Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы Страница 96

Текла чувствовала после этого, что она стала кем-то больше, чем спасительницей жизни, которую старались по мере возможности отблагодарить. Она случайно оказалась брошенной в самую жизнь этих людей, случайно приняла участие в трении колеса, приводимого в движение судьбою, и вместе с тем как-то нарушились ее прежние личные связи. Ей это прежнее представилось со страшной очевидностью, когда в это утро горничная принесла ей письмо, пришедшее по почте, в котором она сейчас же признала письмо от мужа.

После того как она уехала из дому, у нее не было ни единой мысли о нем, никакого стремления вернуться к себе. Читая теперь его нежные излияния и просьбы о возвращении домой, она приняла первые как упреки, а просьбы показались ей приказаниями. На нее это письмо произвело впечатление, будто чужая, жесткая рука хотела вырвать ее с неба и низвергнуть на землю. Она удивилась, что так скоро по выходе замуж она могла получить такое впечатление от своего мужа, и, спрашивая себя, любит ли она действительно этого человека, она мысленно ответила отрицательно. Однако летом, когда он уезжал, ей умереть хотелось, она любила его.

Чтобы освободить себя от колебаний и упреков, она сейчас же села отвечать на письмо, твердо решив отклонить требование мужа вернуться ранее намеченной недели; она объясняла это тем, что не может не сдержать данного обещания, в особенности при настоящих осложненных обстоятельствах.

Когда она отправила письмо, ей показалось, что она выплатила или по крайней мере вычеркнула долг. Одевшись, она со спокойным сердцем пошла гулять в парк.

Утро выпало прохладное, и роса еще лежала на цветах. Фиорд расстилался темно-синий, и волны плескались о борта рыбацких лодок, в которых лежали уже целые горы салаки.

Текла почувствовала неудержимое стремление выйти из огороженного места на волю. Плыть одной в лодке по морю она не решалась, а поблизости не было никого, кто бы мог покатать ее. Но выйти из парка ей захотелось во что бы то ни стало; увидев отворенную калитку, она пошла вдоль берега.

Ей сразу показалось, что дышится свободнее, а белый мягкий песок так нежно скрипел под ее ногами; по почерневшим сосновым иглам ступала она, как по мягкому ковру; сосновый лес издавал такой сильный и приятный запах и так скрывал ее от любопытных взоров. Она распустила чересчур стягивающий ее корсет, так как непривычные для нее кости его немало заставляли ее страдать, и, сняв с головы шляпку, шла все дальше вдоль берега, веселая, тихо напевая песни. Вдруг прекратился песок и почва стала каменистой, но камни были такие гладкие, что это обстоятельство не помешало ей продолжить прогулку в том же направлении. Однако скоро стали попадаться большие острые камни, целые скалы; пока не устала, она перепрыгивала с одной скалы на другую. Ей не хотелось углубляться в лес, потому что ей делалось страшно, как только она не имела перед глазами ясного тихого моря. Все же ей пришлось отдалиться от берега, когда камни стали еще острей, и в особенности когда меж камней промелькнул хвост змеи.

Сначала шла тропинка по местам, покрытым сосновыми иглами и поросшим сухой травой, достигавшей почти до колен, так что она, думая о змеях, содрогалась и старалась, как заяц, прыгать с кочки на кочку. Кровь ударяла в виски, грудь усиленно подымалась, пока наконец, дрожа всем телом, она не достигла более широкой дороги, на которую твердо ступила. По положению солнца на небе Текла приблизительно могла рассчитать, в каком направлении замок, и увидав, что дорожка повернула направо, она поняла, что та доведет ее до дома. Густой лес начал редеть, и между стволами деревьев она скоро увидела голубой столб дыма. Где-то поблизости черный дятел с красным затылком стучал по сосне; взволнованная молодая женщина вздрогнула, и ею сразу овладели мрачные мысли.

Тропинка в этом месте превратилась в проезжую дорогу и вела к хижине, прилепившейся к скале. Когда Текла приблизилась к маленькой двери, состоящей лишь из нескольких досок, она заметила, что внутри защелка висела на петле, из чего она заключила, что в доме никого нет. Тогда она осмотрела кругом странную хижину и заметила прикрепленный над дверью козлиный рог и прибитую посреди порога подкову. В углу, в чашке, рос любисток, показавшийся ей страшно вонючим, когда она нагнулась, чтобы понюхать его; позади этого противного растения лежал свернувшись еж и спал.

Все здесь казалось Текле странным и внушало ей чувство особого страха. Она только собралась было идти дальше, как из хижины донеслись до нее человеческие голоса. Любопытство на мгновение пересилило страх, она приблизила лицо к двери, чтобы увидеть в щелку, что делалось внутри, как вдруг вздрогнула, чуть не вскрикнула и быстро спряталась за угол.

Тихо ступая, вошла Текла снова в лес, чтобы отыскать дорожку, которая довела бы ее домой. То, что она только что увидела в хижине, потрясло ее до глубины души, в особенности потому, что она никак не могла объяснить себе присутствия Эббы у этой таинственной старухи, которая не могла быть не кем иным, как колдуньей, судя по внешним атрибутам, вывешенным ею наподобие вывески.

По обычной ассоциации идей вспомнила она теперь случай на мосту у Блазигольма, участие Эббы к судьбе колдуньи и только теперь удивилась тому, что она раньше не подумала объяснить себе, как попала знатная барышня в толпу простонародья, глядящего на такое страшное зрелище. Оба сходных случая сливались теперь в ее воображении, и одно становилось объяснением другого; оба соединялись в одно и порождали страшное подозрение, разросшееся скоро до полной достоверности: Эбба — колдунья.

Затем она стала думать о том, что из этого может произойти, и решила, что лично для нее последствия могут быть весьма печальные. Если допустить, что все выйдет наружу, что в настоящее время весьма возможно, то Текла лишилась бы рая и снова была бы низвергнута в преисподнюю. Как молния ее ослепило воспоминание о том, какие гордые, надменные слова она написала мужу, стараясь дать ему понять, что она не стремится к совместной жизни с ним.

Придя в волнение от воспоминания об этом резком письме, она ускорила шаги, желая скорей вернуться домой и, если еще не поздно, задержать письмо.

Опять начал редеть лес, и она достигла садовой калитки, не встретив ни души. Она привела немного в порядок свое платье, вытерла о траву запыленные башмаки и быстрыми шагами направилась к замку.

Первое, что она сделала, это отыскала горничную, которой передала утром письмо, но та объяснила ей, что оно уже ушло на яхте.

Затем с чувством тревоги на душе она прошла по ряду комнат; встречающиеся ей служанки и лакеи низко кланялись; очутившись в этих массивных стенах, непроницаемых для холода, видя буфеты, уставленные блюдами и кувшинами, которым не грозило остаться когда-нибудь пустыми, она почувствовала спокойствие, которое испытывают богачи; все мысли о грозящих неприятностях покинули ее.

Сама того не замечая, вошла она в библиотеку. Фолианты белого пергамента, in-quarto в темных кожаных переплетах, брошюрки и диссертации на турецкой бумаге, кипы рукописей украшали стены обширной комнаты, на потолке которой висела саламандра. На дубовом столе посреди комнаты стояли астролябия и глобус.

Текла обошла все полки и шкафы, машинально трогая книги и инструменты, рассеянная, как бы отсутствующая, погруженная в мысли, на которые получить ответа не могла. Вдруг она остановилась перед какой-то полкой, взяла в руки том in-quarto в сафьяновом переплете с металлическими застежками и тут же заметила, что за этой книгой была другая, маленькая, по виду похожая на альманах. Это возбудило ее любопытство, и она вытащила книжку, очевидно намеренно спрятанную за более громоздкой. Она прежде заинтересовалась обложкой, на которой красной краской был нарисован герб Пресвятой Девы Марии, два скрещенных треугольника и гвозди с креста Иисуса, или три прямых линии и три скрещенных. Затем открыла она книжку и прочла следующие слова, написанные чернилами: «Книга черной магии, или Клирианус, — тайна толкований, примет, чар и верное и краткое истолкование поездок в Блокеберг и на гору Трол, в коем ясно описано, как Ботиль из Линденберга был введен в Блокеберг и что он там увидел и услышал».

Текла остолбенела и могла только поставить на прежнее место большую, вынутую ею книгу; маленькую же она держала в руках и не сводила глаз с исписанных страниц. Неожиданность была слишком велика, кровь прихлынула ей в голову, и она с трудом могла читать. С книгой в руках опустилась она в большое кресло и обвела глазами все полки, стараясь ни о чем не думать, чтобы успокоиться и прийти в себя. Однако одна мысль все же неудержимо вылилась из ее воображения и заглушила все остальные, рождающиеся в ее голове. Как могла она угадать, что эта книжка скрыта была за той, большой? И почему среди сотен других книг рука ее направилась именно к ней?