный голос, откликающийся на имя Чарли. К шести часам утра спектакль был сыгран, хотя и рваными кусками. После чего хор, который ничего не ел с вечера, поплелся за угол позавтракать, прежде чем отправиться спать.

Все были взъерошены и неопрятны. У одних темнели круги под глазами, другие полыхали ненатурально ярким гримом, слишком усталые, чтобы его снять. Герцогиня, надменная до предела, спала, уронив голову на стол. Рыженькая Бэйб откинулась на спинку стула, уставившись в потолок. Южная девушка мигала совой на яркий утренний свет.

Херувим, чья победительная юность позволила сохранить свежесть после бессонной ночи, отпустил лишь одну реплику, пока все ждали еды.

— Вот оно, очалованье театлальной жизни! И чего это девушки сбегают из дома в театл? — Он посмотрелся в зеркальце, вынутое из сумочки с косметикой и раздумчиво пробормотал: — Ну и личико! Нет, с таким я долго ходить не намелена!

Молодой человек с землистым цветом лица и расторопностью, присущей тем, кто трудится в ночную смену, со стуком бухнул на стол поднос. Герцогиня очнулась. Бэйб отвела от потолка глаза. Южная девушка перестала моргать. При одном виде еды необычные способности актеров восстанавливать силы мигом воспрянули. Минут через пять девушки совсем оправятся и опять будут готовы на что угодно.

После первого же глотка завязалась беседа, тишины в зале как не бывало. День в ресторане начался.

— Шикалная жизнь, если хватает сил, — начал херувим, — жадно набрасываясь на омлет, — А худшее впеледи! Я думаю, все вы, душеньки, сооблазили, что шоу будут пелелицовывать с начала до конца, и на гастлолях лепетиловать нам плидется день и ночь!

— Почему? — поинтересовалась Луис— Что с ним не так?

— Не смеши меня, — отпив кофе, обронила герцогиня. — Что не так? Спроси лучше, что в нем так!

— А еще велнее сплосить, — вмешался херувим, — и почему это мы такие дулочки? Так и тянет на сцену, когда со всех столон только и слышишь— даже официантки, и те залабатывают по шестьдесят доллалов.

— Танцы очень красивые, — заспорила Бэйб.

— Я не про танцы, а про пьесу. Джонни их правда здорово поставил.

— Он всегда прекрасно ставит, — согласилась южанка. — Еще гречишных оладий, пожалуйста. Но вот сюжет…

— За сюжетом я не слежу.

— И плавильно! — расхохотался херувим. — Ну, а я слушала все, и повель, спектакль — тоска зеленая. Конечно, они его пелеклоят. С таким шоу нечего и соваться в Нью-Йолк. Моя плофессиональная лепутация этого не пеленесет! Вы что, не видели в палтеле Уолли Мэйсона? Он все пометки делал. Его плигласили для пелеклойки.

Джилл, до того слушавшая их болтовню вполуха, сражаясь с волнами сонливости, встрепенулась.

— Так Уолли… мистер Мэйсон был в зале?

— Ну да. Сзади сидел.

Джилл толком не поняла, обрадовалась она или огорчилась. Уолли она не видела с того самого дня, как они вместе ходили в «Космополис». Сумасшедшая гонка репетиций оставляла мало возможностей думать о нем. Где-то в уголке подсознания сидело чувство, что рано или поздно ей придется о нем задуматься, но эти две недели она слишком была занята и слишком уставала, чтобы воспринимать его как действующее лицо своей жизни. Иногда мысли о нем ее согревали, точно солнечный луч в зимний день, но потом, отчетливо и остро, наплывало воспоминание о Дэреке, и стирало все.

— Самое палшивое, — чирикал херувим, — что днем мы будем лепетиловать, а вечелами давать шоу, вымотаемся до пледела, а когда все станет ласплекласно, одну из нас — бац, да и выкинут вон!

— Да, верно, верно! — согласилась южанка.

— Не может быть! — воскликнула Джилл.

— А вот поглядишь! — возразил херувим. — Ни за что они с тлинадцатью девушками не отклоются в Нью-Йолке. Айк для этого слишком суевелен!

— Не могут же они кого-то выгнать после всех наших трудов! В ответ раздался хохот, дружный и насмешливый. Джилл, на взгляд ее более опытных товарок, явно переоценивала благородство театральных менеджеров.

— Эти способны на что угодно! — заверил ее херувим.

— Ты и половины всего не знаешь, дорогуша! — насмешливо фыркнула Луис — И половины!

— Вот погоди, потрудишься в шоу, сколько я! — тряхнула рыжими кудряшками Бэйб. — Самое обычное дело: выжмут все соки на предпремьерных гастролях, а в Нью-Йорке выкидывают из спектакля. Даже премьеру не дают сыграть.

— Но это безобразие! Это несправедливо!

— Если человек желает, чтобы с ним обходились по справедливости, — зевнула герцогиня, — так нечего и соваться в шоу-бизнес.

И бросив эту, глубоко правдивую, истину, герцогиня задремала.

Сон ее послужил сигналом для общего ухода. Сонливость оказалась заразительной. Восстановительный эффект от еды потихоньку улетучивался. На четыре часа дня была назначена новая репетиция, и сейчас самое мудрое было, конечно, пойти и поспать, пока еще оставалось время. Герцогиню пробудили кубиком льда, оплатили счет, и вся труппа, позевывая и болтая, вывалилась на солнечный пустынный променад.

Отделившись от остальных, Джилл побрела к скамейке, смотрящей на море. Свинцовым грузом навалилась на нее усталость, лишив всякой силы, и при одной мысли о том, чтобы идти в меблирашки, где, из экономии она снимала комнату вместе с херувимом, ее сковал паралич.

Утро было отличнейшее, — ясное и безоблачное, теплая свежесть предвещала скорую жару. Посверкивало на солнце море, лениво бились о серый песок легкие волны. Джилл прикрыла глаза — яркость солнца и воды слепили. Мысли ее вернулись к словам, сказанным херувимом. Если Уолли и правда станет переделывать пьесу, им часто придется сталкиваться. Джилл не была уверена, что готова к этому. С другой стороны, появится хоть кто-то, с кем можно поболтать на другие темы, кроме бесконечных пересудов о театре. Кто-то, кто принадлежит к прежней жизни. Фредди уже не в счет: получив большую роль, он крайне серьезно ее воспринял, стал ярым приверженцем театра, отказываясь последнее время беседовать на какие-либо темы, кроме спектакля «Роза Америки» и его роли в нем. Джилл стала избегать его, и Фредди еще сильнее сдружился с Нелли Брайант. Они были просто неразлучны. Джилл раза два ходила с ними в кафе, но разглагольствования Фредди на театральные темы, которые никак не могли прискучить Нелли, утомляли ее. Теперь она частенько оставалась одна. В труппе были девушки, симпатичные ей, но они дружили парами, и у нее часто возникало чувство, что она — лишняя в их компании. Словом, Джилл была одинока и, продумав вопрос, насколько позволял усталый ум, пришла к выводу, что ей приятна мысль о неизбежных встречах с Уолли.

Сморгнув, Джилл открыла глаза. Коварно, исподтишка, подкрался к ней сон, и она чуть не свалилась со скамейки. Она уже собиралась с силами, чтобы встать и начать долгий утомительный поход к меблирашкам, когда ее окликнули: