Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4 Страница 16

«ВОПРОС: Вам вновь предъявляется обвинение по статье 58-1 «б» УК РСФСР, т. е. в измене родине. Признаете себя виновным по предъявленному обвинению?

ОТВЕТ: Виновным себя не признаю, так как советским гражданином я никогда не был. Подданным Советской России я никогда не являлся. Советская Россия для меня родиной никогда не была, а поэтому я и не мог изменить родине. Я подданный австрийско-германского государства.

ВОПРОС: А почему вы отказываетесь подписать постановление о предъявлении вам обвинения?

ОТВЕТ: Отказываюсь подписать постановление по моему обвинению, потому что я никогда инкриминируемое мне обвинение не совершал и не мог совершить, так как я никогда не являлся советским подданным.

ВОПРОС: Когда и где вы получили австрийское подданство?

ОТВЕТ: Как я пояснял на предыдущих допросах, попав в плен к австрийцам, я, по существу, не принимал австрийского подданства, а восстановил его, предъявив документы матери и деда.

ВОПРОС: Вы по национальности русский и родились в городе Новочеркасске, что подтверждается вашими ответами на опросный лист, заведенный в лагере военнопленных, и вашими показаниями от 13 декабря 1945 года…»

Доведенный до истерики старший следователь оперативно-чекистского отдела лагеря для военнопленных № 199 капитан Толкачев объявил Алексею Протопопову-Медеру об окончании следствия по обвинению его в преступлениях, предусмотренных статьей 58-1 «б» УК РСФСР — измена родине.

Это была самая страшная статья, предусматривающая в виде наказания смертную казнь, а после ее отмены — лишение свободы сроком на 25 лет.

В данном случае под изменой родине понималось, что Алексей Протопопов-Медер принял задолго до Второй мировой войны югославское, а затем германское подданство. Но применять к нему статью, карающую за измену родине военнослужащих Красной Армии не было никаких оснований. Уголовный кодекс РСФСР, на основании которого предъявлялись обвинения Протопопову-Медеру, был утвержден в 1927 г. Иными словами, коммунистическое руководство СССР придавало закону обратную силу.

Собственно, такой политики коммунистическое руководство РСФСР, а затем СССР, придерживалось всегда. Вскоре после окончания гражданской войны ВЦИК[34] и СНК РСФСР обратились к находящимся за рубежом в эмиграции солдатам и офицерам белых армий с призывом вернуться на Родину, пообещав за это амнистию тем, кто не запятнал себя военными преступлениями. Но обнаруженные в 1992 г. документы, долгое время находившиеся на секретном хранении в архиве КГБ, свидетельствуют, что всех вернувшихся ожидала расправа. Амнистии не подлежали все те, кто имел чин младшего унтер-офицера и выше. Подобная история повторилась и в 1954 году, когда председатель КГБ Иван Серов сообщил в ЦК КПСС, что за рубежом находится свыше 450 тысяч «невозвращенцев» — бывших советских граждан, по разным причинам отказавшихся вернуться в СССР после Второй мировой войны. Серов указал, что в случае возникновения военного конфликта между СССР и США и Великобританией эти люди будут использованы западными властями в качестве живой силы. Серов предложил объявить амнистию всем этим людям, в том числе и тем, кто служил в РОА, казачьих частях, полиции, жандармерии, в разведывательных и карательных органах. Был подготовлен проект Указа Президиума Верховного Совета СССР об амнистии. Но в секретных приложениях к письму Серова говорилось, что все вернувшиеся будут направлены в ссылку, в лучшем случае в Казахстан, в районы освоения целинных земель…

Алексей Протопопов-Медер отказался подписать подготовленный капитаном Толкачевым протокол об окончании следствия, заявив, что имеет ряд ходатайств.

Написанное им ходатайство сделало бы честь самому квалифицированному юристу. Прежде всего, Алексей Михайлович обратил внимание на то, что предъявленное ему дело содержит 325 листов, в то время как в Москву посылалось дело, в котором было всего только 238 листов. Значит, делал справедливый вывод подследственный, следователь по каким-то причинам изъял из дела 77 листов важных документов и свидетельских показаний, наверняка свидетельствующих в пользу подследственного.

Далее он потребовал вызвать и допросить свидетелей Клеева, Шевченко-Шевцова, К. Волкореза, Г. Волкореза, Ленивова, Овсяника, Березлева, поскольку очные ставки с ними были проведены тенденциозно, с грубым нарушением закона.

«Следователь угрожал свидетелям каторгой, оскорблял меня, мою жену, нацию, к которой я принадлежу со всей семьей. Показания свидетелей на очных ставках 17–20 февраля 1947 г. записаны не полностью, извращены и запутаны, на поставленные мною свидетелям вопросы отвечал и формулировал ответы сам следователь, а не свидетели. Следователь задавал свидетелям наводящие вопросы и зачитывал им их прежние показания. Протоколы моих допросов составлены не с моих слов. При производстве очных ставок со свидетелями прокурор не присутствовал, но спустя три дня, т. е. 20 февраля 1947года, он протоколы подписал», — как писал в своем ходатайстве Алексей Протопопов-Медер.

Попросив приобщить к делу все изъятые материалы и документы, а также материалы контрразведки СМЕРШ, прекратившей (как он полагал) его дело в декабре 1945 года, и Кемеровского УМВД, прекратившего его дело в июне 1946 г., а также все семь личных его документов, сданных в июле 1945 г. в лагере № 9 в Зенькове, Алексей Протопопов-Медер вполне обоснованно указал, что обвинение по статье 58-1 «б» ему предъявлено неправильно, поскольку он иностранец, гражданином СССР никогда не был, на территории СССР ни до, ни во время Второй мировой войны не находился и против Красной Армии не сражался. Ходатайство заканчивалось требованием принять надлежащие меры к объективному ведению его дела.

Наверно, никогда в своей практике органы контрразведки Новосибирской области не сталкивались с таким безудержно смелым протестом против фальсификации и произвола. Но за их спиной была мощная поддержка власть предержащих.

На следующий день, 6 июня 1947 года, капитан Толкачев, ничтоже сумняшеся, вынес постановление по этому ходатайству, адресованному вовсе не ему, а Генеральному Прокурору СССР. Рассмотрев ходатайство, следователь постановил:

«Ходатайство обвиняемого Протопопова-Медера А. М. о вызове в судебное заседание свидетелей Клеева, Шевченко-Шевцова, Волкореза К., Волкореза Г., Ленивова, Овсяника, Березлева оставить на усмотрение, ходатайства по приобщению к делу ранее изъятых материалов и личных документов, как не имеющие существенного значения для дела, на основании статьи 114 УПК РСФСР отклонить».

Тем самым следователь ориентировал военный трибунал, как следует ему поступать во время судебного следствия.

Это постановление было объявлено подследственному (капитан Толкачев назвал его обвиняемым преждевременно) под расписку. Но ходатайство, написанное Алексеем Протопоповым-Медером, все же не пропало втуне.

21 июня 1947 года заместитель военного прокурора войск МВД Западно-Сибирского округа полковник юстиции Латышев, рассмотрев направленное ему на согласование обвинительное заключение по обвинению Протопопова-Медера А. М. в преступлениях, предусмотренных статьей 58-1 «б» УК РСФСР, это обвинительное заключение отменил ввиду отсутствия события преступления. Дело в очередной раз было направлено на доследование.

Казалось бы, соображения, которые принял во внимание полковник Латышев, должны были сыграть решающую роль и для отмены обвинения по статье 58-3 УК РСФСР — ведь Протопопов-Медер получил иностранное гражданство давным-давно, когда никакого СССР на свете не было. Но не тут-то было.

11 июля 1947 года тот же полковник Латышев утвердил обвинительное заключение по обвинению Алексея Протопопова-Медера в преступлениях, предусмотренных ст. 58-3 УК РСФСР. Это обвинительное заключение, подписанное 7 июля оперуполномоченным контрразведки лагеря № 199 капитаном Аникиным, почти дословно повторяло то, которое было составлено 27 августа 1946 г. майором Герасимовым, с той разницей, что о национальности и гражданстве Алексея Михайловича было сказано, что он русский, принявший австрийское подданство в 1918 г.

Капитан Толкачев, неудачно пытавшийся выполнить указание начальства и «пришить» военнопленному Протопопову-Медеру обвинение в измене родине, от участия в деле был отстранен.

Капитан Аникин составил список лиц, подлежащих вызову в судебное заседание трибунала: Чегодаев-Саконский, Березлев, Шевченко-Шевцов, Вифлянцев, Клеев, К. Волкорез, Г. Волкорез, Ленивов, Телегин, Коцовский, Белый, Рентельн.

1 августа Алексей Протопопов-Медер направил в военный трибунал, где должно было слушаться дело, жалобу-ходатайство. Содержание ее мало отличалось от поданной 5 июня.

4 августа его вызвали в административное помещение 4-го лагерного отделения 199-го лагеря для военнопленных. В небольшой комнате за столом, покрытым красной скатертью, сидели четверо военных: председатель военного трибунала войск МВД капитан Сопин, члены трибунала капитан Сидоренко и старший лейтенант Волков, секретарь трибунала старшина Тетерин. Ни представителя обвинения, ни адвоката в комнате не было. Это был очень плохой признак.