Тамара Сычева - По зову сердца

По зову сердца

ОТ АВТОРА

После Великой Отечественной войны, работая секретарем райкома комсомола, я близко общалась с молодежью. Слушая, наблюдая ее, поняла: для нее может быть интересным пережитое мною. Во мне зрела потребность рассказать о том, что я видела, слышала и испытала. Я стала работать над своими воспоминаниями, стремясь к одному — к правдивости и достоверности.

В своей книге я задумала воссоздать образ нашей воспитанной партией и ленинским комсомолом советской женщины. По зову сердца, откликаясь на призыв Родины, пошла она защищать мир и радость на земле.

Вышедшая в 1951 году первая книга воспоминаний не совсем отвечала этой задаче — в ней, на мой взгляд, было слишком много личного, автобиографического. Она была в основном посвящена событиям Великой Отечественной войны, делам славных артиллеристов. Воспоминания так и назывались «Записки артиллериста».

Минувшие с той поры годы многое изменили в стране. Наша Родина взрослеет. Этот процесс остро ощущается всеми людьми, чувствовала его и я. Глубже осмысливались события. Кроме того, стало известно о важных переменах в жизни героев моих записок. Знакомство с документальным материалом о разведчицах, с которыми я работала, позволило мне подробней рассказать о них.

Все это привело к решению — переработать книгу, полнее рассказать о героях, которые и в годы войны и в годы мирного коммунистического строительства по зову сердца утверждают прекрасную жизнь для всех людей.

Так родилась эта книга.

Славной советской женщине — верной защитнице мира — посвящаю

Книга первая

СЛЕПОЙ ПРЫЖОК

I

— Вот и приехали! — сказал Гриша, резко затормозив блестящую «эмку» у резных ворот бывшего барского сада. В глубине его, в конце тенистой аллеи, белела большая, нарядная дача. Над воротами протянулось алое полотнище с надписью:

«Пионерский лагер миста Львова».

— Гражданочка, платите за проезд! — не снимая рук с руля, Гриша лукаво взглянул на меня.

А мне не хотелось прощаться с мужем, — ведь мы расставались на целую неделю.

— А ну, догони! — крикнула я и, выскочив из машины, кинулась в сад.

— Ах, ты так! — Гриша бросился вслед за мной.

Догнал меня, схватил за плечи, повернул к себе… Потом, взявшись за руки, мы кружились по аллее и хохотали; мы были молоды, и нам было очень весело.

— Фу, устала! Присядем, — сказала я, опускаясь на садовую скамейку.

— Однако бегаешь ты быстро! — Гриша снял военную фуражку и вытер платком вспотевший лоб.

— Не зря же я участвовала в соревнованиях! Это ты только всегда надо мной смеешься. И когда на курсы снайперов пошла, тоже смеялся. Разве тебе не приятно, что у тебя жена — снайпер? Ну скажи, приятно? — допытывалась я.

— Что ж тут хорошего? — Гриша нахмурился. — Винтовка — не женское дело. Женщина должна быть женщиной.

Мы не первый раз спорили с мужем на эту тему, и сейчас, видимо заметив на моем лице знакомое ему упрямое выражение и не желая ссориться, он решил обратить разговор в шутку.

— Эх ты, вояка, — засмеялся он, обнимая меня. — В кого стрелять-то собираешься? Уж не думаешь ли в случае войны идти на фронт?

— А почему бы нет? — с вызовом взглянула я на мужа. — Помнишь фильм «Фронтовые подруги»? Как этим девушкам снайперская сноровка пригодилась.

В предчувствии близкой войны я не раз уже думала о том, что мое место в трудное для Родины время — в рядах бойцов, только на переднем крае. Недаром я была комсомолкой. Недаром героиней моей юности стала Долорес Ибаррури, замечательная женщина-революционерка. Пассионария — пламенная, как звал ее родной народ. Я даже дочери своей дала имя Долорес — в честь испанской коммунистки.

— Ну и фантазерка же ты, Тамара! — снисходительно улыбнулся Гриша, снимая колючки репейника с диагоналевых галифе, муж был большой аккуратист. — Конечно, сосед у нас ненадежный. Фашисты могут начать войну в любой момент. Но в случае чего — собирай вещи и шагом марш домой. На войне тебе делать нечего. И давай больше об этом не говорить, — это прозвучало категорически.

Я помолчала, видя, что спорить бесполезно. Не могла же я знать, что уже через несколько дней мне придется вернуться к этому вопросу.

Да, мы говорили о войне, но не подозревали о том, как она к нам близка.

Три месяца назад, после длительной разлуки, я приехала из Крыма к мужу во Львов. Мой муж, Григорий Васильевич Жернев, служил в армии, был лейтенантом, командиром взвода. В Крыму остались старики родители и маленькая дочка Долорес, Лорочка, как мы ее звали.

Во Львове мне не сиделось без дела, и я стала работать в горкоме комсомола инструктором по пионерской работе.

В городе у нас была квартира, но последнее время мы там встречались лишь по выходным дням: Гриша всю неделю проводил в военных лагерях.

Вот и сегодня муж взял напрокат легковую машину, чтобы отвезти меня в командировку в пионерский лагерь, а теперь ему надо было возвращаться в часть.

— Хорошо здесь, — прервал молчание Гриша, оглядываясь вокруг. — А воздух какой!

Да, утро выдалось чудесное. Прохладные аллеи парка были влажны от росы. Солнце только поднималось из-за леса, и в саду было тихо, лагерь еще спал. Одни птички весело щебетали в листве, да над цветочной клумбой басовито гудели пчелы.

— Ничего, — сказал Гриша, — скоро отпуск. Поедем в Крым, к морю!.. Будем купаться. Лорочку научу плавать. Она ведь уже большая — скоро шесть месяцев!

Я засмеялась. И вдруг…

— Ой-ой!.. Гриша! — схватила я его за руку. У самого моего носа кружилась и жужжала пчела.

— Гриша, Гриша!.. Ну что же ты?

Но муж только хохотал, глядя, как я отбиваюсь от назойливого насекомого.

— Эх ты, — с торжеством произнес он, — а еще снайпер. — И, взглянув на часы, заторопился: — Ну, мне пора!

Провожая мужа к воротам, я сказала:

— Приезжай в следующее воскресенье, у нас будет открытие лагеря.

— Хорошо, приеду.

Проводив глазами удалявшуюся машину, я вернулась в лагерь. На центральной аллее догнала женщину с двумя детьми. В руках у нее был старенький чемодан.

— В лагерь детей привезли? — спросила я.

— Да, — сказала она и принялась разворачивать белый платочек, в котором аккуратно были завернуты путевки.

Пока я просматривала их, женщина рассказывала:

— У меня их пятеро, диточек. Мужа убили хвашисты, когда были здесь, а я осталась з ними. Спасибо, наши прийшлы та вот помогают мени. На той мисяць обещали еще две путевки дать. И уси диты учатся бесплатно, а я роблю на хвабрике…

— Пойдемте, — сказала я и повела их на веранду к пионервожатой.

В это время в помещении звонко проиграл подъем горнист, и из спальных комнат навстречу нам высыпала толпа загорелых ребятишек. Весело толкая друг друга, они сбегали по широкой мраморной лестнице и начинали строиться на зарядку.

В лагере все проснулось, все ожило. Из стоявшей на веранде радиолы раздались знакомые звуки спортивного марша, его перекрывал зычный голос подававшего команду физрука.

Прощаясь с мальчишками, женщина прослезилась:

— Вот до якого счастья наши диты дожилы! А при панской Польше тильки пански диты мали таку жизнь…

И, вытирая слезы, она еще долго смотрела, покачивая головой и улыбаясь.

После завтрака ко мне подошел начальник лагеря.

— Тамара Александровна, пойдемте на просмотр. Проверим, как ребята подготовились к костру…

Заиграл баян, и на специально приготовленную для выступлений деревянную площадку выбежали дети.

— Начнем! — хлопнув в ладоши, скомандовала пионервожатая.

Группа девочек в белых коротеньких пачках с желтыми веночками на голове поплыла по кругу. Они расходились в разные стороны, в такт музыке плавно взмахивали руками, потом встали в кружок и наклонили головы в желтых венках, получилась белая ромашка с желтой серединкой, вокруг нее стала порхать «стрекоза» в зеленовато-бирюзовой пачке с играющими на солнце прозрачными крылышками.

Какими радостными, счастливыми были ясные детские глаза! Дети сами шили себе костюмы с помощью вожатых. Только и разговоров было о выступлении у костра.

Хлопот хватило и на всю следующую неделю. Но вот и суббота. В этот день все особенно суетились. Одни в рабочей комнате заканчивали шить костюмы, другие готовили дрова для костра, третьи писали афишу и пригласительные билеты, — на праздник должны были приехать родители.