Игорь Никулин - Добро Пожаловать В Ад Страница 13

— Слушай, ты! Ты будешь делать то, что я говорю, и так, как я говорю! Усвоил?!

Закусив губу, старшина вырвался из объятий и оттолкнул взводного.

— Да пошел ты!..

Он никогда не слыл драчуном, лейтенант Черемушкин, но любому терпению, каким бы прочным оно ни было, порой приходит конец. Пороховой заряд рванул в черепной коробке, затуманив сознание. Когда густой дым, застивший глаза, развеялся, он обнаружил себя на полу, давившим коленом горло старшины. Тот беспомощно барахтался, силясь освободиться от удушья.

— Ты угомонился?! — свистящим голосом спросил Черемушкин.

— В-все… все… — прохрипел Максимов, сдаваясь.

Черемушкин слез с него, поправил выбившуюся из брюк камуфляжную куртку. Смахнув с себя пыль, старшина тихо, но отчетливо процедил:

— Твоя взяла, лейтенант. Только учти: там, куда мы едем, иногда стреляют. Как бы не списали на боевые потери…

— Вали! — Черемушкин толкнул его к двери. — Поживем, увидим.

Утром 20 декабря поезд, сбавляя скорость, втянулся в предместья незнакомого города. Замелькали в отдалении жилые микрорайоны, которые тут же сменила унылая картина, присущая любому крупному железнодорожному узлу. Потянулись километры товарных вагонов, угольные насыпи и краны на платформах, сброшенные под откос и отслужившие свое шпалы и ржавеющие парные колеса…

Впереди завиднелось строение, напоминающее вокзал.

— Вокзал! — прилипнув к окну, сказал Коновалов. — Точно…

— А где мы?

— Да кто его знает…

— Вокзал, — выйдя в тамбур, где толпились в синеватом дыму курильщики, сообщил Юра.

— А то мы не видим? — буркнул Максимов, пытаясь рассмотреть сквозь разводы на стекле название станции.

Там, далеко справа, еле просматривался угол высотного строения и перрон с мельтешащими фигурками.

— Самара! — прочитав, наконец, надпись на фронтоне, авторитетно заявил Максимов. — Стал быть, недолго осталось…

Заскрежетав колесами, состав остановился.

…Вагон потряс несильный удар. Подкравшийся сзади толкач, зацепил его и потянул на запасные пути.

Прозябание в тупике не входило в планы капитана Меньшова, который в душе считал, что в связи с известными событиями на Кавказе их обязаны мчать туда с курьерской скоростью, и никак уж не бросить на станции в отстойник.

— Странно, — пробормотал он, выглядывая в окно. И спросил лейтенантов, словно они были информированы лучше его:

— С чего бы это?

Щуплый Баранов всем своим видом показывал, что удивлен не меньше. Черемушкин, на ком задержал раздосадованный взгляд ротный, покраснел, словно в незапланированном простое крылась его вина.

— Черт знает что!

Меньшов надел бушлат и шапку и полез в проход.

— Пойду, узнаю, в чем дело.

Взяв у проводниц ключ, он отомкнул дверь и спрыгнул на насыпь.

«Ох, и дыра…» — озираясь, подумал он.

Слева от него вплотную примыкали к путям приземистые кирпичные ангары. Возле платформы, загруженной щебнем, возились рабочие в оранжевых жилетах поверх телогреек, стучали кувалдой по стальному колесу. Звонкое эхо, сопровождавшее удары, разлеталось по занесенным снегом крышам…

От вокзала к вагону шли двое, железнодорожник и военный.

Капитан в длиннополой шинели и куцей шапке, козырнув, уточнил:

— Вы старший подразделения?

— Я, — ответил Меньшов, оглядывая визитеров. — Вы кто будете?

— Комендант вокзала, — капитан протянул удостоверение личности.

Бегло просмотрев документ, Меньшов кивнул.

— Все верно… Надолго мы здесь?

— Часов на восемь, — ответил железнодорожник и простужено закашлялся. — Сейчас… кхе-кхе… идет переформировка. Дальше пойдете с другим составом. Имейте в виду, ориентировочно в 18 часов по Москве трогаемся.

Меньшов задрал рукав и сверился с часами.

— Вы солдат не выпускайте, — посоветовал комендант. — Потом не досчитаетесь. И часовых выставить не забудьте.

С их уходом озадаченный Меньшов влез по ступеням в вагон.

— Таварищ капитан, разрешите обратиться? — подошел к нему в тамбуре Мавлатов.

— Валяй. Что у тебя?

— Если долга будем стоять… может, успею гарячее сгатовить?

— Где? — не понял Меньшов. — На чем?..

— А пряма на рельсах! Вы толька прикажите, чтобы вады и дров натаскали.

— Воды? Дров?!

— Ну да… Палок сухих… деревяшек.

Убеждать его долго не требовалось. Еда всухомятку разбередила застарелую язву капитана, а тут повод убить сразу двух зайцев: и поесть по-человечески, не обрыдевшей тушенкой, которая поперек глотки встала, и бойцов хоть чем-то занять, опухли уже от безделья…

Спустя двадцать минут вдоль вагона с оружием прохаживался Быков и, попинывая пустые консервные банки и камешки, изредка смотрел на близлежащий пустырь, где орудовал повар.

Мавлатов где-то отыскал липкие, пахнущие дегтем, шпалы. Водрузив на них пяти-ведерный алюминиевый бак, подсунул сухие ветки и поджег, прикрывая затрепетавший огонь от ветра.

Заметалось пламя, затрещало, пожирая ветки и промасленную ветошь; набирая силу, жадно лизало бак.

Скучающие солдаты собрались у костра, кто просто поглазеть на огонь, кто подсобить повару.

Вода забурлила, вспенилась, плеснулась через край. Посыпалась в нее резанная квадратиками картошка, морковь и консервированная капуста. Поплыл аппетитный запах варева. Путейцы, возившиеся у товарной площадки, прекратили долбежку, глотая слюну…

Мавлатов кружил вокруг бака, уклоняясь от лезшего в глаза дыма, колдовал над борщом: что-то добавлял, мешал, пробовал на вкус.

— Ну, скоро?.. — теребили его самые нетерпеливые.

— Когда?… Не томи, Рустам.

— Имей совесть!

— Жрать охота…

Мавлатов лишь помалкивал, подсыпал соль и специи. Закрасив прозрачный бульон томатной пастой, зачерпнул ложкой и поднес к губам, дуя. И, улыбаясь довольной улыбкой, вынес вердикт, которого ждали все:

— Тепер гатова!..

— Кто взял мои часы?! — гремел в вагоне крик Сургучева. — Лучше сознайтесь! Найду, плохо будет!

Сумин, отодвинув миску с горячим еще борщом, с любопытством высунул голову в коридор.

По проходу, заглядывая в отсеки, шел взбешенный ефрейтор.

— Я спрашиваю, кто часы подрезал?! Что, крыса у нас завелась? В последний раз добром спрашиваю, чья работа?

Валера Клыков — невзрачный парнишка лет девятнадцати, еще недавно несший службу на полковом подсобном хозяйстве в должности свинаря, покривил щеку:

— Ну, вот… чего и следовало ожидать. Нашлись-таки ухари…

Сумин согласился с ним, неопределенно кивнув головой.

— В нашей роте тоже гад такой был. По тумбочкам, по карманам шарил. И ведь знал, к кому лезть. Кто без копейки, не трогал. А кому перевод пришел — лучше на ночь прячь под подушку.

В краже часов никто сознавался. Сургучеву казалось, что его претензии не просто игнорируют, но и втихую подсмеиваются над ним. Ищи, мол, ветра в поле.

— Ты! — возникнув в отсеке, он обличительно ткнул пальцем в Сашу Сумина. — Я видел, когда ты шел с полотенцем в умывальник…

— И что из этого?

— А то! — брызжа слюной, взорвался ефрейтор. — Задирай матрас! Вываливай все из вещмешка.

Клыков побледнел, не сводя глаз с соседа по купе.

Саша через силу улыбнулся, не собираясь скандалить.

— Я у тебя ничего не брал. А умываться — да, ходил. Не зарастать же!

— Давай сюда мешок! — выкрикнул Сургучев, протягивая руку.

Сумин сполз с лежанки и встал босиком на холодный пол.

— Я у тебя ничего не брал! Понял?

На шум из дальнего конца вагона на шум подошел лейтенант Черемушкин.

— В чем дело?

— Часы сперли! — разминая пальцы, пробухтел ефрейтор. — В умывальнике снял, чтобы не намочить, положил на полку. И забыл. Хватился минут через десять. Думал, с людьми еду, никто не возьмет. Черта с два…

Он нервно повел скошенными плечами. Под майкой заиграли мускулы.

Черемушкин призадумался.

— Так… А кто заходил после тебя?

— А я откуда знаю. Вот и пытаюсь выяснить. Надо весь вагон перетрясти. У кого найду — убью!

— Тихо, терминатор! — цыкнул на него Черемушкин. — Обыск устраивать не будем. Взял кто-то один, а подозревать будем всех? И, думается мне, под подушкой он вряд ли их хранит. Оставим на его совести… Хотя жаль! — он посмотрел на собравшихся у купе солдат. — Жаль… Я рассчитывал, что дорога нас сблизит, хоть немного притрет. Только о каком коллективе заводить речь, когда сами у себя воруете?! У меня остается надежда, что тот, кто пригрел часы, спохватится. И пусть не открыто, коль кишка тонка, но подбросит… Ежели нет, мне трудно даже представить… А!..

Он рубанул ладонью воздух с такой обидой, будто часы украли именно у него, и ушел к себе…