Иван Шевцов - Бородинское поле Страница 18

- Да его, может, и совсем не надо считать, - хитровато сказал Кавбух. - Пускай Гитлер считает-недосчитывается или этот Гурдиян.

- Гудериан, - поправил, смеясь, Игорь.

- А все равно - у них, у фашистов, все на "ге": Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер, Гесс, вот и этот Гурдиян, - ответил Кавбух.

- Ты прав, Добрыня Никитич, чего-чего, а "ге" у них навалом, - сказал Игорь.

- У нас в деревне учитель был Адольф Гумно, - по какой-то странной ассоциации вспомнил Кавбух. - Сменил. На законном основании поменял имя, Александром стал называться.

- А фамилию так и оставил - Гумно? - улыбнулся Игорь.

- Фамилию оставил. А что в ней такого, чтоб менять? - удивился Кавбух.

- Лейтенант Макаров, почему задерживаетесь? - послышался из кустов властный голос капитана.

- Уходим, - ответил Игорь и энергично протянул Лаврененко руку: - Ну, Митя, держись. Бей наверняка. Первым снарядом сбрасывай гусеницу, а вторым сверли подставленный бок.

- Постараемся одним снарядом сверлить два танка, - заулыбался Лаврененко, крепко пожимая Макарову руку.

- Ну, ребята, а вы идите к своим, - обратился Игорь к пограничникам, - Найдете. Спасибо вам, и будьте живы.

Лейтенант Макаров по рации связался с капитаном Гусевым и получил приказ засесть в засаду в небольшом кустарнике. Это была узкая полоска кустов, тянущаяся метров на двести вдоль неглубокой балки с юго-востока на северо-запад по диагонали к фронту. Зеленая, а вернее, уже золотисто-багряная полоска кустов не была сплошной - она в нескольких местах обрывалась. Свои танк Игорь поставил -впереди, Кавбуху приказал замаскироваться на противоположном конце, уступом назад. Нельзя сказать, что их позиция была достаточно удобной для засады: полоска кустов довольно жиденькая и не сплошная, а по обе стороны ее - открытое, изрезанное неглубокими балками и впадинами поле. До соседа справа - лейтенанта Лаврененко - добрых два километра, а левый фланг открыт гудериановским танкам.

Яркими, золотистыми флагами полыхали молодые клены. Широкий кленовый лист устилал землю, падал на башню и на гусеницы танка, и Макаров приказал экипажу набросать багряно-золотистых веток на маскировочную сетку, под которой был укрыт танк.

Ждать пришлось недолго… Немецкие танки двигались развернутым порядком. Они держались несколько правее той позиции, которую занимал Макаров, их острие, как казалось Игорю, было нацелено на рощицу, где засели в засаде Дмитрий Лаврененко и его товарищи.

Игорь стоял на башне танка. Золотисто-желтые листья рябины и кроваво-спелые гроздья ягод сквозь маскировочную сетку касались его шлема. Танки врага шли по стерне, освещенные низким, слабо греющим солнцем, и их шахматный строй был хорошо виден с пригорка, на котором стоял танк Макарова. А позади, где проходил передний край нашей обороны, медленно, но неотвратимо поднималась огромная туча. Она затянула почти полнеба. Освещенная солнцем, иссиня-аспидная, тяжелая, она казалась зловещим знамением. Быть может, в другой раз, в мирной время, где-нибудь на загородной прогулке или даже на занятиях на танкодроме, такая туча вызвала бы в Игоре Макарове своей зловещей величавостью, необычными формами и красками какие-то эмоции. Сейчас же, глядя на нее, он подумал лишь об одном: как медленно она надвигается. Быстрей бы, быстрей закрыла б весь небосвод плотным и низким пологом, чтоб не могли летать самолеты. Но, как назло, именно в этот момент, когда он подумал о самолетах, стая "юнкерсов", обгоняя свои же танки, пронеслась над Лаврененковой рощицей - так теперь Макаров называл рощу, где сидел в засаде Дмитрий Лаврененко, - и сбросила бомбы где-то дальше, южнее рощи, ближе к Мценску, на позиции пехоты.

А танки врага шли без остановки, и гул их нарастал с каждой минутой, но по всему было видно, что своим правым крылом они не заденут балку и узкую полоску кустов, в которой поджидал неприятеля взвод лейтенанта Макарова. И Игорь с досадой подумал, что неудачно выбрал позицию, оторвавшись от своих на столь значительное расстояние. И не чувство одиночества мучило его, а то, что враг пройдет мимо, стороной, навалится всей своей массой на Лаврененкову рощу, а он, Макаров, может оказаться вне игры либо вступить в бой в невыгодных для себя условиях. Конечно же он вступит в бой, ударит врагу во фланг, выскочив на открытое поле, но это уже будет далеко не равная схватка. Ведь полковник Катуков, говоря о тактике подвижной обороны, ставил перед своими танкистами совершенно ясную и четкую задачу: бить врага из засад, наносить молниеносные, но чувствительные удары и, не давая себя втянуть в затяжное сражение с численно превосходящим врагом, быстро отходить на новые скрытые позиции для новых ударов из засад.

Но что это? Игорь видит, что танковая армада отклоняется вправо; теперь острие ее вонзится не в Лаврененкову рощу, а пройдет по открытому полю между рощей и балкой. По телу пробегает тревожная дрожь, напрягаются каждый мускул, каждый нерв. Игорь охвачен азартом предстоящего сражения. Он насчитал не менее полсотни машин, за которыми следом идут бронетранспортеры и грузовики с солдатами. Решает: несколько прицельных выстрелов - и затем сразу отходить, прикрываясь полосой кустарника. А что там, на небольшой высотке, где кончаются кусты, он не знает. Может, линия обороны нашей пехоты. А может, и пустота, открытый фланг, и он двумя своими танками должен прикрыть его. Ведь за спиной - Мценск, маленький русский городишко, о котором он впервые услыхал, читая Лескова. Полковник Катуков объявил танкистам приказ товарища Сталина: дальше Мценска немцев не пускать. А это значит, что от подвижной обороны надо переходить к жесткой, зарыться в землю и стать неприступной скалой перед танками Гудериана. Но скалы почему-то не получалось, лейтенант Макаров вот уже который месяц задает себе этот вопрос - почему мы продолжаем отступать? - и не находит ответа.

В стороне рощи послышались выстрелы, и Макаров понял: Дмитрий Лаврененко вступил в бой. А вон и первые результаты сражения: на подступах к роще дымятся два фашистских танка. Но другие идут, не сбавляя темпа, с тупым упрямством; их движение кажется каким-то неотвратимым, как лава извергнувшегося вулкана.

Быстро убрали маскировочную сетку, и Макаров захлопнул люк. Головные немецкие танки уже прошли мимо машины Игоря, и наводчик сопровождал их медленным движением ствола пушки - все ждал команды. Но ее не было. Макаров медлил - далековато. Он хотел бить наверняка. Как опытный охотник с терпеливым хладнокровием поджидает своего зверя, так ждал лейтенант Макаров, не отвечая на встревоженно-недоуменный вопрос наводчика. И дождался. Самый фланговый танк направился к балке. Он шел прямо на кусты, в которых притаился танк Макарова, шел стремительно, уверенно и, когда их разделяла какая-нибудь сотня метров, вдруг резко притормозил, стальной хобот его пушки описал в воздухе дугу. "Обнаружили", - решил Игорь и подал команду, которую так напряженно ждал весь экипаж. Фашистский танк был поражен с первого снаряда, но шедший следом за ним открыл огонь по танку Макарова. Началась дуэль. Расстояние между противниками метров четыреста. Сходиться они не решались, стреляли с места, выставив навстречу друг другу толстую лобовую броню. Экипаж Макарова ощутил два сильных толчка, что означало два попадания в башню. Несколько вражеских снарядов пролетело мимо. А фашист казался неуязвимым. Макаров нервничал, приказывал наводчику целиться в гусеницу. Но не так просто попасть в гусеницу с такого расстояния. Он увлекся дуэлью, посылая во врага снаряд за снарядом. Он не знал, что гусеница у его противника давно сорвана, и теперь танк прикован к земле, как не знал и того, что один из головных немецких танков повернул назад и заходит ему с тыла.

Удар в спину - самый коварный и страшный удар, как правило, с роковым исходом. Так и случилось на этот раз. Посланный фашистом снаряд продырявил тридцатьчетверку лейтенанта Макарова.

Очнулся Игорь возле танка Кавбуха. Очнулся от холода и острой боли и не сразу сообразил, где он и что с ним. Он лежал на спине и, когда открыл глаза, увидал над собой кусок тяжелого, мрачного неба и башню танка. И хотя это тоже была тридцатьчетверка, но по каким-то лишь танкистам известным приметам, самым неуловимым для постороннего глаза, Игорь понял, что перед ним не его, командирский, а другой танк. Усилием воли он напряг память, пытаясь собраться с мыслями. В это время грохнула пушка танка. Игорь вздрогнул и, как солдат по команде "Подъем!", попытался встать, но резкая боль в ноге остановила его. И в это время он услышал голос своего механика-водителя, новенького, который был в его взводе всего второй день, щупленького, неказистого на вид паренька:

- Лежите, товарищ лейтенант. Это старший сержант Кавбух фрица угощает.

Шутка механика-водителя показалась Игорю неуместной. Ему хотелось задать сразу дюжину разных вопросов, но он спросил о том, что, по его мнению, было главным: