Джо Дассен - Подарок для Дороти (сборник) Страница 9

Случай представился через месяц, когда их газовая плита погасла из-за прекращения подачи газа и взорвалась, когда Бонани попытался снова ее разжечь. Пламя полыхнуло ему прямо в лицо, лишив бровей и ресниц, и вся физиономия покраснела, как у англичанина на Ривьере. Ожог был не таким уж серьезным, но Мами два дня не пускала его на работу и лечила куриным бульоном и фруктовыми соками. А также смазывала ему лицо оливковым маслом, что было более уместным. И вот, так и не поняв по-настоящему, что же, собственно, произошло, она вдруг почувствовала себя с ним совершенно непринужденно, словно они прожили в безоблачном браке все тридцать пять лет, истекших с того момента, как они предстали перед нотариусом.

Наш первый семейный визит к воссоединенной чете Бонани состоялся в воскресенье, в конце той недели, когда взорвалась плита. До тех пор мой отец и Эдди избегали посещений, трусовато оттягивая этот момент, чтобы дать им время «притереться друг к другу», прежде чем заявиться к ним. Но вскоре ритуал этих воскресных визитов, чередующихся между нашей семьей и семьей Эдди, уже твердо установился.

Жена Эдди и трое их детей только что вернулись от ее родителей в Сан-Диего, прогостив там несколько месяцев, и в это первое воскресенье, несмотря на отсутствие остальных дядюшек, маленький домик казался переполненным. Бонани встретил нас, сияя безволосым лицом новехонького розового окраса, а казавшаяся совсем круглой Мами вышла из кухни расцеловать внучат. Она с гордостью продемонстрировала нам физиономию своего мужа, которая благодаря ее попечению сохранила кожу и не облезла. Бонани позволял ворчать на себя за свою неосторожность. Похоже, оба получали большое удовольствие от этой игры, и при каждом замечании Мами сыновья обменивались многозначительными взглядами. Она же отмечала свою удавшуюся адаптацию, удваивая маленькие заботы о своем Бонани, сама удивляясь, как все идет хорошо.

День удался на славу, а обеду предстояло положить начало долгой череде подобных пиршеств. Вторую половину дня, пока взрослые нежились, удобно рассевшись под навесом террасы, дети рыскали по саду, подхватывая первую из не менее долгой череды аллергий на ядовитый сумах. Общая атмосфера была расслабленной и умиротворенной.

Конечно, первые недели их новой совместной жизни недешево обошлись каждому из них, но Бонани и его жена притерпелись к обыденности, которая приобрела видимость нормальной, вполне заурядной супружеской жизни. Да и наши воскресенья в Долине стали похожи на ритуал. Мами проводила утро на кухне, а после полудня присоединялась к мужу и сыновьям на террасе или в гостиной, в зависимости от погоды. Бонани ставил на стол бутыли красного вина, настаивая, чтобы внуки тоже выпили по стаканчику, чтобы, как он говорил, «укрепить кровь».

Вскоре в ритуал включили стрижку волос для тех, кто в этом нуждался. Бонани установил в глубине сада старинный стул, откопанный на какой-то распродаже и выполнявший у него функцию парикмахерского кресла. Пока Мами стряпала, он занимался нашими шевелюрами, а потом возвращался к остальным членам семьи на лужайку. Он был так же горд этими стрижками, как Мами своей стряпней, и пыжился от удовольствия, когда сыновья хвалили его работу.

Мои дедушка с бабушкой не казались слишком влюбленными друг в друга, но тут они ничем не отличались от прочих супружеских пар, которые я знал. Зато выглядели гораздо счастливее, чем большинство из них. Бонани ничего больше и не просил от жизни, кроме своей работы — а он был убежден, что исполняет ее с искусством и мастерством, — и своего дома, которым гордился бы не больше, если бы это была вилла в Пасифик Палисейд с видом на океан, бассейном и прочей показной роскошью. К тому же наши воскресные визиты давали ему ощущение отцовской состоятельности, что только добавляло счастья.

Мами тоже казалась совершенно довольной. Она занималась домом наравне с Бонани, и их усилия взаимно дополняли друг друга. Пекла в духовке удивительные пироги по старинным рецептам — тяжелые, сыроватые и неудобоваримые — и отправляла их своим друзьям или сыновьям с Восточного побережья. Любовно ухаживала за фруктовым садом, по-матерински заботясь о каждом дереве, придумывала им ласкательные имена, умело подрезала и рисковала падением с лестницы ради того, чтобы снять с ветки их малейший дар. А потом преобразовывала собранные плоды в бесчисленные варенья и вкуснейшие консервы. Никакой подарок не доставлял ей большего удовольствия, чем мешок удобрений или новый секатор. В эти семейные воскресенья она была еще счастливее Бонани.

Поначалу невестки пытались помогать ей на кухне. Она принимала их помощь вежливо, хоть и нехотя, но вскоре стала без церемоний выпроваживать в сад. Утверждала, что им надо пользоваться свежим воздухом деревни, но на самом деле просто не желала ни с кем делить похвалы своей стряпне, этот момент после последней порции десерта, который был четвертью часа ее славы. Предвкушая его, она беспрестанно наполняла тарелки, досадуя, когда гости в изнеможении говорили ей «нет, спасибо, нет, в самом деле».

И все же моя мать считала, что хотя Мами, возможно, и получала больше удовольствия, чем другие, от наших воскресных сборищ, благодаря своему очевидному пристрастию к приготовлению пищи, было что-то крайне несправедливое в том, что она потеет у плиты, в то время как остальные домочадцы прохлаждаются, потягивая освежающие напитки и рассказывая друг другу столь же освежающие истории. Это был мамин суфражистский пунктик, для нее такое положение дел было брешью в Правах Женщины. Это ее так озаботило, что она в конце концов отправилась в магазин Монтгомери Уорда и заказала самое усовершенствованное барбекю, какое только нашлось в каталоге. И вот в следующее воскресенье новехонький агрегат был взгроможден на крышу нашей машины и на малой скорости доставлен в Шерман-Оукс. Мы с трудом сдерживали свое нетерпение.

С предосторожностями проследили, чтобы Мами оставалась на кухне, пока снаряд не был собран на газоне. Эдди сгонял до обеда в торговый центр и купил двадцать метров веревки, которую натянули между двумя деревьями, а Бонани развесил на ней простыни, чтобы скрыть машину. Когда все было готово, семейство дружно устремилось на кухню за Мами и усадило ее на стуле напротив занавеса для торжественного открытия. В спешке Эдди опрокинул банку оливок в мойку, а с его женой Эдной случился приступ неудержимого смеха — заразного, кстати сказать. Было ясно, что происходит что-то необычайное, и Мами была готова радоваться вместе с остальными. Прошло некоторое время, когда она уже сидела, но все были слишком возбуждены, чтобы говорить. Наконец моя мать объявила: «Сюрприз».

Все, затаив дыхание, уставились на Мами.

— О! — сказала она поощрительно. — Сюрприз?

Мой отец выступил на шаг и величавым жестом откинул простыни. Оказалось, что они были плохо привязаны, так что обнажилась только половина аппарата, а вторая простыня зацепилась за вертел с электроприводом, тотчас же мой отец и Эдди, бросившись вперед, сшиблись словно кетчеры, чтобы ее отцепить. Наконец барбекю появилось во всем своем великолепии, сверкая хромом и алюминием — новенькие чугунные решетки были хоть сейчас готовы к употреблению, а набор разноцветных эмалированных подносиков своей яркостью напоминал клумбу. Мы все смотрели на Мами, глуповато осклабившись.

А Мами созерцала машину с застывшей улыбкой.

— Ах! И в самом деле красиво… — протянула она, не имея ни малейшего представления, что же это такое, но будучи слишком вежливой, чтобы спросить.

Молчание нарушила моя мать.

— Это барбекю, — сказала она, чтобы навести ее на след.

— Барбекю! — повторила Мами.

Спас положение Бонани.

— Это чтобы жарить, — пояснил он. — Видишь, тут как в камине зажигается огонь. Кладешь сюда цыпленка или мясо — и все готовится прямо в саду.

Когда до Мами дошло, ее лицо просияло, как рождественская елка, и она тут же расцеловала всех, кто оказался в пределах ее досягаемости. Было уже слишком поздно, чтобы воспользоваться машиной для обеда, но она настояла, чтобы все остались на ужин. Жаркое в тот вечер обуглилось снаружи и было сырым внутри, но зато само барбекю целиком поглотило интерес Мами, и она начала чистить его решетки еще до того, как погасли угли и была выброшена зола. Несколько недель она старалась освоить подарок, но мало-помалу украдкой стала возвращаться на кухню, чтобы готовить кушанья из теста и овощей, и в конце концов барбекю унаследовал Бонани. Он купил себе поварской колпак с большим полотняным фартуком и завел обычай завершать воскресные посиделки, жаря нам хот-доги и рубленые бифштексы.

Недостаток изысканности Мами скрывала хитроумным светским притворством, хотя ради предметов, которые считала по-настоящему важными, могла быть совершенно прямой и честной, как по отношению к самой себе, так и к другим. Например, когда мой отец, представляя профсоюз преподавателей, уехал на конгресс в Сент-Луис, который должен был продлиться добрый месяц, она поощряла мою мать пожить в свое удовольствие, яснее говоря, «видеть людей», и не только женщин.