Пэлем Вудхауз - Том 12. Лорд Дройтвич и другие Страница 6

— Как ты вообще узнала, чем он болеет?

— Спросила его, разумеется.

— Ну так, ради Бога, если почувствуешь такой порыв сегодня вечером, ты уж постарайся, сдержись. То есть, я хочу сказать, если тебя разберет любопытство, скажем, захочешь выяснить, какая температура у Баркера, не расспрашивай, когда он станет подавать леди Андерхилл картошку. Ей это точно не понравится.

— Ой! — вскрикнула Джилл. — Так я и знала! Я до того продрогла, и мне так хотелось поскорее присесть к огню и отогреться, что все начисто вылетело из головы! А он, наверное, решил, что я — настоящая зверюга! — И Джилл подбежала к двери. — Баркер! Баркер!

Ниоткуда возник Баркер.

— Да, мисс?

— Простите, совсем забыла спросить. Как ваши суставы?

— Гораздо лучше, мисс, благодарю вас.

— Вы пили лекарство, которое я дала?

— Да, мисс, очень полегчало.

— Вот и чудесно!

— Все в порядке. — Джилл вернулась в гостиную. — Ему гораздо лучше.

Она беспокойно закружила по комнате, поглядывая на фотографии, и наконец, усевшись за пианино, тронула клавиши. Часы на каминной полке отбили полчаса.

— Уж скорее бы приехали! — Надеюсь, теперь уж скоро.

— Как ужасно думать, — заметила Джилл, — что леди Андерхилл мчалась из Ментоны в Париж, из Парижа в Кале, из Кале в Дувр, а из Дувра в Лондон, и все только ради того, чтобы посмотреть — какая я. Поэтому нечего тебе, Фредди, удивляться, что я нервничаю.

— Ты разве нервничаешь? — от изумления у Фредди выпал монокль.

— Еще как! А ты на моем месте не нервничал бы?

— Да-а, никогда бы не подумал…

— А почему же я без умолку тараторю? Почему чуть голову тебе не откусила, бедному, неповинному? У меня же душа стынет от ужаса. Буквально стынет!

— А по виду совсем и незаметно!

— Да, я стараюсь быть стойким солдатиком! Так раньше меня называл дядя Крис. С того дня, когда повел меня вырывать зуб. Тогда мне было десять. «Будь стойким солдатиком, Джилл! — твердил он. — Стойким маленьким солдатиком». И я старалась. — Она взглянула на часы. — Мне не выдержать, если они не появятся совсем скоро. Не могу терпеть такое напряжение. — Она быстро пробежалась по клавишам. — А что, если я ей не понравлюсь? Вот видишь, Фредди, как ты меня напугал!

— Я же не сказал «не понравишься»! Я посоветовал только быть хоть капельку посдержаннее.

— Что-то подсказывает мне — нет, не понравлюсь. Все мое мужество уходит прямо на глазах! — Джилл нетерпеливо тряхнула головкой. — Фу, как вульгарно! Я думала, это случается только в комических рассказах да в мюзик-холльных песенках. О-о! Да ведь и правда, была такая песенка! — Она расхохоталась. — Фредди? Всю не помню, но начало такое…

Привел меня Джонни к мамаше своей,Она посмотрела куда уж грознейИ быстро свой взгляд отвела.В себе подавила глухую грозу,Мигнула, вздохнула, смахнула слезуИ жалобно так завела:«Бедняжка, мой Джон!Ах, бедняжка мой Джон!»

А ну-ка, Фредди, ты — хор! Подтягивай! Давай развеселимся! Нам это нужно!

Привел меня Джонни к мамаше своей…

— «Мамаше своей!» — хрипло подтянул Фредди. Любопытное совпадение, песню эту он любил, даже с большим успехом исполнял три раза на деревенских праздниках в Вустершире и льстил себя мыслью, что может спеть ее с не меньшим чувством, чем любой другой. От всей души он подпевал Джилл пронзительным голосом, пребывая под твердым впечатлением, что в музыкальных кругах он именуется «вторым».

Она посмотрела куда уж грозней

— Пом-пом-пом!

И быстро свой взгля-я-ад отвела…

Весело, упоенно Джилл заливалась во все горло. Сходство ситуаций поднимало дух, превращая, каким-то образом, все ее страхи в нелепость, а надвигающуюся трагедию, терзавшую ей нервы, — в форменный фарс.

Мигнула, вздохнула, смахнула слезуИ жалобно так завела:«Бедняжка, мой Джон! Ах…»

— Джилл, — перебил ее голос от двери, — я хочу познакомить тебя с моей матерью.

— «Ах, бедняжка мой Джон!» — подблеял злополучный Фредди, не в силах умолкнуть.

— Обед подан, — возвестил Баркер, возникая у дверей и вторгаясь в тишину, зловеще повисшую в комнате.

Глава II ПРЕМЬЕРА В ТЕАТРЕ «ЛЕСТЕР»

Дверь тихонько закрылась. Обед кончился. Баркер только что помог всем одеться. Тонко чувствующий атмосферу, он нашел происшедшее несколько мучительным. Очень уж натянуто проходил обед. Он предпочел бы шумок разговоров и общее довольство.

— Эллен! — кликнул Баркер, шагая по коридору в опустевшую столовую. — Эллен!

Из кухни появилась миссис Баркер, вытирая руки. Работа ее на сегодняшний вечер, как и у мужа, была закончена. Скоро придет девушка-помощница, как ее именуют официально, и перемоет посуду. А они уже свободны, и миссис Баркер хотелось спокойно поболтать за стаканчиком портера, позаимствованного у Фредди.

— Ушли, Хорес? — спросила она, поспевая следом за ним в столовую.

Баркер выбрал сигару из хозяйской коробки, потрещал ею у уха, понюхал, отрезал кончик и закурил. Взяв графинчик, он налил вина жене, а потом смешал для себя виски с содовой.

— Счастливые деньки, — вздохнул Баркер, — миновали…

— А я так и не видала ее милость.

— Немного потеряла! Истинная мегера, вот что я скажу. «Всегда весела и жизнерадостна» — ну уж нет, это не про нее. Лучше бы ты, Эллен, их обслуживала, а я б на кухне оставался. С души воротит. Да, именно. Невелико удовольствие приносить да уносить блюда, когда тут искры скачут. Нет, не завидую я им, хоть они и волованами угощались. Лучше уж траву есть, да с любовью, чем разносолы, да с ненавистью, — подытожил Баркер, забрасывая в рот грецкий орех.

— Что ж они, ссорились?

— Такие, Эллен, — нетерпеливо помотал головой Баркер, — не ссорятся. Сидели, молчали да таращились друг на друга.

— Ну, а как ее милость с мисс Маринер? Поладили?

— Видела когда незнакомых собак? — сухо хохотнул Баркер. — Следят друг за дружкой, вот эдак, исподтишка. В точности они! Нет, мисс Маринер, конечно, очень любезная, всякие слова говорит. Она — девица что надо, наша мисс Маринер. Прям принцесса. Не ее вина, что обед больше смахивал на вечерок в морге. А ты-то старалась! Она тоже старалась, тут, за столом. Но если сэр Дэрек все поджимает губы, а его мамаша сидит — один к одному — эскимо, то, сама подумай, что поделаешь? Ничего! А что до хозяина — скажу одно. Ты бы на него посмотрела. Да, посмотрела бы. Знаешь, Эллен, порой я прям переживаю, как бы он ума не решился. Ничего не скажешь, сигары он умеет выбирать, и портвейн у него, ты говоришь, хорош, сам-то я к нему не притрагиваюсь, но иногда мне так и кажется — съехала черепушка! Весь обед просидел с таким видом, будто боялся — вот-вот какое блюдо подпрыгнет да его и покусает. Еще и подскакивал всякий раз, как я обращусь к нему! Так что ничуть я не виноват, — обиженно заключил Баркер. — Что ж мне — предупреждать, прежде чем спросить, чего им надо — хереса или рейнвейна. В колокольчик звонить или в горн дудеть, а? Мое дело — наклониться и шепотом про это спросить. И нет у них никакого права подскакивать на стуле, толкать меня под локоть, чтоб я хорошее вино расплескивал! (Вон, Эллен, посмотри сама — пятно. Так и наподдал мне под локоть!) Хотелось бы мне знать, и чего это молодые люди не могут вести себя разумно, как мы с тобой? Помнишь, мы еще гуляли, я йодил тебя на чай к своей матушке… Красота, кто понимает! Как говорится, лад и склад. Прям, этот, пир любви.

— Мы с твоей матушкой, Хорес, сразу понравились друг другу. — мягко напомнила миссис Баркер. — А это большая разница.

— Ну, мисс Маринер любой бы женщине с мозгами понравилась. Скажу я тебе, чуть не плеснул соусом в эту крокодилиху. Сидит себе, нахохлилась, точь-в-точь старая орлица. Если хочешь знать мое мнение, мисс Маринер чересчур хороша для ее драгоценного сыночка!

— Но, Хорес! Сэр Дэрек — баронет.

— Ну и что из того? Как говорится, доброе сердце ценнее короны, а вера — надежней, чем знатная кровь.[5]

— Ты, Хорес, прямо социалист!

— Никакой я не социалист. Просто рассуждаю. Не спрашивал, кто у мисс Маринер родители, но любому видно, она — самая-разсамая леди. Ну и что толку? Плохо ей придется, бедняжке!

— Хорес! — Мягкое сердце миссис Баркер надрывалось. Ситуация, на которую намекал ее муж, была ей не в новинку—на ней держалась половина сюжетов из серии «Преданное сердце», а они трогали ее до глубины души. — Ты думаешь, ее милость встанет между ними и погубит их любовь?

— Уж эта постарается. Не забудет.

— Но у сэра Дэрека есть свои деньги, верно? Вот сэр Кортни Трэверс влюбился в молочницу, но зависел во всем от своей матери, графини. А тут — совсем по-другому. Сэр Дэрек может поступать, как ему угодно, а?