Павел Цупко - Торпедоносцы Страница 18

Борисов хладнокровно выдержал элементы атаки, и когда слева от его машины промелькнул вздыбившийся над водой тупой, будто обрубленный, нос БДБ, поднятый взрывом башаевских бомб, подождал несколько секунд и плавно утопил кнопку на штурвале — сбросил торпеду, двинул вперед до отказа секторы газов и тут же нажал вторую кнопку — ударил из пулеметов по баку транспорта, где шустрая артиллерийская прислуга успела развернуть пушки и открыть стрельбу в упор. Еще секунду спустя Михаил свалил машину в крен, стал отворачивать вправо, намереваясь испытанным приемом проскочить между кораблями охранения, В этот самый миг глухой удар потряс торпедоносец, с приборной доски брызнули стекла, над головой в горгроте — остекленной крышке кабины — разверзлась огромная дыра и через нее с шипением вырвался воздух.

Борисов оцепенел. Но моторы не изменили своего напористого ровного гула, самолет тоже летел устойчиво, скорость его не падала, и летчик быстро справился со своим неприятным состоянием. В поле зрения попал бешено стреляющий по самолету тральщик. Стиснув зубы, Михаил довернул машину правее, поймал корабль в прицел, полоснул по нему пулеметной струёй с кормы до носа и проскочил над мачтами, едва не задев их. Рядом с самолетом густыми потоками неслись зеленые и красные огоньки трассирующих снарядов и пуль. Но с каждой секундой количество их редело, а потом и вовсе пропало.

— Вырвался! — Борисов вытер пот, застилавший глаза, и огляделся.

Над морем он был один. Караван судов исчез за дымкой.

— …чему не отвечаешь? Миша-а! Что случилось? Миша! — в телефонах прорывался тревожный голос. Борисов с трудом узнал его; говорил штурман, но слышимость была плохой. Летчик повернул ручку громкости, вызвал:

— Ваня! Ваня! Слышу плохо, Как у вас дела?

— У нас нормально, а ты почему долго не отвечал? Что случилось, Миша? Что это был за удар?

— Все в порядке! — поспешил успокоить друга Борисов. — Горгрот разнесло. Но моторы как звери! А ты почему не доложил, как прошла атака?

— Нормально! Торпеда попала в кормовую часть транспорта, и ее взрывом оторвало. Транспорт тонет. Я сфотографировал.

Набрав высоту и развернувшись, Михаил с нетерпением поглядел на корабли. Их строй давно перемешался: в середине сквозь клубы черного дыма и пара просвечивался корпус тонущего «шеститысячника». Его носовая часть вздыбилась над водой, корма скрывалась в волнах — судно доживало последние минуты. И вдруг радость победы сменилась беспокойством: где ведомый?

Топмачтовика нигде не было.

— Демин! Рачков! Где Башаев? Ищите Башаева!

У радиста обзор из башни во все стороны превосходный. Но молодой Александр Демин забылся и смотрел не за обстановкой в воздухе, а за тем, как, окутавшись дымным облаком, огромный транспорт медленно ложился на борт, все больше задирая нос кверху, и погружался в море.

— Двадцать восьмой! Двадцать восьмой! — Я — Двадцать седьмой! — вызывал Башаева командир. — Отвечайте! Где находитесь? Дайте свое место, Двадцать восьмой! Прием!

Эфир молчал. Беспокойство летчиков переросло в тревогу. Не дожидаясь, когда утонет торпедированный транспорт, Борисов развернул машину к северу.

— Кто видел Башаева последним? Демин, доложите!

— Командир! Я видел только, как его бомбы рванули баржу. Потом он пролетел над транспортом и ударил по сторожевику. А дальше мы отвернули, и я стал стрелять по тральщику.

Поредевший караван давно скрылся в дымке, когда штурман через нижний люк рассмотрел на фоне серо-зеленой воды топмачтовик, С большим креном он летел у самой воды, направляясь к острову Рухну.

Борисов подлетел к ведомому, опять запросил его:

— Двадцать восьмой. Вас вижу. Отвечайте, как слышите?

— Миша! Да у него, наверное, разбило рацию. Подойди к нему!

Вблизи башаевская машина выглядела ужасно: зияли рваные пробоины в ее крыльях и фюзеляже, правый винт еле вращался — самолет летел на одном моторе. Но Башаев его на воду не сажал, продолжал борьбу — это было видно по напряженной сгорбленной позе летчика. У Михаила сжалось сердце: чем помочь?

Внезапно внимание командира группы привлекла маячившая в башне голова радиста Баланцева. Тот прикладывал руки к головным телефонам и утвердительно кивал головой. Выходит, слышал? Борисов обрадовался и закричал в эфир:

— Двадцать восьмой! Если слышите, качните головой! Баланцев закивал еще энергичнее. Но Башаев позы не изменил. А может, его силы были на пределе!

— Двадцать восьмой! Дима! Ничего страшного не произошло. Самолет отлично ходит на одном моторе. Вспомни Богачева! Держись, друг, и слушай меня внимательно! Надо уменьшить лобовое сопротивление, поставить винт правого мотора во флюгер. Смотри на панель. Там две красные кнопки. Видишь? Нажми правую! Да не перепутай, Дима! Жми правую! Правую! Смелее!

Башаев зашевелился, протянул руку к приборной доске и тотчас лопасти правого винта развернулись, и он перестал вращаться.

— Отлично, Дима! — продолжал подбадривать летчика Борисов. — Теперь триммерами сними нагрузку с левой ноги и выбери крен, отрегулируй горизонтальный полет…

Снова Башаев зашевелился. Его самолет выровнялся, полетел более устойчиво. Но опасность еще не миновала — вода темнела совсем близко.

— Дима! Постарайся набрать высоту! Только очень осторожно! Следуй за мной. Пойдем в Пярну!

Беспокойство командира группы было понятным: до берега оставалось около ста километров. Башаев физически был крепким, сильнее Богачева, но как летчик еще молод, слабее; будучи авиатехником, он всего два месяца назад переучился на пилота. К тому же в такой переплет попал впервые.

Так, не спуская глаз с ведомого, командир сопровождал его до самой посадки.

Утром следующего дня Михаил Борисов поспешил на стоянку торпедоносцев, чтобы взглянуть, как идет ремонт машин. Первым с краю стоял его самолет. Со снятыми капотами, открытыми бомболюками и опущенными посадочными щитками самолет выглядел понуро, будто стеснялся рваных дыр в крыльях и в фюзеляже. Стуча молотками и покрикивая, по машине лазили техники и механики. На левой плоскости приклепывали заплату из некрашеного дюраля. Виктор Беликов, завидев летчика, соскочил со стремянки, подошел к нему.

— Завтра я смогу слетать? — поинтересовался Борисов.

— Что вы, товарищ лейтенант? Здесь же нужен заводской ремонт! Удивляемся, как вы долетели? Обнаружили повреждение тросов руля высоты, у правого элерона отбито ушко, бензобак… — техник назвал столько поломок, что летчик пал духом.

— Значит, продержишь меня до морковкиного заговенья? Когда я буду воевать? — спросил он сердито.

— А мы прохлаждаемся, да? — внезапно обиделся Беликов. — Клепаем от зари до зари и ночью при фонарях. Стараемся! Поесть некогда. Но работы много; сами видите!

Михаил ценил Беликова и не хотел обижать его. Но так вышло, не сдержался. Он сказал:

— Ладно, Витя… Я тоже не к теще на блины… Беликов сунул руку в бездонный карман своей куртки и вытащил кусок рваного металла с зазубренными краями.

— Вот, возьмите на память! Нашел на вашем сиденье. В парашюте застрял.

Борисов взял осколок, взвесил в руке — тяжелый! И внезапно догадка осенила летчика. Он наклонился, осмотрел дыры в ватных брюках, потом ощупал их и, К общему удивлению, извлек из ваты еще такой же осколок, объяснил:

— Еще в воздухе я почувствовал на ноге тепло, да не понял, в чем дело. И потом при ходьбе вроде что-то мешало! Даже в голову не пришло…

— Да-а! — взял осколок инженер Завьялов. — Крупнокалиберный!.. Сохрани, командир, на память. Доживешь до светлых дней — сыну покажешь!

К самолету с баночкой краски в руках подошел сержант:

— Разрешите, товарищ лейтенант, приступить к работе?

— Что за работа? Красить латки? Сержант оскорбился:

— Я ж не маляр, а художник. Приказано на вашей машине нарисовать три транспорта.

— Какие еще транспорты?

— Те, что вы потопили. Чтоб все видели и знали, гордились вашими победами. Теперь так будет у всех. Такой порядок давно заведен в первом гвардейском минно-торпедном…

Сержант подтащил к носу самолета стремянку, взобрался на нее, и под кабиной летчика точными быстрыми движениями кисти начал рисовать силуэт судна.

Михаил издали любовался работой художника, втайне гордился силуэтами. Потом вспомнил, что командир эскадрильи, улетевший на разведку еще на рассвете, не вернулся, пошел на КП узнать о радиограммах.

Замкомэска встретил адъютант Драпов:

— Хорошо, что сам пришел. Приказано поднять пары Богачева и Зубенко. В Рижском заливе опять идет караван. Вот его координаты.

Михаил схватил бумагу, приказал:

— Звоните на стоянку; срочный вылет! Я — туда!

У дальних капониров, что неровной дугой топорщились по краю летного поля, техники торопливо готовили самолеты к вылету. Инженер Завьялов руководил их работой и настороженно поглядывал на летчиков, выстроившихся у опушки леса.