Виктор Бороздин - И опять мы в небе Страница 16

Хорошо Сашка уже большой, а то раньше у них и углов не хватало.

Коля достанет из кармана французский словарик, заглянет в него, заложит руки за спину и начинает ходить по комнате, повторяя:

– Л'анфан, ле паран, ле гарсон, ля физ…

Остановится, наморщит лоб, припомнит и опять:

– Ле гарсон, ля физ…

Французские слова ужасно смешные, Коля говорил их в нос и картавя. Наверно, трудно ему было, у него, должно быть, язык во рту переворачивался. Попробуй тут, удержись, не засмейся! Все терпят-терпят, а потом как прыснут разом. И остановиться не могут.

Коля смотрит на них растерянно, ничего не понимает. А строгости уже нет.

– Мама, – крикнет, – да возьми их, с ними много не наработаешь!

А когда он приходит домой и у них по-настоящему мир, они все гурьбой бросаются раздевать его.

Томка с Нюсей стягивают унты – Томка всегда правый, Нюся – левый. Витька отстегивает тугие пуговицы комбинезона. Лида снимает шлем.

Раздевать Николая после полета стало у них обычаем, обязательным и приятным для всех. А началось это с того дня, когда он вернулся из полета с перебинтованными руками и долго потом не мог ничего ими делать.

Они тогда не сразу все узнали. Коля не хотел пугать их, главное, маму, и, придя домой, быстро прошел в свою комнату, запрятав руки в карманы. Ужинать не стал, сослался на срочную работу.

Анна Федоровна все же понесла ему в комнату поесть. Приоткрыла дверь… Коля сидел на кровати к ней боком, дул на ладони, осторожно снимая окровавленные бинты. Кожа на пальцах и ладонях была содрана страшно. У Анны Федоровны потемнело в глазах, она схватилась за косяк двери.

– Ну что ты, мама, – стал успокаивать ее Коля, – это же я головешку у костра схватил. – И засмеялся: – И чего, дурак, хватал?!

Она не поверила про головешку. Потом его товарищи рассказали ей совсем другое. А вскоре прочитала в газете «Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР 9/Х с. г. постановил: «За героизм, проявленный при спасении дирижабля В-2 «Смольный» 6 сентября 1935 года, наградить командира дирижабля т. Гудованцева Николая Семеновича орденом Красной Звезды».

…Это был один из многих агитперелетов, которые они совершали в разные города, чтобы множество людей своими глазами могли увидеть, каков он, дирижабль, какие огромные возможности таит он в себе. Об этом дирижаблисты увлеченно рассказывали прямо на аэродромах, в клубах, Дворцах культуры, на предприятиях, куда их приглашали.

Полет был по маршруту Ленинград – Донбасс. Последним пунктом был Донецк. Корабль медленно плыл над городом, над возвышавшимися прямо посреди улиц копрами шахт, черными конусами терриконов. Они сбрасывали идущим внизу людям пачки листовок, тоненьких брошюр. Сверху видно было, как кидались к ним люди, подхватывали на лету. Останавливались, читали. Задирали головы, махали этими листовками.

На аэродроме было полно народу. Сбежались посмотреть на дирижабль, а может, и помочь. Начальник аэроклуба – в спортивной майке и форменной фуражке с «крабом»[11] на бритой голове – энергично отдавал распоряжения наскоро организованной им швартовой команде. Тут же рабочие порта ввинчивали в землю метровой длины авиационные штопоры. Причальной мачты на аэродроме еще не было, эти штопоры должны были временно заменить ее.

Посадка прошла вполне благополучно. Десятка три хлопцев ловко подхватили сброшенный с дирижабля гайдроп, а потом и причальные тросы, подтянули корабль к земле.

Большая часть экипажа сошла с корабля. Гудованцев отдал рапорт о завершении агитперелета. Восторженные возгласы, громкие аплодисменты были ему ответом.

Экипаж занялся швартовкой. Корабль без экипажа значительно облегчился и, натягивая канаты, тянул вверх.

– Эй, хлопчики, – окликнул Николай толпившихся тут же, таращивших глаза мальчишек, – хотите в гондолу?

Ребята замерли.

– А можно?

– Можно, влезайте, заодно балластом будете.

Они засверкали голыми пятками по шаткому трапу.

Несбыточной мечтой было их желание хотя бы одним глазом заглянуть внутрь. И вдруг влезайте!..

Их набралось в гондоле больше десятка. Разбежались по сторонам, все осматривают, дивятся.

Неожиданно вдали громыхнуло. Небольшое облачко у горизонта, которое они видели еще до посадки, разрасталось в тучу. Надвигалась гроза.

Гудованцев посматривал на нее, на рабочих, которые ввинчивали последние штопоры. Их уже было ввинчено больше полусотни. Руководил работой начальник аэроклуба.

– Быстрее, ребята, – поторапливал он, – надо кончать швартовку. – Илья-пророк не будет ждать!

Он то и дело стаскивал фуражку, вытирал вспотевшую голову. Было невероятно душно и как-то отрешенно-тихо, ни малейшего ветерка…

И тут, в один миг, закрутив, перемешав все, на них обрушился шквал. Вздыбился серый вихрь пыли, сухой травы, хлестко ударил в лица людей, в дирижабль мгновенно все пришло в движение, забились платья, рубахи, всплеснули сорванные с голов платки, тут же затерявшись в несущейся колючей мути. Свист ветра, испуганные голоса детей, женщин, треск лопающихся канатов и чей-то пронзительный крик:

– Держи-и-и!!

Дирижабль, этот шестидесятиметровый парус, метнулся в сторону. С силой ударила о землю гондола. Люди шарахнулись. Новый шквал, и, вырывая штопорные якоря, обрывая канаты, сбрасывая последние путы, дирижабль рванулся ввысь.

– Держи-и-и!! – Крики людей потонули в вое ветра.

Перед Николаем мелькнул конец пляшущего в серой мгле каната. Мгновенно решившись, он кинулся к нему и схватился. Его рвануло и понесло.

В воздухе оказалось еще два человека: милиционер и начальник аэроклуба. Они все еще надеялись удержать корабль.

– Прыгайте! Отпускайте скорее! – кричали им снизу.

А они оглянуться не успели, как были уже на десятиметровой высоте. Разжали наконец пальцы и хлопнулись на землю. К ним на помощь кинулись люди.

Николай висел на размашисто раскачивающемся канате и карабкался вверх. Ему во что бы то ни стало нужно было быть там, на корабле. В гондоле оставались три члена экипажа и мальчишки. Он в ответе за них, за корабль.

Гондола чиркнула по какой-то крыше. Николая швырнуло в сторону и тут же вынесло выше всех крыш. Дома стремительно уходили назад. А на него так же стремительно надвигалась возвышавшаяся над ними заводская труба. Ржаво-бурая, в черно-сажевых натеках, она быстро вырастала, приближаясь. Стиснув зубы, Николай лез по канату. Перехват руки… еще перехват… еще… Край трубы наступает. Дирижабль кинуло вверх, и нацеленное в небо черное жерло прошло совсем рядом. Краем глаза Николай успел увидеть его нутро, мерцание облитых черным глянцем стен.

Все тяжелее становилось тело. Руки отказывали. Николай сжимал их, собирая последние силы. Только не останавливаться! Вверх. Еще. На далекую, затянутую вихрями пыли землю он не смотрел. Сейчас земля была не для него. Он слышал испуганные ребячьи голоса в гондоле. Он напрягал все силы. Ладони горели так, словно он поднимался по раскаленному тросу. Только бы там, наверху, не убрали трап!

В гондоле было смятение. Когда шквал сорвал дирижабль со швартовых, рвануло так, что все полетели на пол, друг на друга, кто куда и как попало. Когда смогли подняться, ребята кинулись к иллюминаторам, к двери, зовя на помощь.

– От двери! – громко и решительно прозвучал девичий голос.

Штурвальный Людмила Эйхенвальд мгновенно взяла командование на себя. Решение надо было принимать немедля. Не понимая, что дирижабль летит уже выше домов, ребята могли начать выпрыгивать из гондолы.

– По местам! Поднять трап! Закрыть дверь гондолы!

Не видя никого, кто мог бы выполнить ее приказ, Люда сама бросилась к трапу. К ней на помощь подбежал какой-то паренек. Заглянув вниз, он вскрикнул. Там, раскачиваясь на канате, карабкался вверх человек.

Люда не узнала, скорее угадала, что это был командир. Затаив дыхание, боясь помешать ему, она, прильнув к косяку двери, еле слышно шептала:

– Ну давай, Коля, давай, совсем еще немножко… До трапа действительно оставалось совсем немного.

Ему надо помочь. Как?.. До каната из гондолы не дотянешься.

Еще последнее усилие.

– Коля, держись!

Николай дотянулся до трапа, схватился одной рукой. И замер. Силы были на исходе, и он копил их по крохам. С минуту висел так, потом резким броском схватился и другой рукой.

– Коля, держись, держись крепче! – сначала тихо, потом громче, чтобы он услышал, крикнула Люда. – Мы тебя вытянем!

Она, паренек и подоспевший на помощь бортмеханик быстро втянули трап, на котором висел Николай, в гондолу.

Николай тяжело дышал. Прислонившись к стене, он оглядел гондолу, ребят. Притихшие, они смотрели на него во все глаза. Тыльной стороной руки он смахнул со лба струйки пота. С ладоней капала кровь.

Неожиданно огненным всполохом гондолу осветила молния. Осветила лица невероятно ярким неестественным белым светом. И почти в то же мгновение, казалось, прямо по гондоле ударил гром.