Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера. Страница 10

— Разряжай!

По этой команде быстро и исправно заработали и расчет и пулемет.

— Заряжай! — снова скомандовал я. Когда пулемет был заряжен, сказал: — А теперь, Блоха, дайте по белому свету две короткие очереди.

Блоха не без злости нажал на спуск. «Тра-та-та, тра-та-та», — заговорил пулемет.

— Еще, товарищ комбат? — не оборачиваясь, спросил Блоха.

— Дайте одну длинную очередь.

Блоха, нажав на спуск, крепко держал рукоятку. Пулемет и наводчик задрожали, как в лихорадке.

— Стой!

Захлебнувшись, пулемет замолк.

Первые стрекотания нашего пулемета с новой боевой позиции возвестили, что «мы здесь», «мы не ушли», «мы будем драться». Пусть об этом знают немцы, пусть об этом знают и наши.

Так началось для нашего батальона боевое утро 27 октября 1941 года.

Приказав Белякову подготовить еще четыре позиции для станковых пулеметов, я собрался было уходить. Он спросил:

— Что нам делать, товарищ комбат, если начнется бой?

— Бой не скоро начнется.

— Почему вы так думаете?

— И наши и немцы пока ни в чем не разобрались. Часика три-четыре можно поработать. Сейчас я пришлю сюда Краева.

— Значит, товарищ комбат, нам работать?

— Вам лично, лейтенант Беляков, не работать, а немедленно же лечь и спать до начала настоящего боя. Выставьте боевое охранение и отдохните.

— Я не могу.

— Что значит «не могу», если приказано?

— А вы сами, товарищ комбат, — вырвалось у юноши.

— Я всю ночь спал... Проспал ваши пулеметы... Проспал Попова... Проспал весь ночной бой нашего батальона, поэтому-то у нас нескладно получается, товарищ Беляков.

Далее я ему рассказал то, что уже известно читателю. Беляков проводил меня до самого оврага.

Я скользил по крутому берегу этой маленькой речушки. Однажды чуть не угодил в ее грязную воду. Я горный казах: с самого детства научен взбираться и спускаться по горам в тысячи раз круче и опаснее, чем подъем и спуск Тимковской «горы». Но у наших гор почва другая — там не земля, а россыпь гранита. А здесь под ногами все ползет. Какая досадная ошибка природы и судьбы затеять на этой самой грязи войну! Я вспомнил поговорку наших дедов: «Жау жагадан алганда ит етектен» — когда враг хватает тебя за шиворот, а собаки тянут за подол, — как же воину выйти из затруднительного положения?

Штаб наш находился в помещении племхоза. У входа стояло несколько бойцов. Увидев меня, они вытянулись.

Я приветствовал их и прошел в помещение.

В передней комнате на плащ-палатке лежали части разобранного пулемета. Сборкой вычищенных и смазанных частей перед окном занимался Бозжанов, а рядом стоял Семен Краев. Они были в одних гимнастерках и без шапок. На их руках грязно-желтым цветом лоснилось ружейное масло. На полу валялась грязная вата, пакля, тряпки.

— Плохо обучали людей, теперь сами кряхтите. При этих словах они заметили меня и оба выпрямились, держа в руках части пулемета.

— Товарищ комбат, всю ночь... — мигая глазами, прервал меня Краев.

— Кто ротой будет командовать? Лейтенант Краев или ефрейтор Блоха?

Услышав мой голос, из другой комнаты вышел Рахимов и сказал:

— Товарищ комбат, надо срочно доложить обстановку.

Перед Рахимовым лежали отработанная карта и схема.

— Как видите, товарищ комбат, наш правый сосед-левофланговый батальон полка Шехтмана. Разрыв между нами — около двух километров. Наш сосед слева — батальон Н-ского полка, разрыв между нами — полтора километра. Мы на широком фронте. Как же мы обеспечим свои фланги, товарищ комбат? — закончил свой доклад Рахимов.

— Огнем пулеметов, орудий и маневром роты Филимонова.

— Значит, первую роту мы по обстановке бросим на какой-нибудь из флангов?

— Бросим только на левый фланг, правый пусть обеспечивают люди Шехтмана. Впрочем, так нельзя принимать решение. Пойдем на рекогносцировку.

Повторяю, Тимковская гора господствовала над окружающей местностью, и город был хорошо виден. Мы стояли у стога сена, где ночью я спал три часа вместе с бойцами Джиенышбаева. Вдруг со стороны Рюховского и Спас-Рюховского на горизонте показались самолеты. Сначала шли бомбардировщики, эскадрилья за эскадрильей, над ними высоко в воздухе шныряли истребители.

Они шли явно на Волоколамск, по улицам которого мы вчера утром и сегодня ночью проходили походным маршем.

...В облаках, навстречу самолетам, вспыхнули взрывы снарядов наших зениток. Немцы развернулись, пошли звеньями в пике и начали бомбить окраину города, станцию. Черными фонтанами подымались взрывы тяжелых авиационных бомб над домами... Вслед за бомбардировщиками, почти на бреющем полете, пронеслись штурмовики, обстреливая из пулеметов и разбрасывая мелкие бомбы. Затем, как бы подхватывая замирающий гул самолетов и уханье бомб, задребезжал воздух, послышался далекий протяжный, раскатистый гром... Началась артиллерийская канонада. На город посыпались снаряды. Дым окутал дома, деревья, безжалостно полыхал огонь.

— Значит, товарищ комбат, он наносит главный удар по нашему левому соседу и по Капрову, — прервал молчание Рахимов.

— Танки! — крикнул Бозжанов. — Вот собаки, нашим опомниться не дадут! А!

Действительно, шли танки, за ними — мотопехота. А артиллерия все долбила и долбила сосредоточенным огнем.

Вскоре немцы ворвались в город...

Наша рекогносцировочная группа была на большом расстоянии от места жарких боев и не знала, что делать: содержание боя определяется замыслом старшего командира, а поведение подчиненных — задачей, поставленной перед ними.

И замысел старшего командира мне неизвестен, и задача толком перед нами еще не поставлена. Связи до сих пор нет.

— Теперь завязали уличные бои. Это продлится, быть может, до самого вечера, — сказал Рахимов.

...Спустя час на полк Шехтмана и на наш батальон пошли в наступление небольшие части противника.

— Теперь на нас пошли, товарищ комбат.

— Он же должен этими отрядами прикрывать левый фланг своей главной группировки, — ответил за меня Рахимов.

— Идите по своим местам, — приказал я. — Приготовиться к бою. Слава богу, хоть мы отвлечем на себя часть сил противника.

Когда враг уже занял Волоколамск и его отдельные подразделения по обеспечению фланга начали обходить нас, Филимонов со всеми нашими пушками и станковыми пулеметами занял позицию, загибая наш левый фланг. Немцы, увидев этот маневр, приостановились. Обе стороны пока молчали.

Я приказал Брудному и Краеву начать отход повзводно, короткими перебежками, к роще, что позади нас километрах в полутора.

Неожиданно пришли командир полка Шехтман и комиссар полка Корсаков. Как старшему командиру, я доложил майору Шехтману обстановку и свое решение: сначала под прикрытием роты Филимонова вывести из боя Брудного и Краева, потом под прикрытием их огня, с новой позиции, с мыса, что впереди рощи, вывести из боя Филимонова.

Шехман осмотрелся и сказал:

— Да, пожалуй, вы правы.

— Сумеете ли вы так сделать? — спросил Корсаков.

— Ну что спрашиваешь? — обратился Шехтман к комиссару. — Он уже принял решение.

— Надо же нам, как соседям, разобраться в обстановке, — запротестовал комиссар.

— Все ясно. Пойдем отсюда. Наши же ждут.

Когда они отошли, начался артиллерийско-минометный обстрел. Огонь был жиденьким — видимо, стреляло не более двух-трех батарей. Я послал Рахимова к Брудному и Краеву с приказанием немедленно начать отход.

Немец обстреливал. Я с группой людей стоял у каменного сарая, а со склона Тимковской горы спускалась рота, расчленившись повзводно и по отделениям. Перейдя ручей, бойцы попали в зону огня противника и залегли.

Побежали посыльные с приказанием не ложиться, броском перейти шоссе и занимать новые позиции. Заминка минуты две-три. Вдруг все поднялись как бы в атаку, ускоренными шагами пошли, обтекая с обеих сторон каменный сарай. Какое-то отделение, около которого вздыбились два разрыва мин, бросилось было бежать.

— Эй! Не бежать! — крикнул я. — Не бежать и не ложиться!

— Почему бы... — услышал я рядом голос Бозжанова.

— Чтобы люди Филимонова и немцы не подумали, будто наши бегут, — ответил Рахимов.

— Хаби, вы идите с ними и там организуйте оборону. И отойду вместе с Филимоновым.

Рахимов догнал Краева, и они под обстрелом пошли вместе.

— Разрешите мне остаться с вами, товарищ комбат? — обратился Бозжанов.

— Оставайтесь.

Немцы пошли в наступление. Филимонов открыл по ним огонь из всех видов оружия. Начался настоящий бой.

— Немцы залегли! — радостно крикнул Бозжанов.

— Идите к Филимонову и передайте ему: держать так до тех пор, пока наши не откроют огонь.

Бозжанов побежал, раза два споткнулся, упал, поднялся... С немецкой стороны на нашу отступающую группу посыпался рой трассирующих пуль. Наша пушка зачастила выстрелами — беглым огнем. Немецкий пулемет замолчал.