С утра до вечера. В чистом поле - Ромуальдас Ланкаускас Страница 17

«Почему бы ей не позвонить? Отличная мысль. Я приглашу ее в ресторан. Как она удивится и обрадуется, услышав мой голос!» Она спросит: «Откуда ты говоришь?», а он ответит: «По прямому проводу из Атлантики».

Капитан Рейникис вышел в вестибюль, где находился телефон, поднял трубку и набрал номер. Длинные гудки. Никто не ответил.

«Где она? Может быть, пошла в кино?»

Он повесил трубку.

«Вдруг она на кухне и не слышит звонка. Так уже бывало. Лучше к ней зайти».

Капитан Рейникис купил кулек конфет (Рута любила шоколадки). На улице, в мокром тротуаре отражалась световая реклама — как будто разлили зеленые чернила.

Капитан Рейникис перешагнул зеленое дрожащее пятно и гулко затопал по безлюдной улице. До ее дома рукой подать. Он на соседней улице. Вот и хорошо. С ней вечер пробежит быстро. Ее волосы всегда чуть-чуть пахнут духами. И еще чем-то. Может быть, осенним ветром, солнцем и рыжеющей листвой? Глаза Руты расширятся от удивления. Она скажет: «Как хорошо, что ты вернулся, что ты не в море».

Рута ненавидела море. Наверное, потому, что море на несколько месяцев разлучало их. Зато она обожала цветы.

«Купить бы ей цветов… Но где их достанешь в такой час?»

Надоедливо, монотонно накрапывал дождь.

Вот и ее дом. Капитан Рейникис поднялся на второй этаж и позвонил. Ни звука. Он посмотрел на часы. Неужели она так долго засиделась в кино?

Выйдя на улицу, капитан Рейникис посмотрел на окна Руты. Они были темные, в свете фонаря поблескивали черные, влажные стекла. Капитан Рейникис вспомнил: подходя к дому, он видел в окнах свет. Но он мог ошибиться.

«Погуляю по городу и загляну позднее».

Время тянулось как никогда медленно. Капитан Рейникис покружил по пустынным улицам, изучил мокрые, рваные объявления на тумбе, постоял перед рекламными кинокадрами и повернул обратно. У кино к нему пристал тощий пес. Когда капитан Рейникис остановился, пес подбежал поближе, устремив на него взгляд темных, печальных глаз. Нагнувшись, капитан Рейникис погладил мокрую голову пса; пес заскулил, вильнул хвостом и отряхнулся, рассыпая облачко брызг.

— Беги домой, — ласково сказал капитан Рейникис. — Чего шатаешься по городу, полуночник?

Пес снова вильнул хвостом.

Капитан Рейникис зашагал дальше. Пес трусил за ним. Ладно, пускай себе бежит.

Он посмотрел вверх и убедился, что стоит перед домом Руты. В окнах на этот раз точно был свет. Наконец-то!

Чуть ли не бегом он поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка. За дверью послышался шорох. Вскоре раздались приглушенные, мягкие шаги, дверь приоткрылась, и в желтом полумраке показалось лицо Руты.

— Ты?

— Я, — усмехнулся капитан Рейникис.

— Откуда ты? Ты же в море… — Она, кажется, растерялась. — Заходи же.

Он вступил в прихожую и снял мокрую фуражку. Вода капала с плаща на пол, и он посмотрел на промоченные, грязные ботинки, не смея идти дальше.

— Раздевайся, — сказала она.

Капитан Рейникис повесил мокрый плащ и вошел в комнату.

— Я раньше заходил, но никто не открыл.

Рута смотрела в зеркало и торопливо причесывалась.

— Я в кино была.

— Так я и думал, — сказал он. — Сейчас я тебе все объясню: двигатель вышел из строя, и нам пришлось вернуться.

— Неприятная штука, правда?

— Чертовски не повезло.

Рута обернулась от зеркала.

— Тебе кофе сварить?

— Спасибо. Я уже пил в ресторане.

— Долго пробудешь на берегу?

— Не знаю, пока кончат ремонт.

Они сидели друг против друга. Рута подняла руку ко рту, пряча зевок. Губы у нее были ярко-красные от помады.

«Красивые губы, только у нее одной такие».

Капитан Рейникис вынул трубку, набил ее табаком, закурил и поискал взглядом пепельницу, держа в руке обгоревшую спичку.

— Все-таки я сварю кофе, — сказала она и, поднявшись, ушла на кухню.

Капитан Рейникис не протестовал. Оставшись в одиночестве, он стал искать пепельницу; она стояла на полочке под столиком. В пепельнице оказался окурок со следами губной помады. Это было странно, очень странно, потому что Рута не курила. Он швырнул спичку в пепельницу, оттолкнул ее и уставился на стену. Пол под его ногами зашатался, как в девятибалльный шторм, когда кажется, что катастрофы не миновать.

«Надо уходить. Тотчас же. Нечего больше ждать».

Он встал. Рута уже несла дымящийся кофе.

— Ты уходишь?

— Да, — сказал он. — Я вспомнил, мне надо заглянуть на судно.

— Посиди еще минутку…

— Нет. Ни за что.

В прихожей капитан Рейникис надел плащ и нахлобучил фуражку, с которой еще капала вода. Рута молча стояла с чашкой в руке.

На пороге он обернулся и, спокойно улыбаясь, спросил:

— Ты начала курить?

— Нет… Почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — сказал он. — Спокойной ночи.

Она ничего не ответила, даже не попыталась его задержать.

На улице — тот же дождь, перед домом — тот же пес. Пес следовал за капитаном до самого порта, не отставая ни на шаг. За пеленой дождя и тумана тускло светились зеленые и красные мачтовые огни. Сирена завывала по-прежнему; как бы перекликаясь с ней, изредка гудели суда.

Когда капитан Рейникис поднялся на сейнер, пес робко остановился у трапа.

— Поди сюда! — крикнул капитан Рейникис.

Пес взбежал на палубу. Капитан Рейникис открыл дверь своей каюты, и пес юркнул в нее. Обнюхав помещение, он лег на пол, задрав острую морду. Вынув из кармана плаща конфеты, капитан Рейникис разворачивал их и швырял шоколадки псу, а тот неохотно глотал их…

Скорее в море, скорее в море!

КАЗНЬ

Памяти героев восстания 1863 года

Всю ночь приговоренный не смыкал глаз: утром его ждала казнь. Так было решено высочайшим трибуналом, и надежды не оставалось. Приговор выполнят на рассвете. Он это знал, но не испытывал страха, он давно уже свыкся с мыслью, что раньше или позже угодит в лапы жандармов и тогда придется умереть. Неуклонно приближалась эта минута.

Над городом была весенняя ночь. В подземельях монастыря бегали крысы. Здесь царил мрак, пахло плесенью и холодом. За толстой деревянной дверью, окованной железом, изредка звякало ружье жандарма и громыхали тяжелые шаги. Потом все стихало; в этой тишине он слышал свое дыхание и крысиную возню.

Он не знал, который был час, но думал, что уже пробило полночь, что вскоре займется рассвет. Тогда отворится тяжелая дверь, и его отсюда уведут… Его ждала казнь. Восстание подавлено, повстанческие полки, которыми он командовал, разгромлены царскими войсками. Но никто не скажет, что они не умели