Войцех Жукровский - Направление – Берлин Страница 18

Сам он стрелял редко, но Залевский видел, как дважды падали солдаты в горшкообразных касках, со светлыми черенками гранат за поясом.

– Наши отступают, – бормотал Острейко, – собирайся… Я тебя прикрою. Ну, я ведь постарше. Сматывайся, сынок!

Немцы миновали их. Отделения гренадеров продвигались под прикрытием танков, которые прорвали оборонительные линии поляков, в разрывы вливалось все больше пехоты, ждать было нечего.

Залевский развел в стороны выломанные в заборе доски, одна съехала вниз и зацепилась за ранец. Когда Збышек рванулся, брезентовая лямка лопнула…

– Черт с ним! – Он сорвал с плеча ранец. Обернувшись, Залевский увидел, что Острейко сменил позицию и затаился, как кот, что выслеживает мышь. Он прицеливался из винтовки в проход между горящими строениями.

– Проклятье, только бы мне вернуться с подмогой. – Он бросился через сады. – Ему уже пора отходить!

Залевский передвигался одновременно с наступавшими немцами, но те его не видели с дороги: заслоняли изгороди и заросли.

– Я третий, слышишь меня? – долетел до него голос поручика. – Нас атакуют силой до батальона. Да, танки и бронетранспортеры… Я не только их видел… Они давят нас! Хорошо вам говорить: «Продержитесь еще!» Как я могу продержаться без единого орудия? У нас большие потери…

– Танки. Они идут прямо на нас!.. – крикнул связист.

– Тогда улепетывай! – отмахнулся от него поручик. Он еще услышал едва различимый в шуме битвы голос капитана Поляка: – Марек, передай полковнику: танки прорвали нашу оборону… Огонь всей артиллерии на правый фланг! Мы отходим…

Связист, припавший к дверной фрамуге, неожиданно дрогнул и упал ничком, потянув за собой коробку телефонного аппарата; темное пятно расплылось по его спине.

Залевский бросился было бинтовать его.

– Оставь! – отстранил его Качмарек. – Прямо в сердце…

– Пан поручик, там еще обороняется Острейко, он просит подмогу. Хоть несколько человек…

Поручик взглянул в темные, полные отчаяния глаза парня и крикнул:

– Отступать… Там уже немцы.

Они видели зеленые фигуры, перебегающие совсем рядом. Качмарек выдернул чеку из гранаты и швырнул ее на дорогу под ноги бегущим.

Вместе с Залевским они выскочили в сад за домом и еще увидели, как Войтек Наруг, припав к стволу дерева, стрелял через кусты. Два солдата тащили под руки раненого, у того по исцарапанному осколками лицу текла кровь.

– Там Острейко. – Залевский хватал за рукав поручика. – Его отрежут…

– Давай к тем домам, – приказал Качмарек. – Там в беседке – боеприпасы… Набери дисков, сколько дотащишь, и сюда…

Сам он лег рядом с Наругом, тяжело дыша после бега. В руке у Качмарека был автомат убитого связиста.

Залевский послушно бросился за патронами, перемахнул через забор из жердей, разорвав шинель. Навстречу ему попался Валясек с двумя солдатами, которые волокли ящики.

– Залевский, ты куда? Возвращайся на передовую! – рявкнул он.

– Поручик послал меня за патронами…

– А ты что, не видишь? – показал он на ящики. – Мы уже забрали их. Черт возьми, нам бы парочку орудий!

Польская артиллерия целым дивизионом начала бить по краю деревни. Среди немцев возникло замешательство, но танки упорно шли по лугу. Если они оттеснят пехоту, то всех посекут из пулеметов, превратят в сплошное месиво.

Солдаты это прекрасно понимали. Пути для отступления не было.

Оглушенный взрывом, Бачох наконец пришел в себя, выплюнул набившуюся в рот известковую пыль и медленно приподнялся на колени. Он сообразил, что дом разбит прямым попаданием снаряда и стены рухнули внутрь здания. Ему казалось, что его товарищи все еще отдыхают в саду. Он слышал голоса, но не мог понять, о чем говорят.

Прислушавшись, он уяснил, что оказался в расположении немцев.

В проломе между кирпичами он разглядел Острейко, без ремня, с руками, сведенными на затылке, а рядом незнакомого солдата, который прижимал к груди, как младенца, раненую руку, обернутую тряпьем.

Напрасно Бачох искал свой ППШ: тот остался под развалинами. Его охватили отчаяние и злость, он был беспомощен.

Высунувшись из-за борта бронетранспортера, эсэсовец окликнул гренадеров, которые конвоировали пленных:

– Was machen Sie hier?[13]

– Wir haben die Gefangenen in den Dorf genommen.[14]

– Ich habe Befehl sie abzuführen.[15]

Тяжелая, тупая физиономия под каской не предвещала ничего хорошего. Эсэсовец нагнулся и приблизил к лицам пленных дуло автомата:

– Bist du verrückt? Sofort nach vorn![16]

– Jawohl![17] – вытянувшись в струнку, щелкнули каблуками гренадеры и послушно, как дворняги, получив пинка, не оглядываясь, удалились.

Судьба пленных была решена.

Бачох сжался, когда услышал, как полоснула очередь. Потом взревел мотор бронетранспортера.

– Убийцы! – Он подавил беззвучное рыдание. Его глаза, воспаленные от известковой пыли, различили два тела, неподвижно застывшие в траве, перепаханной гусеницами танков. Ветерок перебирал седеющие волосы на затылке Острейко, молодой стрелок подогнул ноги, прижав обе руки к груди, словно пытался задержать пули, которые пробили ему легкие.

– Убивать!.. – В нем нарастала ненависть. – Я должен убивать… Каждого, кто попадет мне на мушку! Нужно избавить мир от этой заразы…

Солдаты сосредоточились вокруг поручика Качмарека. Необходимо было любой ценой удержаться в этих последних полуобгорелых домах, иначе они окажутся на лугу, за которым Одра, уже достаточно щедро напоенная польской кровью.

– Слушай, Войтек! – Залевский никак не мог примириться с тем, что они не спешат на выручку отрезанным от них товарищам. – Может, вот так – по самому краю садов… Ведь Острейко остался там!

– Он нырнет в подвал и отсидится. Мы тоже можем здесь остаться… Если немцы сосредоточат все свои силы, нам не удержаться.

Первые неприятельские танки уже вырывались на луг, немецкая пехота шла, развернувшись широкой цепью, и прочесывала сады.

– Еще не время, ребята, возьмите себя в руки, – напомнил им Качмарек. – Вот когда они перемахнут через забор…

– Огонь! – скомандовал капитан Поляк.

Гренадеры рухнули, как подкошенные, но не всех настигли пули, это было просто непроизвольное движение, теперь враги переползали от дерева к дереву, все вокруг поливая огнем. Пули буравили догорающие стены домов.

– Сейчас они вызовут танки, – хмуро предсказал Багинский. – Мне-то уже все равно. Ну вот еще один, – приготовился он уложить очередного гитлеровца, взятого на мушку.

Ближайший танк (им отчетливо виден был черный крест, обведенный белой каемкой) развернул свою башню прямо на них. Снаряд, пущенный в окно, прошил дом насквозь и разорвался далеко на лугу.

– Вот дьявол! Я при всем желании не сумел бы так прицелиться, – с восхищением ругнулся сержант Валясек.

– Пан капитан, слева танки! – раздался тревожный голос.

Все повернули головы. По лугу неслась танковая рота, отрезая им все возможности для отступления.

– Видно, придется здесь головы сложить!

– Ничего не поделаешь, – говорили они, как бы ожесточаясь в своем упорстве, продолжали стрелять по приближавшимся немцам. – Но не могут же нас бросить вот так, на произвол судьбы.

– Да это же наши танки! – крикнул обрадованный Фрончак. – Поднимайтесь, ребята, иначе, чего доброго, пустите корни… Теперь уж мы их погоним!

– Приготовить гранаты! Сменить диски, – приказал старшина роты, его лицо заливал пот, словно он только что пил воду из-под крана и не успел утереться.

– Ура! Ура!

– Хоть бы разочек пощекотать их штыком, да они не любят рукопашной…

Немцы между тем стремительно откатывались. Их танки, дав залп, скрылись за деревьями. Снаряды, пущенные вслепую, выковыривали болотные кочки на лугу, и разрывы их отзывались глухим эхом, словно это лопались наполненные воздухом бумажные кульки.

Станковые пулеметы молотили по стенам догоравших домов.

– Осторожно! Не высовываться!.. Не хватало только заработать от своих! – поучал их Наруг, перебегая от забора к забору. – Что-то немцев спешка одолела…

Польские танки уже ворвались в деревушку. Солдаты под защитой их брони устремились прямо по огородам, топча заботливо ухоженные грядки, на которых кудрявился молодой салат. Залевскому настолько хотелось пить, что он на бегу вырвал зеленый побег, отряхнул землю с корней и принялся жевать его, чувствуя, как кислая от порохового дыма слюна заполнила рот.

Немцы спешили оторваться от танков, принявших на себя основной удар: им приходилось прикрывать пехоту. Один из танков попытался преградить путь атакующим. Скрытый за разрушенным домом, он выезжал, стрелял и тут же подавался назад. Эта игра в прятки продолжалась бы значительно дольше, если бы наперерез ему через сады не двинулся польский танк, который ударил по нему с такой силой, что у того башню своротило набок.