С утра до вечера. В чистом поле - Ромуальдас Ланкаускас Страница 16

Бабушка понемногу окрепла и снова ходила, хлопотала по хозяйству. Альбинас взял последнюю получку и собрался в дорогу. Бабушка положила ему деревенского ржаного хлеба, масла, желтый тминный сыр. Альбинас попрощался.

— Приезжай на следующее лето, если жива буду, — сказала бабушка, провожая его до шоссе.

Альбинас зашагал по дороге, унося в сердце странное чувство: ему было и трудно и легко.

Он перешел новый мост через реку, по которому уже неслись грузовики и легковушки. Прошел не без гордости, потому что здесь была доля его работы. Он постоял на мосту, глядя на волны реки, и увидел, как что-то сверкнуло в глубине: это была рыба.

Опускалось солнце, оранжевое, как спелый апельсин. Мост грохотал.

На полустанке Альбинас купил билет. Когда пришел поезд, он спокойно поднялся в вагон.

В вагоне было тесно. Альбинас нашел место рядом со стариком, с обвисшими усами. Старик жевал колбасу. Закончив есть, он задремал. Альбинасу прискучило сидеть. Он встал и вышел в тамбур. Стал у окна. По вагону носились какие-то мальчишки. Старший из них напоминал Джонни. Один из мальчишек подсел к дремлющему старику.

Альбинас, стоя у окна, глядел на сгущающийся вечер. Вдруг раздался истошный вопль старика:

— Карман с деньгами отрезали! Карман отрезали! Гадюки! Держите вора!

Альбинас замер. Но в следующий миг, словно его подтолкнули, он кинулся в сторону. В вагоне зашумели: «Кто? Который? Этот? Ведь рядом с вами сидел! Хватай его! Милиция где? Вызовите на станции. С живого шкуру содрать! Не уйдет, гадюка!»

Пальцы старика, словно клешни, сжали руку Альбинаса. Его усы встопорщились от «росте. Вокруг собрались люди.

— Не дерите меня за рукав! — крикнул Альбинас. — Я ваших денег не трогал. Они мне не нужны. У меня свои есть. Этими вот руками заработал.

Он протянул старику мозолистые ладони.

Старик разжал пальцы. Он растерянно глядел на огрубевшие руки Альбинаса. Кто-то засомневался: «А может, и не он украл?»

— Я ведь не говорю, что он… — забормотал старик. — А рядом со мной сидел. Это уж точно!

В тамбуре снова раздался шум. Взволнованно гомонили пассажиры: «Поймали! Поймали!»

Высокий человек в черной куртке железнодорожника вел воришку, схватив его за шиворот. Тот царапался, вырывался, упирался, громко сопел.

Старик бросился к мальчишке.

Альбинас отошел в сторону и поглядел в окно: там мелькали огни приближающегося города; поезд, содрогаясь, грохотал по стрелкам. И Альбинас никак не мог понять — это поезд вздрагивает или он сам.

Город встретил его морем огней. На площади стоял огромный шатер цирка; в нем оглушительно ревела музыка.

Двери столовых еще не были закрыты. Теперь он смело зашел в столовую и заказал жареное мясо, оладьи и чай (Это была та самая столовая, в которой он, сбежав из колонии, собирал хлеб со столиков. И подавальщица была та самая). Альбинас наелся, расплатился и вышел на улицу. Надо найти телефон-автомат. Телефон оказался рядом со столовой, но он не действовал. Альбинас нашел другой. Бросил монету и набрал номер.

Он страшно волновался. Он впервые в жизни звонил девочке и не знал, что должен сказать. Но не позвонить он не мог.

Никто не ответил. Зачем он бросил в костер листок с номером? Может быть, он плохо запомнил? Вот растяпа! Чего он тогда так торопился? Найди теперь Виргу, когда не знаешь ни адреса, ни фамилии… А он хотел, невероятно хотел сказать ей несколько слов, хотя бы самых простых, самых дурацких…

Битый час Альбинас без цели блуждал по улицам. Он сходил к своему дому, посмотрел на темные окна (матери и на сей раз не было дома), а потом снова позвонил Вирге. Она ответила. Альбинас не мог сказать ни слова.

— Это я… Альбинас, — наконец выдавил он.

— Ах, это ты! — обрадовалась Вирга. — Как поживаешь?

— Ничего. — Он замолчал, ловя воздух ртом, как рыба.

— У тебя завтра будет время?

— Завтра?.. («Что же ей сказать?»)

— Может, в кино сходим?

— Сходим в другой раз…

— Ты не хочешь? — удивилась Вирга.

— Я хочу, но не смогу… Я тебе потом позвоню, через три месяца…

— Через три месяца?! — возмутилась она. — Почему? Какой ты чудной?

— Вирга… — У него перехватило дыхание. — Всего хорошего. — Альбинас резко повесил трубку, хотя в ней все еще раздавался ее голос.

Его щеки обжигал румянец. Сердце колотилось. Он быстро шагал по улице. Где останавливается тот автобус? Ага, там, за углом. За углом у сквера. Все решено. Все…

Альбинас пришел. Он остановился, перевел дыхание и принялся ждать автобуса, который идет за город — туда, куда ему надо вернуться.

Ветер нес листья…

ТРЕТЬЯ ТЕНЬ

Капитану Рейникису крупно не повезло: на вторые сутки в море вышел из строя двигатель; радист вызвал буксир, и тот доставил сейнер в порт.

Когда сейнер приник к родному причалу, был уже поздний вечер. Очертания судов в порту скрадывали сумерки и туман. Завывала сирена. Изредка взревывал катер, проходил с пыхтением буксир, и в бухте снова воцарялась тишина. Краны, присмирев, стояли неподвижно, опустив свои железные суставы. Док издали казался скелетом исполинской рыбы. Небо над портом чернело от дыма, который медленно валил из заводских труб и темной тучей ложился на дремлющий город.

Капитан Рейникис сошел на берег. Не теперь он должен был вернуться, а после долгих месяцев лова в бурной Атлантике, с полными трюмами рыбы. Обычно возвращение бывало желанным; этого дня с нетерпением ждала вся команда, и сильней билось сердце при виде родных берегов. Оставив позади штормы и изнурительный труд, он с радостью шагал по прочной земле, глядя на людей, на город, на волосы Руты, которые трепал ветерок. Город в такие минуты казался ему помолодевшим, а Рута — еще прекрасней. Но теперь не было поводов для веселья; мысли капитана вертелись вокруг злосчастной поломки. Неделю, а то и больше ждать, пока починят двигатель. Черт подери, что он будет делать все это время?

Туман сгустился, превращаясь в мельчайшие капли дождя. Тротуары заблестели, улицы обезлюдели. В порту завыла сирена, и этот надоедливый звук, как вопль хищного зверя, летел сквозь холодный туман, пронизывал сердце капитана Рейникиса. Город обволакивала осенняя сырость.

Ресторан еще был открыт. Капитан Рейникис заказал кофе с коньяком. В ресторане было тепло, далее душно. Несколько глотков коньяку согрели капитана Рейникиса, и он, закурив, стал наблюдать за танцующими парами. Незнакомая