Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах Страница 61

В то утро, одеваясь при свете газа, он убедился, как тщательно она подготовила его отъезд. Завтрак был особым завтраком, и он должен был съесть его без остатка. Затем появился наемный экипаж, и он заметил, как Эми кладет в него горячие кирпичи. Констанция собственными руками надела ему галоши на башмаки, причем не потому, что было сыро, а потому, что резина хорошо сохраняет тепло. Затем она собственными руками обмотала ему шею шарфом и сунула под воротничок рубашки шерстяную фланельку. Собственными руками Констанция согрела его шерстяные перчатки и упаковала его в самое теплое пальто.

Потом Сэмюел заметил, что Сирил собирается выйти из дому.

— Куда это ты? — спросил он.

— Он едет с тобой до Найпа, — строго сказала Констанция. — Он посадит тебя в поезд и вернется домой в этом же экипаже.

Она оглушила его этим унизительным решением, свирепо глядя на него. Сирил посматривал на них обоих с притворной смелостью. Сэмюелу пришлось подчиниться.

Таким образом, в зимней мгле, ибо еще не рассвело, Сэмюел, в сопровождении сына, отправился на суд. Последним, что слышала Констанция, были раскаты ужасающего кашля, доносившиеся из экипажа.

Большую часть дня Констанция провела в лавке, в «углу мисс Инсал». Двадцать лет тому назад этот угол принадлежал ей. Но теперь он был отгорожен от остальной части прилавка не большими шляпными коробками в оберточной бумаге, а нарядной ширмой красного дерева с матовым стеклом, и внутри отгороженного пространства находились все приспособления, необходимые для деятельности мисс Инсал. Однако здесь по-прежнему было самое холодное место в лавке, о чем свидетельствовало состояние пальцев мисс Инсал. Констанция устроилась там не столько из необходимости наблюдать за лавкой, хотя и обещала Сэмюелу присматривать за ней, сколько из желания чем-то заняться, в чем-то принять участие. Мисс Инсал, чей трон оказался узурпированным, была вынуждена сесть у печки рядом с особами менее значительными; ей это было неприятно, что не замедлило отразиться на ее подчиненных.

День тянулся бесконечно. Приближалось время чаепития. Сирил должен был вот-вот вернуться из школы, как вдруг, ко всеобщему удивлению, появился мистер Кричлоу. Правда, его появление удивило мисс Инсал и остальных мастериц значительно меньше, чем Констанцию, ибо последнее время он от случая к случаю стал забегать во время чаепития, чтобы поболтать с мисс Инсал. Мистер Кричлоу никак не поддавался времени. Его высокая, тонкая фигура оставалась по-прежнему стройной. Черты лица не изменились. Он был седым еще много лет назад и больше поседеть не мог. На нем был длинный белый передник, а сверху толстый бушлат. В тонких, узловатых пальцах он держал газету «Сигнал».

Он явно не ожидал, что в углу окажется Констанция. Она шила.

— Ах, это вы! — произнес он своим неприятным, скрипучим голосом, даже не взглянув на мисс Инсал. Он пользовался репутацией самого грубого старика в Берсли. Но вообще-то в его манере держаться ощущалось скорее безразличие, чем грубость. Он как бы говорил: «Вам следует принимать меня таким, каков я есть. Может, я себялюбец, безжалостный, злобный и закоренелый, но тем, кому это не нравится, придется потерпеть. Мне все равно».

Он оперся локтем о верхушку ширмы и помахал «Сигналом».

— Мистер Кричлоу! — строго произнесла Констанция, она переняла от Сэмюела неприязнь к нему.

— Началось! — воскликнул он с тайным ликованием в голосе.

— Уже? — нетерпеливо отозвалась Констанция. — Уже есть в газете?

Ее гораздо больше беспокоило здоровье мужа, чем судебное дело по обвинению Дэниела Пови в убийстве, но, без сомнения, она проявляла к процессу огромный интерес. А сообщение о том, что суд начался, потрясло ее.

— Ай-яй-яй! — воскликнул мистер Кричлоу. — Вы, что ж, не слыхали, как газетчик орал только что на всю Площадь?

— Нет, — ответила Констанция. — Для нее газет не существовало. Ей и в голову не приходило хоть когда-нибудь развернуть газету. Свое любопытство (если таковое возникало) она всегда удовлетворяла без помощи всемогущей прессы. И даже в этот день у нее не возникло мысли, что стоило бы заглянуть в «Сигнал».

— Ай-яй-яй! — повторил мистер Кричлоу, — судя по всему, слушание началось в два часа или около того. — Его отвлекло шипение газового светильника, и он тщательно прикрутил его.

— Что там пишут?

— Пока ничего! — ответил мистер Кричлоу; и они прочли несколько коротких фраз, напечатанных под крупным заголовком, в которых описывалось официальное открытие судебного разбирательства по делу об убийстве Дэниелом Пови его жены.

— Некоторые тут говорили, — заметил он, сдвинув очки на лоб, — что суд присяжных изменит формулу обвинения или что-то в этом роде! — Он рассмеялся, как человек, с отвращением допускающий подобную нелепость. — Ох! — задумчиво добавил он, повернув голову, чтобы посмотреть, слушают ли его мастерицы. Они слушали. Не хватало еще требовать от них в такой день строгого соблюдения этикета, принятого в лавке.

За последнее время Констанция слышала многое о суде присяжных, но ничего не поняла, да и не пыталась понять.

— Я очень рада, что все началось так быстро, — сказала она, — то есть в некотором смысле, конечно! Я боялась, что Сэма задержат в Стаффорде на много дней. Как вы думаете, это долго продлится?

— Нет уж! — уверенно ответил мистер Кричлоу. — Нечего там тянуть.

Наступила тишина, ее нарушали лишь мастерицы, прокалывая ткань. Констанция предпочла бы не вести разговоров со стариком, но желание, чтоб ее утешили, чтоб заглушили ее страх, вынудило ее продолжить беседу, хотя она хорошо знала, что от него-то как раз можно меньше всего ждать моральной поддержки, если ему известно, что в такой поддержке нуждаются.

— Я уверена, что все будет в порядке! — тихо сказала она.

— Все будет в порядке! — радостно воскликнул он. — Все будет в порядке, только не для Дэна.

— Что вы хотите этим сказать? — с возмущением спросила она.

«Ничто, подумала она, не может вызвать сочувствия у этого человека, даже такая трагедия, как у Дэниела». Она очень сожалела, что заговорила с ним.

— Ну, так вот, — громко проговорил он, подчеркивая, что обращается не только к Констанции, но также и к девушкам, сидевшим вокруг печки. — Будьте спокойны, я уж слыхивал в нынешнем году некоторые умные доводы! Кое-кто говорил, что Дэн вовсе не собирался сотворить такое. Все может быть. Но уж если это причина, чтоб человека не повесить, тогда, значит, смертная казнь у нас отменяется. Он, видите ли, «вовсе не собирался!». Много их таких, которые «вовсе не собирались»! А еще мне толкуют, что она, мол, за мужчинами бегала и хозяйка была никудышная и больше пила, чем трезвая была. Мне это ни к чему. Если душить жену за то, что она много пьет, не подметает пол и не сушит белье — просто справедливое наказание, то Дэну ничего не угрожает. Но не думаю, что судья Линдли скажет такое присяжным. Я сам был присяжным у судьи Линдли, и не раз, и не представляю, чтоб он такое сказал! — Он помолчал, стоя с открытым ртом, и опять заговорил: — Ну, а эти вельможи с самим священником во главе, которые покатили в Стаффорд, чтобы поклясться на Библии, что Дэн пользуется преотличной репутацией, лучше бы поклялись, что Дэна в ту ночь не было дома или что он был у черта на куличках, тогда от их поездки был бы толк. А так сидели бы дома и не лезли не в свои дела. Видит Бог! Ведь Сэм хотел, чтоб я поехал!

Он опять рассмеялся, прямо в лицо потрясенным и возмущенным женщинам.

— Вы удивляете меня, мистер Кричлоу! Просто удивляете! — воскликнула Констанция.

А мастерицы поддержали ее нечленораздельными возгласами. Мисс Инсал встала и поворошила угли в печке. Все до единого, кто находился в лавке, были убеждены в том, что Дэниела Пови оправдают, и любое сомнение в таком исходе рассматривалось, как ужасное преступление. Вера, а не разум, породила эту убежденность, и споры, нисколько не нарушая ее, вызывали лишь раздражение.

— Вас, может, и удивляет! — радостно согласился Кричлоу. Он был весьма доволен.

Он направился было к выходу, когда в дверях появился Сирил.

— Добрый день, мистер Кричлоу, — с застенчивой вежливостью сказал Сирил.

Мистер Кричлоу уставился на мальчика, потом несколько раз качнул головой, как бы говоря: «Еще один дурак растет! Так одно поколение следует за другим!» На приветствие он не ответил и удалился.

Сирил бросился в уголок, где сидела мать, и, проходя мимо ступенек, ведущих в мастерскую, швырнул на них свою сумку. Сняв шапку, он поцеловал мать, а она холодными пальцами расстегнула на нем пальто.

— Зачем приходил этот Мафусаил? — спросил он.

— Тише! — мягко заметила ему Констанция. — Он пришел, чтобы сообщить мне, что суд начался.