Владимир Ераносян - Колорады Страница 11

Ее ведь не случайно, а следуя чудовищному замыслу изощренного надзирателя, коварные русские воздвигли прямо в варшавском Центруме. Безвозмездно и на века обозначили они свое нестираемое временем инородное присутствие. Часы на русской башне отсчитывали польское время, словно имели над ним власть.

Греко-католик Микола Зленко проживал уже второй солнечный, несмотря на октябрь, день напротив этого высотного монстра. В современном отеле-небоскребе. Он плохо спал. Вставал ночью, смотрел с 36-го этажа на шпиль раздражающей его высотки и на разноцветную прожекторную подсветку здания. Он силился представить, как на «подарок русских», на этого троянского коня с Востока, летят многотонные бомбы. Но почему-то абстрактное мышление не справлялось с задачей, и высотка каждый раз норовила устоять. А он отправлялся на широкую кровать разочарованный и сокрушенный.

Отгоняя мистическое, архидиакон засыпал ненадолго, рано вставал, заваривал себе крепкий кофе и выходил на улицу, пока осеннее светило ласкало ухоженный город. Он долго бродил по брусчатке в Старом Месте, разгребая опавшие листья. Мимо дворцов и костелов, велосипедных стоянок, шарманщиков и попрошаек. Мимо фонтанов у набережной Вислы, бюстов польских королей и героев. Виляя по узким улочкам, он натыкался на политические граффити на обшарпанных стенах про восстание армии Крайовой, которое жестоко подавили немцы, но винили поляки в этом русских. Справедливо винили, ведь русские только и ждали польского позора и капитуляции, чтобы насадить власть полностью подконтрольных Москве вассалов…

Когда он доходил до площади Варшавской Русалки с круглым щитом и занесенным мечом, то подавлял еще одну ненавистную мысль — в сравнении с монументальным величием русского ампира миниатюрная русалка казалась беззащитной.

Встреча преподобного Миколы с викарием епископа была запланирована на третий день пребывания украинского посланца в Варшаве. Греко-католикам, снарядившимся в крестовый поход на Восток, обещали деньги. Немного. Поляки много не дадут. Но с миру по нитке! Нельзя чураться любой помощи на святое дело. Иногда даже можно согрешить. Окропить сделку ложью. Пообещать сделать за эти деньги одно, а пустить их на совершенно другое.

Эта мысль тешила отца Миколу, когда он рассматривал постамент Юзефу Пилсудскому, первому главе Польше, который просил деньги на борьбу с русским царем у всех, даже у японской разведки, а когда денег на формирование повстанческой армии не хватало, он грабил банки… Вот верный пример патриота!

И Симон Петлюра был таким. Потому и сотрудничал с Пилсудским. Проклятые евреи убили героя. Они за это ответят. Их обязательно стоит покарать. Но только тогда, когда необходимость в этом исчадии ада отпадет. Ровно в тот момент, когда они мимикрируют и перестанут давать деньги. Заменившие веру выгодой, они пострадают от собственной никчемности, когда выгоднее будет их изгнать, чем сдерживать разъяренную массу, всегда жаждущую их крови.

Его воспитанник Дмитро самостоятельный и весьма авторитетный малый. Но все же он прислушивается к отеческим наставлениям преподобного Миколы. А советы он давал всегда дельные: не стоит доверяться жидам, они продадут. Надо обогащаться, пока продолжается смута. Надо успеть накопить, чтобы ни от кого не зависеть. Как поляков продали англичане перед нападением Гитлера и вторжением Сталина, так же евреи кинут украинцев. Шведы обманули Ивана Мазепу. Немцы обвели вокруг пальца Степана Бандеру. Американцы так же обманут Дмитро. Они хотят подотчетную марионетку, а не вождя.

«Они спровоцировали бунт. Спасибо им за это! — разговаривал сам с собой Зленко. — Помогли сплотить нацию. Добре!» Но теперь они откупаются подачками. И держат нас за быдло. За холопов! Поживем — увидим, кто кого разведет… Украине нужно сильное государство. Не раздираемое противоречиями. Этническими, религиозными… С одной верой и одним народом. Католическим народом Украины. Это смогли сделать поляки. Это сделают и украинцы. Их право называться нацией выкристаллизуется в жестокой войне против русских и православия. Война затянется надолго, на нее надо копить средства. Деньги на благое праведное дело — истребление и изгнание русских «ватников» и их московских попов с украинской земли. И неважно, что восток Украины считает западную церковь чужой. В горниле войны исчезает удивление, меркнет вера, время утрачивает интервалы… Освободившиеся ниши заполнят новые идеи.

Люди легко доверяются новым героям и сносят старых идолов. Они быстро привыкают разрушать, лишь разминаясь на низвержении кумиров. Размявшись, они готовы рушить храмы. Секуляризация и смерть сделала из них вандалов. Но факел яркого света их остановит. И это пламя будут нести в его руках — его и Дмитро.

Этот факел укажет новый путь, который, поправ столетия безбожия, соединенного с нарочитой помпезностью и витиеватостью ортодоксов новой Византии, выведет к истинной вере. Только новый жесткий порядок спасет мир. Только истинная вера выбросит тонущего на берег! Она, как река, проложит новое русло. А кто не идет по течению, тот тонет в бурлящих потоках хаоса. Тот есть бесполезный шлак, недостойный жизни. Все, кто не подчинится новой вере, новому порядку, будут безжалостно истреблены, как истреблен был языческий Ханаан перед приходом Израиля на обетование. Будет ассимилирован русский, будет уничтожен этот гордый дух принадлежности к русскому миру. Это поход. И это поход на Москву, в логово зверя! И Москва падет. И восторжествует новый католический украинский мир…

Преподобный отец Микола Зленко искренне считал, что именно поляки должны по достоинству оценить его скромный вклад в возрождение и распространение римского обряда. Он полагал, что именно они окажут содействие в переводе его из католического военного ординариата «святого воинства», которым называл он военизированные отряды украинских националистов, в рукоположенные экзархи какой-нибудь новой украинской митрополии.

Огнем и мечом он выжжет дух Москвы из конфискованных приходов и монастырей и провозгласит истинное слово. И тогда не за горами его хиротония в соборе Святого Юра во Львове. А быть может, чем черт не шутит, он наденет на голову вместо неуклюжей биретты епископский галеро. И произойдет это не где-нибудь, а прямо в сердце Киевско-Галицкого экзархата, в стольном граде Киеве… Или прямо здесь, в красавице Варшаве! В костеле Святой Анны, где в отрочестве он часто молился на коленях, стоя за этими потертыми кафедрами.

Наступит благой день, и он падет ниц перед алтарем, распластается в виде распятия в знак своего смирения, и три его поручителя, епископа утрехтской унии, как установлено традицией, совершат над ним молитву. Облаченные в красные ермолки-пелиолусы мужи с нагрудными крестами призовут Святой Дух осенить его для высокого предназначения. Ведь не зря же он учился теологии и служению в Варшаве и знал в совершенстве этот корявый, не певучий, не родной язык.

Недаром он положил свою жизнь ради вечного Рима и непрестанно верной его служанки Варшавы. Он понял главное — источник света далеко, а греют лучи. Они зажигают огонь. Даже если источник иссяк, огонь остается. Польша ныне даже ревностнее Рима, упадок которого очевиден. Польша — новый источник света. Именно от этой лампады огонь загорается на Востоке. И он проводник этой божественной искры, мессия обновленного знания, воинственный пророк новой жизни, которая марширует с сокрушительным кличем «Слава нации! Смерть ворогам!»

Прием в Варшаве был на уровне. Не радовало одно — почему Его Преосвященство, польский епископ Анджей Маховецкий, сослался на неотложные дела и не удостоил преподобного личной аудиенции? Почему не пришел ни разу поблагодарить подвизавшегося в неравной схватке с Москвой за рвение, за плодотворное наставничество над суровыми мужами, от которых зависел разгром векового грозного врага… Нет, отец Микола не искал благодарности. Но в поляках он видел единомышленников, товарищей по несчастью, а не надменных кураторов. И потому не обижался на мизерность выделяемых средств.

На встречу прибыл гладко выбритый викарий епископа в широкополой капелло, с саквояжем средних размеров. Как и договаривались, отец Микола получил наличные. Граница была открытой, да никто и не рискнет обыскивать на пропускных пунктах духовника Дмитра Ярого.

Они сели в бричку. И черногривый конь зацокал копытами, придавая ритм их разговору.

— Его Преосвященство извиняется, что так и не смог удостоить вас объятий.

— Ничего, Ваше Высокопреподобие, я не в обиде. Понимаю, что вам не до Украины.

— Ну что вы, отче. Мы делаем общее дело, и ваши усилия неоценимы.

— Тогда почему они оценены всего в миллион евро?

— Уверен, это шутка. В целый миллион, — поправил викарий. — Эти деньги с пожертвований. И поверьте, собрать такую сумму епископу стоило большого труда. И он надеется на отдачу, чтобы продолжить вам помогать в больших объемах. Я уполномочен изложить его личную просьбу.