Валерий Шкода - Был у меня друг Страница 15

Егор совершенно точно знал, что небо в нем нуждается, потому что он – часть этого прозрачного и очень живого пространства. Он ощущал себя невидимой точкой, пронизанной со всех сторон светлой Силой, неким необходимым звеном в бесконечной вселенской цепи удивительной Жизни. Находиться в небесах было сладко и чудесно, но Егор точно знал – он обязан возвращаться обратно. До поры до времени он не задавался вопросом – почему? Просто знал, что в обычном земном мире у него есть очень важные задания, не решив которые, он не сможет узнать чего-то важного и необходимого только ему.

Никто из окружавших Егора людей даже не подозревал, какие глубины скрыты в этом совершенно обычном с виду угловатом мальчишке. Он никому не рассказывал о своих необычных полетах, даже отцу, понимая, что объяснить переживаемые им состояния никогда не сможет. Он просто знал и летал, интуитивно осознавая необходимость этого неземного движения….

Окончив поселковую восьмилетку и сдав выпускные экзамены, Егор объявил отцу о своем решении остаться дома.

– Ну и правильно, – одобрил его решение отец, – нечего тебе, Егорушка, и дергаться. На хлеб с маслом в море ты всегда заработаешь, а больше тебе и не надо. Опять же дом тут твой. Да и…, – в этом месте отец всегда делал паузу и смущенно гладил Егора по голове своей заскорузлой, растрескавшейся от морских ветров и соли рукой, – не хочу я, чтобы ты куда-то уезжал. Двое нас с тобой на свете. Ты, да я, да мамкина могила еще….

Егор жалел своего отца, понимал его безысходное одиночество и вечную печаль по рано ушедшей в другой мир любимой женщине. «Вот бы научить его летать! – думал в такие минуты Егор. – Я бы тогда показал ему другой, неземной мир, где нет тоски и страдания, где все подчинено разумному и спокойному движению в безгранично-прозрачные глубины. Какое облегчение он бы испытал, познав совершенно иное бытие…».

Но с неизбывной тоской в сердце Егор осознавал невозможность проникновения своего измотанного тяжелой работой отца в иные, скрытые от простых людских глаз миры. Слишком несопоставимыми были форматы существования.

Отцу не хватало легкости и воздуха, воздуха ему не хватало. Вся его жизнь заключалась в физическом труде и тоске, которая до краев заполнила его большое и доброе сердце, и другой участи для себя он не представлял. Прижизненного выхода из этого замкнутого круга не существовало.

Егор понимал, что отец его обречен до конца дней своих ходить в море, ловить рыбу и оплакивать безвременно ушедшую любимую женщину. И никто не смел ему сказать, что есть в этом мире другие способы существования, даже Егора бы он не послушал. Егор был сын, а значит, он не мог учить отца жизни.

Всего лишь однажды Егор попробовал пробить броню отцовской ипохондрии….

Душным летним вечером отец сидел во дворе на скамейке и пил виноградное вино. Пил не спеша, наливая вино прямо из трехлитровой банки себе в стакан, и, не моргая, смотрел в одну точку. Его малый рыболовный сейнер не выходил в море уже вторую неделю. Стояла сильная жара, и рыба замерла, остановившись где-то в прохладных морских глубинах, упорно не желая идти в рыбацкие сети.

Рыбколхоз простаивал, а рыбаки сидели в своих тенистых, укрытых сверху пышной виноградной лозой дворах и кто в одиночку, а кто в компании соседей коротали свое время, попивая прохладный, пахнущий сырыми подвалами самодельный чихирь.

Вернувшись из своего очередного похода в степь, воодушевленный и совершенно сияющий радостью ощущения неземного присутствия, Егор отворил сбитую из старого штакетника калитку и, войдя во двор, направился прямиком в беседку.

Отец, увидев подошедшего к нему сына, слегка приподнял уголки своих потрескавшихся губ и жестом пригласил его сесть рядом. Отхлебнув вина, он поставил стакан на стол и, положив свою тяжелую руку Егору на плечо, спросил:

– Где пропадал?

– На Лысую сопку ходил, папа.

– Что ты там делал? – удивленно вскинув брови, посмотрел на Егора отец. – Это ведь пять километров от поселка.

– Это самая высокая и красивая сопка на полуострове, – смущенно ответил Егор и совершенно неожиданно для самого себя добавил: – Она к небу бли……

Оборвав себя на полуслове, он осторожно посмотрел на отца. Тот с застывшим в руке стаканом внимательно смотрел на сына. В его взгляде пребывало неподдельное изумление.

– Ты это о чем? – поставив на стол недопитый стакан и повернувшись к Егору вполоборота, тихо спросил отец.

Егор неожиданно вспотел. Было совершенно очевидно, что разговор сейчас примет серьезный оборот. Врать отцу он не смел, но и как сказать ему правду, тоже не знал. Как объяснить этому доброму, честному, родному, но совершенно земному человеку переживаемые им состояния? Как рассказать ему о той легкости, которую испытывает его душа, паря над землей? Разве это вообще поддается каким-либо словесным объяснениям?

Отец тем временем, все так же внимательно глядя на сына, молча ждал ответа.

Набрав в легкие побольше воздуха, Егор решил открыть родителю все, что он ощущал. Где-то в глубинах своей души он чувствовал, что когда-нибудь этот разговор все равно состоится, но как-то неожиданно все это сегодня получилось….

– Знаешь, папа,… – очень осторожно подбирая слова, глядя в землю и немного запинаясь, начал Егор, – мне кажется, что в нашем мире все не так просто.… Вернее будет сказать, все совсем не так, как нам рассказывают в школе и показывают по телевизору. Не все можно увидеть глазами и услышать ушами. Не все можно понять умом и перевести на человеческий язык. Совсем рядом с нами, а может быть, и внутри, я еще в этом не разобрался, есть что-то такое, что не может существовать без нас, а мы совсем не можем жить без этого…. Наше тело секунды не сможет обойтись без……

– Без чего? – твердым и очень строгим голосом перебил отец сына.

Егор осторожно оторвал взгляд от земли и посмотрел на отца. Он никогда не видел его таким. На лице, как всегда спокойном и твердом, лежала тень серьезной озабоченности от только что услышанных слов. Было видно, что отец сильно насторожен.

– Без чего ты не можешь обойтись, сынок?

– Я не знаю, как это назвать, но мне кажется, это место, где рождаются наши мысли….

Егор теперь не опускал глаз и уверенно смотрел на отца. Стало легче, ему показалось, что он наконец нашел нужные слова и папа вот-вот начнет его понимать.

– Место, где рождаются мысли, называется мозг, – твердо и очень спокойно, разрушив иллюзии сына, перебил его отец, – и все мысли рождаются в нем, и нигде больше. Об этом еще Ленин сказал, и, чтобы это понять, совсем не обязательно часами бродить по степи. Мысль есть продукт деятельности головного мозга.

– Это неправда, папа! – Егора охватило отчаяние. – Подобное может родить только себе подобное…. Мозг – это материя, мясо, если хочешь, а мысль взвесить нельзя и понюхать тоже, она в иных мирах пробуждается.

– Где?!

– Ну, в небе, если хочешь, в Космосе, я не знаю,… – Егор не на шутку разволновался, потому что он видел, как все больше и больше отец начинал хмуриться. – А мозг – всего лишь ее временное пристанище, инструмент проявления.…

– Ты хочешь сказать, что Ленин ошибался? Не слишком ли ты много берешь на свою маленькую голову?

– Ну почему же тогда Ленин не рассказал, каким образом происходит это рождение? Почему мы должны верить тому, что никем не доказано? Ведь все как раз с точностью до наоборот. Мысль, идея рождает мозг!

– И ты можешь это доказать?

– Могу! – Глаза у Егора горели уверенным и пронизывающим пространство огнем. – Прежде чем у тебя появился я, ты ведь сначала обо мне подумал, захотел меня, а уже потом на свет появилось мое тело….

Отец, не отводя изумленных глаз от сына, нащупал на столе стакан с вином и, поднеся к губам, опустошил его медленными глотками.

– Ты об этом больше никому не рассказывал? – поставив стакан на стол и промокнув губы рукавом рубахи, тихо спросил он.

– Нет, никому,… – как-то неуверенно ответил Егор, почувствовав себя не долетевшей до берега птицей.

– Значит, так, сынок, – отец встал, и Егор понял, что разговор их окончен, – если ты не хочешь, чтобы у нас с тобой были неприятности, пообещай мне, что никому и никогда, слышишь? Никому и никогда ты об этом рассказывать не будешь.

«Неужели отец так ничего и не понял?» – промелькнула в голове у Егора досадная мысль.

– Обещаю, папа, – на вдохе, дрожащим голосом покорно сказал он.

– Ты сдержишь свое обещание?

– Сдержу, папа, – выдохнул в землю Егор.

Стоя над сыном, отец положил Егору на плечи руки и, смягчив свой голос, тихо сказал:

– Ты слишком молод, Егор, тебе еще много в жизни предстоит понять и испытать, но запомни одно: человек рожден для того, чтобы ходить по земле, а не летать в облаках. Если бы было иначе, тогда природа дала бы человеку крылья, а не ноги. Ты должен крепко стоять на земле и любить ее, а облака – это удел птиц, а не людей. Земля – это мать твоя, а иного и быть не может; она дает нам все, в чем мы с тобой нуждаемся, даже воздух, которым ты дышишь. И я хочу, чтобы ты это понял, осознал на всю оставшуюся жизнь.