Альфред Андерш - Бегство в Этрурии Страница 6

— Никогда нам не догнать своих, — сказал Эрих голосом, в котором слышалось отчаяние.

— Ну и что с того, — злобно буркнул Вернер. — Значит, подведем черту на день-два раньше, чем они.

В полдень они увидели впереди на склоне холма Тарквинию. Над городом нависали огромные, словно сложенные циклопами древние этрусские стены из нетесаного камня, за которыми возвышался замок маркграфини Тосканской. Дорога поднималась к замку, змеей извиваясь по склону. А небо над серпантином, открытым палящим лучам солнца, от жары приобрело свинцово - белесый оттенок. При такой жаре близость моря совсем не чувствовалась, хотя оно было где-то рядом и с этой высоты должен был открываться его беспредельный простор. Но слепящий свет растворял в себе все окрест, изменяя до неузнаваемости, и о близости моря говорил лишь небольшой клочок неба на западе, где к режущей глаз мертвящей белизне знойного света примешивался слабый свинцово-серый грозовой налет. На три километра пути от подножия холма до центра города у них ушло битых два часа. Когда они туда добрались и присели отдохнуть на крошечной, обрамленной платанами площади, со стороны моря вновь налетели бомбардировщики. Видные издалека, сотни самолетов открыто летели целыми эскадрильями, летели так медленно и спокойно, что сердце у обоих сжалось от страха. Укрыться было негде, пришлось пережидать налет на месте, и они инстинктивно спрятались за мощные стволы деревьев. Они видели, как у самолетов снизу открылись бомболюки, как оттуда выдвинулись кассеты, как из них высыпалось множество мелких бомб, как эти бомбы летели вниз, вращаясь вокруг своей оси и как бы ввинчиваясь в белые столбы раскаленного солнечного света, как они своим металлическим, леденящим душу воем создавали вполне соответствующее звуковое сопровождение невыносимому зною, низвергавшемуся с небес. Но Вернер и Эрих оказались в стороне, бомбы упали где-то далеко за пределами Тарквинии.

От знакомого солдата, оставленного в городе для связи, они узнали, что их эскадрон находится в городке Монте-Романо, в двадцати километрах к юго-востоку от Тарквинии. Дорога теперь повернула от побережья в глубь страны, и они проехали оставшуюся часть пути быстро и молча; к жаре они уже притерпелись. Вокруг тянулась пустынная холмистая местность, у перекрестков дорог попадались отдельные дома, стены которых до самых крыш были увиты розами. Поля вдоль дороги сплошь заросли маком; встречались и совсем дикие, необработанные участки, своим кроваво-красным цветочным ковром как бы взывавшие к милосердию раскаленного добела неба. Немного не доехав до Монте-Романо, они увидели своего командира, мчавшегося им навстречу на мотоцикле. Резко затормозив, он крикнул:

— Англичане в Риме! В полночь выступаем! Поднажмите, а то опоздаете! Завтра встреча с противником.

Они рявкнули:

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант!

И покатили быстрее.

— Значит, пора. Откладывать больше нельзя, — сказал Вернер, когда они отъехали достаточно далеко, чтобы командир не мог их услышать. Эрих кивнул, но промолчал. Перед ними был Монте-Романо, уютный маленький городок без следов разрушений. У самого въезда расположился лагерем их эскадрон. Под деревьями у обочины дороги стояла полевая кухня. Они спешились и свернули на проселок, по обе стороны которого прямо на земле сидели и лежали солдаты. Алекс завидел их издали и ждал, прислонившись спиной к стволу каштана.

— Вы в курсе? — спросил он и в упор посмотрел на Вернера.

— Так точно, о великий полководец! — воскликнул Вернер. Его руки, судорожно вцепившиеся в руль, вспотели и словно приклеились к металлу. На взмокшем, покрытом потеками грязи, темно-красном от загара лице, увенчанном ежиком темных, коротко стриженных и торчащих во все стороны волос, напряженно жили только глаза, он буквально сверлил ими Алекса.

— Ты пойдешь с ним! — вдруг сказал тот Эриху, дернув плечом в сторону Вернера. Сказал со вздохом, словно подвел тяжкий итог.

— Но…

— Никаких «но», — обрезал Эриха Алекс. — Пойдешь с ним. Так будет лучше.

И без того красное от загара лицо Эриха вмиг побагровело. От возмущения кровь бросилась ему в голову, но тут же и отлила. Все трое молча переглянулись.

— Все это уже не имеет никакого смысла, — наконец сказал Алекс и отвернулся. — Извините, мне пора, отделение ждет. Раздаем неприкосновенный запас.

Они долго глядели ему вслед. А меня это уже не радует, подумал Вернер. Теперь уже нет.

5

Все прошло необычайно гладко. Ровно в полночь эскадрон подняли по тревоге. Никто, ясно, не спал, и после первых минут лихорадочной суеты, уже на марше, все опять впали в обычное состояние хронического переутомления. Сначала их путь пролегал по извилистым полевым тропам, окаймленным живой изгородью, где колеса то и дело застревали в толстом слое пыли. В эту ночь луна впервые светила не так ярко. Возле Ветраллы они выехали на Кассиеву дорогу, которая была забита колоннами, отходившими к Витербо; они продвигались вперед черепашьим шагом и в конце концов совсем застряли. Что с ними со всеми будет, когда наступит день — а он уже близок-и налетят самолеты? Их эскадрон был единственным подразделением, двигавшимся в обратном направлении; из колонн им вслед неслись насмешки. Для движения оставалась лишь узкая полоса на правой стороне шоссе, по которой они и протискивались мимо застывших машин.

Когда рассвело, они свернули на белую дорогу, отходившую вправо. Впервые они ехали при свете дня, но самолетов пока не было видно. При дневном освещении усталость немного развеялась, уступив место какой-то яростной лихости. Они в темпе промчались мимо ярко-голубого озера, которое мелькнуло сбоку за частоколом стройных тополиных стволов. Сегодня все совершалось с пугающей быстротой.

Потом дорога испортилась, стали попадаться участки, сплошь усыпанные крупным щебнем. Когда она снова пошла под уклон, Вернер, ехавший вместе с Эрихом в голове эскадрона, не стал тормозить, и его самокат запрыгал по камням. Вернер почувствовал, что заднее колесо спустило, и тут же ощутил удар обода о землю. Все, подумал он.

Крикнув «авария!», он вырулил влево и спешился. Он видел, что Эрих удивленно и растерянно вильнул рулем, но потом все же затормозил, как было между ними условлено. В эскадроне считалось непреложным правилом, что в случае аварии сосед по строю должен помочь потерпевшему. Фельдфебель, ехавший впереди, обернулся на ходу и крикнул:

— Догоняйте побыстрее, Ротт! Пункт сбора — Вейано!

Командир на своем мотоцикле давно укатил вперед, так что вся операция прошла на удивление гладко. Вернер с озабоченным видом сразу же перевернул самокат вверх колесами, и эскадрон пролетел мимо. Но Вернер видел, что Алекс их заметил — тоже отвернув влево, он медленно подъехал к ним. Он был унтер-офицером и кавалером Железного креста I степени, так что мог себе это позволить.

Эскадрон проехал, все трое глядели ему вслед, пока он не исчез за поворотом в блеске и стрекоте последних машин. Столбы поднятой им пыли медленно оседали на дорогу.

Вернер склонился над задней шиной и принялся искать повреждение.

— Камнями пробило, — сказал он. — Скорее всего, много мелких дырок. Надо бы к воде, а так их не найдешь. На починку уйдет несколько часов.

— Не мели чепуху, — сказал Алекс. — Нам-то зачем мозги пудрить?

Он сказал «нам», пронеслось в голове у Вернера. Неужели решил все-таки отобрать у меня парня? Передумал и хочет отказаться от своих слов?

Выпустив из рук колесо, он отчеканил как можно тверже:

— Ты прав. Мне уже нет нужды пудрить кому-то мозги. Час пробил. И слава богу, что пробил.

— Если, конечно, не встретишь парочку лбов из полевой жандармерии, — ввернул Алекс. — Уж им-то придется пудрить мозги, да еще как!

Вернер постучал пальцем по карабину.

— Но ведь и эта штука пока со мной, — сказал он. И, добавив совсем другим тоном: «Давай переменим пластинку!», — достал из кармана трубку, тщательно набил ее и раскурил. — Спустя одиннадцать лет Вернер Ротт впервые курит трубку на свободе! — возвестил он.

— Хвастун! — обрезал его Алекс. — Лучше постучи по дереву. Ты отпетый хвастун, но везет тебе до неприличия часто.

Они смерили друг друга взглядом. Один — высокии, смуглолицый, сосредоточенно-хмурый, другой — багровый от загара, насмешливый и обидчиво-задиристый. Один оставался, другой уходил. И оба молча, одними глазами, боролись за светловолосого тощего парня, стоявшего между ними. Это был настоящий мужской поединок. И Александр сдался. Он спросил:

— Что я могу сделать для вас? Может, написать вашим родным?

— У меня нет родных, — отрезал Вернер.

А Эрих просительным взглядом вцепился в Алекса.

— Мы ведь уходим, — выдавил он наконец.

Сказано это было так, словно он только что открыл для себя нечто ужасное. У двух других заскребло на сердце от этого хриплого, прерывающегося голоса. Помолчав, Эрих добавил: