Давид Алексеев - Начдив Иван Грязнов Страница 12

…Вы пишете, дорогая мама, что нас называют орлами. Да, мы действительно орлы. Ведь за два месяца и десять дней мы совершили небывалый и неведомый еще никому поход в три тысячи верст. Ни тайга, ни сорокаградусные морозы, ни голод, ни тиф не останавливали нас. Начав от Омска разгром Колчака, мы стремительно продолжали его.

За Томском фронт сузился до небывалых размеров. Я с бригадой был выброшен в авангард Восточного фронта. Колчак ускользал и выводил свои армии, но страшным, невероятным напряжением мы настигли их под Ачинском. И здесь-то началось!

Мы отдельными полками разрывали фронт противника и выходили в тыл целым армиям. Батальонами громили дивизии и корпуса. Захватывая колчаковские штабы, я отдавал под видом их генералов приказы и намеренно подводил части врага под смертоносные удары. В ответ на это их командиры рапортовали по телеграфу: «Слушаемся, ваше высокопревосходительство…»

9. Начальник Иркутского гарнизона

Одновременно с частями 1-й бригады на станцию Зима прибыл полевой штаб начдива. Альберт Янович давно недомогал. Беспрестанные поездки на перекладных, ночлеги на снегу разбередили старую рану. Но на ногах удержался до последнего боевого дня и только с подписанием перемирия сдался врачам. Начальник штаба С. Н. Богомягков также оставил дивизию. Он получил задание нелегально пробраться в Иркутск, чтобы оказать помощь ревкому в военном руководстве и подготовить все для скорого размещения в городе частей дивизии.

Свои обязанности начдив перепоручил комбригу 1-й, а руководство штабом — другому надежному помощнику, двадцатидвухлетнему Михаилу Голубых, немало послужившему рядом с Блюхером, Павлищевым и Сергеевым.

15 февраля 1920 года Грязнов, Голубых и военком Сергей Кожевников подписали очередной оперативный приказ войскам 30-й стрелковой дивизии. В нем указали, что, «по сообщению командования чеховойск, последние покинут первую договорную деповскую станцию не ранее 20 февраля», и, назначив полкам 2 и 3-й бригады новые пункты дислокации, обязали их командиров «по сосредоточении в указанных районах ежедневно производить строевые занятия».

Последняя формулировка приказа никого уже не удивила. Времена стали иными. Войска 30-й готовились к большому и радостному событию — к торжественному вступлению в столицу Восточной Сибири.

Когда Лапин вернулся в дивизию, полки двинулись на Иркутск.

…Воскресенье 7 марта 1920 года выдалось морозным Но полуденное сибирское солнце светило весело и щедро. Иркутск был в праздничном убранстве. Стены домов и балконы украсились портретами вождей революции. Всюду лозунги, увитые гирляндами хвои: «Привет освободителям!», «Да здравствует Советская власть!», «К социализму!»

Полк за полком проходил через Триумфальную арку, за которой высилась огромная фигура рабочего. В одной руке — молот, другая взметнула древко знамени с приветственной надписью: «Слава 30-й стрелковой дивизии». И арка, и фигура рабочего были сделаны изо льда, который искрился и пламенел на солнце.

Когда первые ряды красноармейцев вступили на центральную площадь, грянули залпы артиллерийского салюта. И полился могучий напев «Интернационала». Гимн пролетариев земли ширился, переливался волнами над чеканными рядами тридцатников.

Иван Грязнов гарцевал на буланом коне следом за бригадным знаменщиком Семеном Тукановым. Перед глазами колыхалось алое полотнище, на котором светились слова: «Мир хижинам — война дворцам!»

Перед трибуной бойцы остановились. Сверкнула вороненая сталь штыков.

Начался митинг. Его открыл председатель Иркутского военно-революционного комитета А. А. Ширямов:

— Товарищи! Сегодня мы чествуем лучших сынов Красной Армии — бойцов Тридцатой дивизии. Бойцов, вышедших из уральских заводов, из поволжских и сибирских сел. Сегодня мы возглашаем пролетарскую славу героям Тридцатой. Вами пройден великий путь. Впереди осталось мало. Победа за нами. Привет Тридцатой!..

Когда по площади, печатая шаг, проходили полки, на трибуне решались неотложные дела. Альберт Янович Лапин представил членам Иркутского ревкома Грязнова:

— Знакомьтесь. Самый боевой комбриг. Обо мне решение состоится в самые ближайшие дни, Тухачевский вызывает к себе, поеду на запад. Дивизию примет он. Его и считайте начальником гарнизона[7].

Вступление 30-й стрелковой дивизии в Иркутск. Март, 1920 года.

Прямо с парада новый начальник Иркутского гарнизона поскакал на станцию Иркутск-I. В одном из ее тупиков за колючей проволокой стояли вагоны с золотым запасом Республики. Грязнов прошел эшелон из конца в конец и убедился в целостности всех пломб. Заменил рабочую охрану командой пулеметчиков 264-го Верхнеуральского полка.

Глядя на этот состав, Грязнов физически ощутил огромную ответственность за груз, который они отбили у колчаковцев и белочехов… Золото России. Казалось, вот-вот перешагнет оно крайний рубеж и уплывет безвозвратно за океан. Не вышло. Бойцы революции вернули его хозяину — республике рабочих и крестьян. Грязнову рассказали подробности необыкновеннейшей истории. Началась она еще в 1915 году, когда германские войска ворвались на прибалтийские земли бывшей империи. Перепуганное царское правительство поспешило вывезти из Петрограда ценности столичного банка. Местом их нового хранения была избрана Казань.

В дни Октября рабочие и крестьяне России поставили своих часовых у дверей казанских хранилищ. 27 декабря 1917 года В. И. Ленин подписал декрет о национализации банков, и все их ценности стали общенародным достоянием. Место золотого запаса Совет Народных Комиссаров решил не менять. В тех условиях Казань находилась вне опасности.

Но пришло трагическое лето 1918 года. Сеть контрреволюционных заговоров охватила и города Поволжья. Советское правительство распорядилось вывезти золотой запас из Казани. Но эвакуировать удалось только 20 ящиков с золотой монетой.

Казань пала. Золотом завладел белогвардейский Комуч (Комитет членов Учредительного собрания) и срочно переправил его в Самару. Там оно долго не залежалось. Перекочевало в Уфу, а затем и в Омск, где на него и наложил свои руки «верховный правитель России». Когда фронт подошел к Омску, Колчак покинул былую «столицу» и увел «золотой эшелон». До станции Тайга он бронепоездами расчищал себе дорогу, забитую составами недавних «союзных друзей». Белочешское командование, спасая себя, под угрозой применения оружия запретило колчаковцам пользоваться железнодорожным транспортом. 4 января Колчак был взят под охрану чехами, а на другой день их караулы заняли посты на тормозных площадках поезда с российскими государственными ценностями.

12 января 1920 года ревком города Черемхово вынудил белочехов допустить к вагонам с Колчаком и золотым запасом свою рабочую охрану. Эшелоны отправили в революционный Иркутск, где «верховный правитель» был водворен в одиночную камеру старой губернской тюрьмы. Вместе с ним был посажен и «премьер-министр» Пепеляев.

Тогда же пришел конец и странствиям поезда с золотым запасом.

В начале февраля каппелевцы, остатки армии Колчака пробились к Иркутску и предъявили ревкому наглый ультиматум: выдать «верховного правителя» и внести 200 миллионов рублей выкупа.

На улицах города выросли баррикады. Вся первая линия домов по берегу Ангары ощетинилась штыками. Белогвардейцы не унимались. Захватив станцию Инокентьевская, они готовились к штурму Иркутска. Колчак и золото были для них главной притягательной силой. Понимая это, Иркутский ревком пошел на крайние меры. 6 февраля 1920 года он вынес контрреволюционным главарям смертный приговор. В нем говорилось:

«Бывшего» верховного правителя адмирала Колчака и бывшего председателя совета министров Пепеляева — расстрелять. Лучше казнить двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв…»

В свой первый иркутский день И. К. Грязнов побывал и там, где был свершен суровый акт народного возмездия. Он остановился перед высокой горой, у подножия которой Колчак и Пепеляев сделали свои последние шаги.

— А где захоронены трупы? — спросил Грязнов сопровождавшего товарища.

— Землю ими не испортили, — ответил тот. — Отправили под лед, в Ангару… Помогло. Каппелевцы на город не пошли. Переправились в стороне через Байкал и подались к японцам. Говорят, и мертвого Каппеля за собой потянули. Хорош подарочек!

…Был уже поздний вечер, когда Иван Кенсоринович, заехав в штаб за Сергеем Кожевниковым и братом Александром[8], направился к дому, выбранному для них квартирьерами.

Вместе с хозяином гостей вышла встречать и его дочь — гимназистка. Стоя в сторонке, она с любопытством следила за ними, разными и непохожими. Высокий и шумливый Кожевников показался ей главным. Сдержанно-строгий и не столь приметный Грязнов немедля был зачислен в помощники. И надо же — он раньше других стал здороваться с отцом, а после и к ней шагнул первым: