«Упрямец» и другие рассказы - Орлин Василев Страница 68

Вдруг игравшие в «классики» гимназисты что-то крикнули, двое или трое из них бросились к основанию наблюдательной вышки. Побежал туда и Дамян. Подошли и другие любопытные, хотя никто из них еще не знал, что произошло.

Но тут появился Спиридон.

— Заходи! — гаркнул он, подняв руку и звеня связкой ключей.

— Внимание! Товарищи, входите! — крикнул я, чтобы предупредить столпившихся у стены, так как не знал, что они там делают.

Тюремщик почувствовал, что произошло что-то необычное, забеспокоился и побежал к собравшимся у вышки. Но как ни вглядывался он своими глубоко запавшими глазками в каждого, он так и не смог ничего понять. Заключенные стояли смирно — почтительные, как никогда. Некоторые даже улыбались ненавистному надзирателю.

— Заходи! — опять гаркнул он, и все с подчеркнутым послушанием направились к арестантскому помещению.

В тот год камеры в тюремных корпусах были переполнены, а новые арестованные все прибывали и прибывали. В связи с недостатком места, а отчасти и для того, чтобы отделить политических от уголовников, тюремное начальство стало занимать помещения, выстроенные под мастерские.

Нас загнали в большое недостроенное бетонное здание с цементным полом и решетками в неостекленных окнах, предназначавшееся для швейной мастерской. Чтобы всем уместиться, нам пришлось поставить койки вплотную друг к другу. Только посредине был оставлен узенький проход. Спали мы тесно прижавшись друг к другу, в четыре ряда, как селедки в бочке. Тот, чье место было у стены, чтобы добраться до прохода, должен был перескакивать через головы десятков своих товарищей. На койках мы ели, на них заседали, занимались, писали, играли в шахматы, фигуры которых смастерили сами из хлебного мякиша.

Мы снова втиснулись в нашу «бетонку».

Как только Смерть накинул крест-накрест железные накладки на двери и защелкнул тяжелые замки, утихшее на дворе оживление вспыхнуло с еще большей силой.

— Покажи его! Покажи! — послышались возгласы тех, кто знал уже, в чем дело.

Тогда Дамян вскочил на койку и поднял правую руку, почти касаясь ею потолка.

— Фокус-мокус — препаратус! — прокричал он.

И тут раздался общий возглас изумления — Дамян держал за уши зайчонка. Маленького, обыкновеннейшего серого полевого зайчонка с белым пушистым хвостиком.

Зайчонок брыкался задними лапками, а гимназисты визжали до самозабвения. Радостно смеялись и все остальные…

Начались бесконечные предположения и толки, но даже самые опытные конспираторы не могли сказать что-либо определенное по поводу того, откуда и как этот полевой зверек мог попасть в нашу неприступную «могилу».

Стены тюрьмы были высокие и толстые, их фундамент неизвестно на сколько метров уходил в глубь земли. Всюду — гранит и бетон, нигде ни щелки, ни дырочки. Не то что заяц, даже самая крохотная ящерица не могла бы проникнуть сюда.

В конце концов все согласились с объяснением Тодора — оно было самым вероятным из всех высказанных: среди часовых, как ни тщательно их отбирали, всегда находились понятливые ребята, сочувствующие нам. Кто-нибудь из них был в отпуску в деревне. Перед возвращением он случайно поймал в поле зайчонка, а может быть, его дали ему пастухи. Как он спрятал зайчонка и как ему пришло в голову выпустить его именно тогда, когда он был на посту, а мы на прогулке, — знал только он один.

Парень, несомненно, наблюдал сверху за всем происходящим и радовался своей выдумке…

Хороший парень, добрая дружеская шутка…

Трудно объяснить людям, которые не знают, что такое заключение, не знают, что такое быть оторванными на долгие годы от мира, — чем был для узников этот маленький, пугливый длинноухий зайчишка.

Мы встретили его как посланца весны, зеленых полей и свободной жизни, которой были лишены.

Зайчонок, разумеется, сильнее всего взволновал Тодора Медвежатника. Старая, притихшая было охотничья страсть снова в нем вспыхнула. Теперь Тодор уже и в помещении не мог сидеть спокойно. Он, как ребенок, смастерил себе из отломанной ножки койки «ружье» и с ним отправлялся «на охоту»: лазил под койки, выслеживал зайчонка и, наконец, «стрелял», как-то особенно прищелкивая языком и губами.

Тодора конечно, делал вид, что он просто хочет позабавить товарищей, но многие замечали, как иногда он по-настоящему увлекался своей «охотой» и уже со всамделишным азартом крался по проходу. Лицо его вытягивалось, глаза загорались, а пальцы впивались в ржавый прут.

— Бах! — выкрикивал он наконец.

Дамян, услышав «выстрел», вскакивал с койки и кричал:

— Хватит, Тодор! И не стыдно тебе! Да погляди на себя — этакий верзила!

И тут же отправлялся на поиски напуганного зайчишки.

Молодого агронома очень сердили охотничьи «шутки». Он даже обратился ко мне за помощью — я, мол, как секретарь должен вразумить Тодора. Зайчонок приносит столько радости его ученикам, что этот сумасшедший должен в конце концов понять такую простую вещь и оставить их любимца в покое.

Дамян хитрил — не только для гимназистов, но и для него самого зайчонок был незаменимой радостью!

Мне сказали, что он собирается даже пронести Длинноухого под арестантским халатом в комнату свиданий и показать через решетку его ушки и мордочку своему мальчугану. По ночам молодой папаша брал зверушку под одеяло и ласкал его вместо своего еще не ласканного заиньки.

Гимназисты смастерили ящичек и устроили в нем из лоскутков постель для зайчишки, на которой, правда, он почти и не лежал, так как они буквально не спускали его с рук.

Особенно много забот у нашей мелюзги было с пропитанием зайчонка. Мальчики ходили от одного товарища к другому и каждого просили наказать своим близким: вместе с едой для людей пусть вкладывают в передачи морковь и салат для зайчонка.

Дамян написал даже открытку жене и попросил моркови: больному товарищу очень нужны витамины!

В результате «больной товарищ» Длинноухий был обеспечен по крайней мере на месяц морковью и салатом.

Но ему не суждено было все это съесть.

Наступили тревожные, напряженные дни, которые в фашистских тюрьмах всегда предшествовали празднованию Первого мая.

Готовились к празднику все без исключения — каждый выполнял какое-то поручение.

Тодор взял на себя организацию «круговой обороны» в предстоящем столкновении с надзирателями и охраной.

Дамян руководил большой группой «переписчиков», среди которых были и «ребятишки» — гимназисты.

Приятно было