Яна Тимкова - Повесть о каменном хлебе Страница 29

Йолли стала чаще подсаживаться к Айрэнэ, заглядывать в глаза, пытаясь завести разговор. И смотрела Йолли на нее так, как когда-то Золотинка — с той же смесью уважения и восхищения. Но вот почему — Айрэнэ не могла понять. Правда, все это ее немного забавляло, и из интереса, не особенно надеясь на успех, она попробовала применить те же методы, что и тогда, когда пыталась подружиться с новой игрушкой Лави. Советы эльфки услужливо всплывали в памяти. "Говори с ней о ней самой… Каждому существу больше всего интересно оно само…" И вскоре девушка знала практически всю историю жизни Йолли. "Пойми, что ей нужно больше всего… Пойми и дай. Потом она сама придет к тебе и попросит еще…" Девочка хотела внимания, внимание ей дали, и вот уже стоило Айрэнэ достать зажигалку, как Йолли подносила огонь; едва чашка девушки пустела, Йолли кидалась наполнять ее; когда девушка собиралась уходить, Йолли выходила в коридор и провожала ее — и все ради одного только взгляда, прикосновения, ласкового слова.

"Как все просто…"

Йолли давно звала Айрэнэ к себе в гости, но, так как обе они учились, причем одна в школе, а другая в колледже, и выходные у них зачастую не совпадали, получилось это только к ноябрьским праздникам. Пришлось пожертвовать грандиозным отмечанием у Лави, но Йолли, казалось, совсем не была этим огорчена.

— Ну и ладно, — говорила она, встряхивая длиннющими косами, — тише будет, хоть поговорим как следует…

Айрэнэ с улыбкой кивала, хотя про себя думала: "Ну о чем еще тут говорить-то можно?! И так уже ее биографию скоро наизусть выучу…" Но решение было принято, да еще и обещанное угощение оказалось весьма соблазнительным…

Ровно в назначенное время Айрэнэ надавила черную пуговку звонка возле внушительной, обитой черной кожей двери. Изнутри не доносилось ни звука, и девушка хотела было снова позвонить, но дверь распахнулась, и на пороге возникла улыбающаяся до ушей Йолли:

— Ой, мяу! Заходи! — и шепотом, — Родители пока дома, но скоро в гости уходят. Тебя по цивилу как? Ага… — и снова громко, — Ма, ко мне Лена пришла! Чайник поставьте там!

Шаркающие шаги, и в прихожую заглянула мать Йолли — низенькая светловолосая женщина с усталым и добрым лицом:

— Здравствуйте, Леночка. Асенька, дай Лене тапочки… Заходите…

Айрэнэ смутилась и пробормотала некий гибрид между "добрый вечер" и "спасибо, не надо", но ее уже не слушали — женщина ушла обратно на кухню.

— Пойдем в комнату! — Йолли схватила девушку за руку и потащила ее к себе. Обычная квартирка в «хрущобе» — крохотные комнаты, в которых и развернуться-то негде, хрустальные многорожковые люстры ("Ой, пыль с них вытирать задолба-аешься…"), на стенах — традиционные ковры ("И почему все так любят красные? Бррр…")… Но в комнате Йолли на письменном столе красовалось невиданное белое чудо — компьютер, а на тумбочке возле дивана гордо возвышался музыкальный центр ("Ничего себе… А мы, оказывается, не бедные… Японский настоящий, это ж надо ж!").

— Садись, я счас!

Айрэнэ послушно уселась в приземистое кресло (в нем могли запросто поместиться две таких, как она) и стала ждать, осматриваясь. К ковру над диваном были приколоты распечатанные на цветном принтере картинки, среди них странно смотрелся полный алфавит Квэнья (с подписанными русскими буквами), на двери синим фломастером был криво, но явно старательно скопирован рисунок с врат Мории. На забитых книгами полках книжного шкафа взгляд девушки тут же выхватил необычного формата томики. Айрэнэ прищурилась: "Ну надо же… А ведь мы-то не из простых, оказывается… Где ж она Профа в оригинале накопала?!"

Тут вернулась Йолли с чашками и миндальным печеньем, водрузила все это на журнальный столик на колесиках и подкатила его к девушке:

— Вот, угощайся и питайся! — подскочила к магнитофону, хотела было нажать кнопку, но тут же оглянулась, — Кельтятина подойдет? Или что-нибудь другое поискать?

— Да пусть будет…

— Угу…

Сначала Айрэнэ слышала только скрипку и флейту, и не сразу заметила, что в струящийся, мягкий разговор двух инструментов вплелся высокий женский голос.

— Красиво…

Йолли просияла.

Осторожный стук в дверь.

— Да, можно! — крикнула Йолли, и в комнату заглянула ее мать. Где-то позади маячил отец, но видно его было плохо.

— Девочки, мы ушли. Всего доброго, — это к Айрэнэ, и тут же, озабоченно, к Йолли, — доченька, не забудь, там в холодильнике…

— Да помню я! — отмахнулась девочка. — Ну, пока!

Дверь закрылась. Шаги, щелчок замка…

— Ну вот, свалили! — радостно воскликнула Йолли. — А теперь — что у меня есть… — девочка встала на четвереньки и полезла под диван. Вынырнула она оттуда с двумя внушительными «торпедами» пива в руках.

— Контрабанда? — рассмеялась Айрэнэ.

— А то! — гордо заявила девочка, вытирая нос, — фи, пылищщи-то… Ночью, тайком, под курткой, все как положено! — с трудом свинтила крышку. — Держи!

— Ага, если не помру, то и ты будешь?

— Обязательно!

— Понимаешь… Мы там вместе были. И тут он меня нашел, вспомнил… Я так радовалась… А теперь… — Йолли всхлипнула, сердито помотала головой — взметнулись распущенные волосы, упали волной, скрывая лицо. — Как все так получилось…

Они сидели уже больше часа; первую «торпеду» благополучно прикончили и принялись за вторую. Где-то посередине первой Йолли пристроилась на подлокотник кресла Айрэнэ, разговор принял доверительный оборот и речь зашла о глюколовстве — девушка еще не слышала полностью квэнту Йолли и воспользовалась случаем, чтобы направить беседу в эту сторону. Результат получился… неожиданный.

— Понимаешь…

Водопад русых волос с золотистым отблеском — Айрэнэ с трудом поборола в себе желание запустить пальцы в шелковистые пряди:

— А что там у вас вообще такого было? Как вы… пересеклись?

Йолли помедлила, затем встала и подошла к шкафу, ломко опустилась на колени. Открыла нижний ящик и зарылась в него: на свет появились какие-то тетрадки, блокноты, отдельные листки, лоскутки, фотографии… Наконец девочка извлекла красную картонную папку, положила на колени и с минуту вглядывалась в нее. Потом смахнула с обложки пыль, встала:

— Пошли на диван — там места больше.

Айрэнэ подхватила свой бокал с пивом и последовала за девочкой, села рядом. Та положила папку ей на колени, но развязывать тесемки не спешила — сидела, опустив голову, и только пальцы беспокойно постукивали по картону.

— Э-эй, кысь… — тихонько позвала Айрэнэ, и девочка очнулась:

— А… Держи. Читай… — поставила локти на колени и закрыла лицо ладонями.

Айрэнэ аккуратно развязала тесемки, открыла папку: внутри оказались листы, покрытые до боли знакомым почерком. Ухватив верхний лист, девушка поднесла его поближе к глазам. Прочла первую строку.

"…мы уходили в леса. Остатки нашего народа…"

Текст расплылся перед глазами, и в сердце пока несильно, но ощутимо толкнулась игла — не болью еще, но напоминанием о боли. Айрэнэ сердито сморгнула слезы, для верности вытерла глаза рукавом. Вновь уставилась в текст.

"…мы уходили в леса. Остатки нашего народа — горстка едва живых, но измученных непривычно долгими переходами эльфов — пробирались через леса. Мы покинули дом — нашу землю, нашу Долину Тумана. Мы спешили, мы давно уже не отдыхали как следует, и нам не хватало еды. Мы шли, пошатываясь, словно в полусне, едва замечая, сколько пройдено и сколько еще идти. Сколько? Мы не знали. Горстка детей и несколько взрослых. Несколько? Их было только двое. Взрослых? Они едва перестали быть подростками. Мы старались уйти, спутать следы, но леса были пусты — лесные духи попрятались сами и не могли — или не желали — помочь нам. А погоня была попросту слишком искусна. Попросту — слишком искусна. Какие страшные в своей простоте слова… Убийственная простота…

Погоня… Мы знали, что можно загонять дичь. Могли ли мы представить себе, что сами станем дичью? Мы уходили, пытаясь путать следы, пытаясь раствориться в тенях и сумраке…

…И все же нас настигли.

Преследователи — майяр с ничего не выражающими лицами, верхом на ослепительно белых конях. И серые псы. Огромные. Наши защитники встали перед нами, раскинув руки — псы легко отшвырнули их. И перервали им горло. Мы не могли сдержать крик — мы ждали смерти, и я обнял ее — хоть на секунду продлить ей жизнь…

Нас не тронули. Нас окружили и повели. Неожиданно я оказался самым старшим, и мне пришлось успокаивать малышей, утешать их… Хотя нечем было их утешить. А маленькая Элгэни вообще перестала говорить. Ведь погибшая Лайтэнн была ее сестрой. Малышка не говорила и не плакала, только смотрела сухими, огромными глазами — и я не в силах был вынести ее взгляда.