Войцех Жукровский - Направление – Берлин Страница 17

– Вперед!

– Вперед! – Наруг карабкался по откосу. Он первый ворвался в неприятельские окопы. Теперь они увидели сокрушительную работу артиллерии. Беспорядочно торчащие балки разбитых дзотов, черные круги воронок, густо темневшие на лугу. Убитых немцев было немного, зато полным-полно оказалось каких-то документов на вощеной бумаге, стреляных гильз, развороченных ящиков, обрывков окровавленных бинтов – огромная свалка, в какую превращается поле боя.

Издали отозвался пулемет, пули ударили по гребню вала.

– Они еще упорствуют, не желают отступать, – пробормотал Острейко, выглядывая из окопа.

Кое-где между кустами он заметил движение. Узнал голубые мундиры: летчики покидали позиции. Покидали в образцовом порядке, это была добротная солдатская работа. Один пулемет вел огонь, другой в это время менял позицию, чтобы прикрыть отход защитников дзотов.

– Гони их! – приказал Качмарек. – Вперед, ребята!

Пригнувшись, они продвигались короткими перебежками, используя любое прикрытие. Пули свистели вокруг все чаще, а какой-то миномет начал бить по ним, пока одно из орудий не спугнуло его, заставив сменить позицию.

По перелескам неустанно била артиллерия, огневой вал помогал теснить немцев.

– Ну, как будто получается, – торжествующе усмехнулся Бачох. – Не то, что вчера…

– Не хвастай! – одернули его другие. – Только бы скорее перебраться через канал, там – их вторая линия…

Тропинки через широкий луг тянулись к деревушке, утопавшей в цветущих садах. Немцы ускорили темп отступления и внезапно рассеялись среди домов.

– Бегом! – крикнул капитан Поляк. – Скорее!

– На лугу мы перед ними, как на ладони, – выдохнул сержант Валясек, труся рысцой. – Только бы добраться до забора и вон тех кустиков!

Едва они достигли деревни, как ударила длинная пулеметная очередь, и они увидели, что пехота, рассеявшаяся по лугу, залегла.

Через головы разведчиков немцы повели прицельный огонь по пехоте, прижатой к земле пулеметной очередью.

– Надо помочь им. – Наруг тыльной стороной ладони отер потное лицо. Волосы на затылке у него слиплись, пот разъедал глаза. – Только осторожно. Помните, ребята: нас ждет Берлин. Не суйтесь под пули!

С чердака кто-то обстреливал луг. Они подползли к самым дверям дома. Залевский нажал на ручку, замок не уступал.

– Может, подорвать гранатой?

– Немца все равно не достанешь, а только спугнешь, – пренебрежительно отмахнулся Багинский. – Его надо брать с тыла…

Приволокли лестницу. Подождали, пока рядом ухнет взрыв, и пробили черепицу. В образовавшуюся брешь Наруг увидел, как рослый эсэсовец, с комфортом устроившись на матрацах, принесенных снизу, тщательно прицеливаясь, стреляет по солдатам, передвигающимся по лугу. Он не выставлял ствол наружу, бил с чердака, поэтому даже вблизи не заметишь вспышки, к тому же нелегко при таком грохоте установить, откуда доносится приглушенный звук выстрелов.

Его черная укороченная курточка (поручик Качмарек называл их «жакетами») чуть задралась. Постреляв, он прихлебывал компот из открытой стеклянной банки. Это пуще всего разъярило капрала: убивая, гитлеровец так себя ублажал! Наруг с упора прицелился врагу в затылок.

– Готово, – произнес он, спускаясь с автоматом по лестнице. – Будем прочесывать дальше…

Гранатами они заставили замолчать надежно окопавшийся пулеметный расчет. Валясек окинул пулемет хозяйским взглядом и взгромоздил его на Залевского.

– Нечего морщиться, своя ноша не тянет. Ты мне в знак благодарности еще ручку поцелуешь.

– Они наверняка готовят нам какую-нибудь пакость, – волновался Острейко. – Слишком все гладко пошло… деревня уже наша.

– Может, на них нажали с флангов, поэтому им пришлось отходить? – едва живой от усталости, Залевский поправил на плече трофейный пулемет.

– До полудня далеко, а мы уже выполнили все, что нам приказано, – с удовлетворением отметил поручик. – Передохните минуту. Перекусите, выпейте кофе, у кого есть. У кого нет – вода в колодце. Сержант, пошлите двоих проверить вон те кусты у дороги… Если что, пусть откроют огонь. И назад… Никакой самодеятельности!

Едва он отправился разыскивать капитана, как солдаты расположились на траве. Достали хлеб из своих вещмешков, штыком вскрыли банку консервов.

– Идите сюда, – позвал их Бачох. – Здесь пиво!

Они поднялись с недоверием: уж не разыгрывает ли он их? Может, и нашел бутылку, тогда все равно спешить нечего.

– Полная бочка! И какое пиво – холодненькое, с такой вот шапкой! – поднял он пенящуюся кружку.

Они прибавили шагу, бросив хлеб и консервы на зеленом столе, опоясывавшем старый каштан, вокруг которого стояли садовые стулья.

Солдаты поочередно подставляли кружки, взятые из буфета, под длинный кран, из которого била пенистая струя. Вероятно, здесь раньше был трактир, а в последнее время – солдатская столовая, так как кругом валялись бланки каких-то ведомостей, картонные коробки с сигаретами «Юно».

– Берите, – радушно предлагал всем Бачох, – будет что покурить.

Они принялись запасаться сигаретами.

– Недурное пивко! – обтер Багинский пену о усов.

– Немедленно убирайтесь отсюда! – налетел на них сержант Валясек. – И чтобы я вас здесь больше не видел!.. Откуда вы знаете: а вдруг пиво отравлено?

– Как будто у них было для этого время?

– Такое великолепное пиво, – защищались солдаты. – Да вы сами пригубите кружечку.

– Убирайтесь! Я уже сказал вам раз, и нечего разводить дискуссию!

Они с неохотой выбрались на улицу, подобрали брошенный на столе хлеб и, пожевывая его всухомятку, расположились на траве.

Один только Бачох, сидя на корточках под стойкой, переждал завязавшийся спор и теперь, довольный, что старшина убрался прочь, наполнил до краев кружку и, сдувая пену, с удовольствием потягивал пиво.

– Где там – «отравлено»? Божественный нектар, – в упоении бормотал он. – А теперь можно и закурить…

Неожиданно он услышал вой летящего снаряда, который ударил в чердачное перекрытие. Спасаться бегством было поздно, он успел только забиться в самый угол, когда с треском посыпались балки и кирпичи.

Солдаты увидели, как от разрыва трактир развалился. Острейко облегченно перекрестился.

– Видно, наш час еще не пробил… Старшина выгнал нас, будто чувствовал это, – воздал он должное Валясеку.

А снаряды ложились все гуще, они начисто разнесли верх соседнего дома, только огонь сухо потрескивал среди развалин.

– Боюсь, немцы попрут нас отсюда! – выкрикнул Багинский и побежал рысью, согнувшись под тяжестью вещмешка. – Надо окопаться и замаскироваться как следует.

– Подпустить их поближе и забросать гранатами!

– Оседлать дорогу! Не позволим снова сбросить нас в реку! – широко развел руками поручик Качмарек, указывая, как следует развернуться.

От кустов, поминутно оглядываясь, будто немцы гнались за ним по пятам, мчался солдат.

– Танки! – голос у него срывался. – Бронетранспортеры и танки!

– Много их?

– Много… Я не считал, но много. Они появились из-за деревьев…

– Прекрасно, у нас есть орудие, – показал Качмарек на придорожный ров с поваленной вербой. Из-под метелок беловатых снизу листьев выступало орудийное дуло. Расчет залег рядом, надежно укрытый от посторонних глаз. «Но после первого же выстрела они обнаружат себя, а другого такого укрытия не найти. Им придется вести огонь, пока их всех не перебьют. Если только связной не ошибся: ведь у страха глаза велики».

Но, подобно ударам бронированного кулака, по цветущим садам уже начали бить танковые орудия. Снаряды рвались в домах, высаживая окна прямо с рамами.

Залевский высадил ногой две доски в заборе. Он затаился в небольшом углублении рядом со старым Острейко. Немцы пока не появлялись, видны были только башни танков над кустами, их низко опущенные дула изрыгали огонь.

– Они не заметили орудия, – порадовался Збышек удачной засаде. – Почему они не стреляют?

Но как раз в этот момент они услышали, как что-то лязгнуло, и танк затрясся, будто наскочил на препятствие. Второй танк уже огибал его и, как спички, ломая заборы, тащил за собой вывороченные с корнем фруктовые деревья.

Прежде чем артиллеристы успели изменить угол прицела, танк вывернул на них откуда-то сбоку и навалился сверху, проутюжив орудийный расчет горой металла.

Залевский уронил голову. Он не в силах был видеть гибель боевых товарищей. Из бронетранспортеров выскакивали гренадеры. Рукава засучены, в загорелых руках – винтовки. Они бежали ритмично, поддерживая танковую атаку.

– Бей по немцам, – наставлял Залевского Острейко. – Да выбирай тех, которые с нашивками.

Сам он стрелял редко, но Залевский видел, как дважды падали солдаты в горшкообразных касках, со светлыми черенками гранат за поясом.

– Наши отступают, – бормотал Острейко, – собирайся… Я тебя прикрою. Ну, я ведь постарше. Сматывайся, сынок!