Григорий Покровский - Ввод Страница 19

Никольцев это прекрасно понимал. Когда приходил подобный устный приказ, он всегда вежливо отвечал: «Подтвердите, пожалуйста, телеграммой». Оставлять следы своих приказов в виде документов, телеграмм генералы не хотели, поэтому Никольцев слыл в округе, как неудобный и заносчивый командир полка. Но так он защищал своих офицеров и солдат от непосильного рабского труда, давая хоть как-то организовать занятия, проводить стрельбы и вождения. Между командиром полка и Бурцевым было полное взаимопонимание.

Вначале он присматривался к новому комбату и оценивал его, а сейчас стал уважать его, за умение организовать занятия, даже при той огромной нехватке людей. Как-то у него всё получалось. Никольцев подметил, как уважительно молодой комбат относился к людям, и как люди сразу полюбили его. Он отдавал себя всего службе, не был груб и заносчив. Все свои знания отдавал офицерам, что не знал, сам учился у них. Солдаты и офицеры ответили ему взаимностью. В результате, за неполный год в батальоне всё изменилось. В полку быстро заметили это, и все офицеры расположились к Бурцеву. Даже старые комбаты никогда его не называли по имени, а обращались к нему уважительно по имени отчеству или просто Петрович. Как-то раз после совещания Никольцев попросил Бурцева остаться. Разговор завёл издалека. Вначале расспросил о делах в батальоне. Затем попросил охарактеризовать своих офицеров. Никольцев знал, что ни об одном офицере, Бурцев не отзовётся плохо, но спросил ради порядка. Оно так и вышло.

— Вместо себя комбатом кого бы ты поставил, Василий Петрович? — Неожиданно спросил Никольцев.

— Выходит, не ко двору пришелся, товарищ подполковник?

— Почему же, как раз наоборот, очень даже подходишь. Я вот о чём думаю, начальник штаба полка уходит. Жаль, конечно, хороший, работящий офицер, но надо же расти людям. Я хотел бы видеть тебя на его месте.

— Я не проходной.

— Это почему же ты так думаешь?

— На то есть две причины, Вадим Степанович. Во-первых, я в должности меньше года. Кадры сразу дадут от ворот поворот. Ну, а во-вторых, мои отношения с комдивом. Вы же знаете. Он меня на дух не переносит.

— Как и меня. Конечно, ты прав, командира полка, который будет работать с начальником штаба, никто не спросит. Но, если вдруг не будет альтернативы, я буду предлагать тебя. Ты-то не против?

— Я согласен, но уж больно крутой взлет.

— Да брось ты, Василий Петрович, зятьки да сынки твоего возраста уже скоро комдивами будут. Если получится, кого на твое место будем предлагать?

— Васина, и только его. Самый опытный в полку командир роты, даже замы комбатов ему в подметки не годятся.

— Видишь ли, ротного могут не утвердить.

— Вот, а вы говорите — меня на начальника штаба! Наверху, там же тоже, так думают. Молод ещё, опыта нет. Вы меня спросили, я ответил. Я говорю о характере, о способностях человека — это, если хотите, гены. Один на батальоне лет десять может сидеть, а ему и взвода-то нельзя доверить. А другой, как вихрь: всё у него в руках вертится, и люди за ним идут. Македонский в тридцать лет полмира завоевал. Только все эти наши рассуждения из области фантастики.

Затем Василий вспомнил Асю, и как попал в академию и улыбнулся.

— Что улыбаешься, Василий Петрович?

— Вспомнил, как фантастика становится явью.

— Вот видишь, значит, бывают всё-таки чудеса.

Сбыться их планам так и не пришлось. Вскоре после ухода начальника штаба в полку появился надменный майор в сапогах и фуражке генеральского пошива. Смотрел на всех свысока. Грубый с подчинёнными, заискивающий перед начальством он быстро противопоставил себя всему офицерскому составу полка. Окончив гражданский институт, он был призван на два года в армию. За эти два года сумел жениться на дочке одного из генералов. Тот напряг все свои силы, да так, что Менков, будучи старшим лейтенантом, остался в армии, а затем начал двигаться со скоростью реактивного снаряда по карьерной лестнице вверх. И вот уже в звании майора, получив очередное назначение, он прибыл на должность начальника штаба полка. Комдив Менкова уважал, и любил повторять: «В этом полку только с Менковым и можно разговаривать». Перед комдивом Менков лебезил и старался влезть в любые дырки без мыла. Все в полку заговорили, что новый начальник штаба пришел ненадолго. Не пройдет и полгода, как Никольцева он выживет.

Утром Бурцев шёл на службу в приподнятом настроении. Хотя и проводил вчера ночные стрельбы и лёг только под утро, усталости не чувствовал. Утренняя пробежка, обливание холодной водой давали бодрость. Он любил с утра себя обливать холодной водой, и это вошло уже в привычку. Но не только это давало бодрость, настроение поднимали результаты ночной стрельбы. Десять месяцев кропотливого труда не прошли даром. Вчера с начфизом проверяли — по физической подготовке тоже неплохо. Немного вождение подводит. Надо бы зампотеху помочь. Слабоват он и техники неисправной много. Вчера на совещании командир полка ругал.

— Две машины от батальона на уборку урожая надо отправить, не может подготовить, — думал Бурцев, — то того нет, то другого. Уж если Никольцев ругал, дела совсем плохи.

— С полка, — говорит, — двадцать пять машин идёт на уборку, а от вас всего две, Барановский спит и не хочет их готовить. Ходит, как в штаны наложил, «ни рыба, ни мясо». А ты его защищаешь, Василий Петрович.

— Если Вадим Степанович повысил голос, видать, у Барановского совсем плохо. Надо бы самому вмешаться, занятия завертелись, ротные сами доведут до конца. А с водителями, техниками рот, надо браться самому. Не хватит тебя, Бурцев, ой, не хватит во все дырки залезть, — думал он. — А что делать, везде провал, надо вытягивать.

— Майор Бурцев, майор Бурцев! — голос извне прервал цепь его мыслей.

У двери штаба стоял дежурный по полку и звал его. Бурцев подошёл к нему.

— Командир велел зайти к нему в кабинет.

Может, случилось что, подумал Бурцев. Приехал поздно ночью — было всё нормально.

— В батальоне всё нормально? — спросил он у дежурного.

— Всё хорошо, никаких замечаний, только со столовой пришли, — ответил тот.

Поднялся на второй этаж, постучал в дверь кабинета. Никольцев поднялся, встретил и поздоровался за руку.

— Судя по доброжелательному взгляду командира разговор, будет не плохим, — подумал Бурцев.

— Садись, Василий Петрович, докладывай, как ночные стрельбы?

— Не буду хвастаться, но твёрдая тройка есть.

— И что у тебя за манера всё уменьшать. Другие больше двойки не имеют, а пыль в глаза пускают, гоголем держатся, как отличники, того и гляди, медаль на грудь пора вешать, а ты все скромничаешь. Мне докладывали со стрельбища всего три хороших, а остальные отлично. — Он развернул большой лист ватмана, на котором отображалась успеваемость рот полка по всем дисциплинам. Пробежал глазами по строчкам, где был батальон Бурцева.

— Так, — начал он, — батальон твой идёт нормально. Вождение у тебя слабовато. Ты меня извини, что я тебя вчера за машины выругал, но Барановскому надо помочь. Я уже и зампотеху полка задачу поставил. Не собранный он у тебя какой-то.

— Хороший офицер, просто с запчастями плохо.

— Не защищай его. У других с запчастями не лучше, но крутятся.

— Другие могут через бутылку, а он не может. Не пьёт он, Вадим Степанович, вот и не получается у него. Запчасти-то нынче только за бутылку можно достать. Тот же прапорщик с дивизионных складов без бутылки не отпустит. Пусть даже накладная будет, в лучшем случае, выдаст половину, а остальное напишет — нет в наличии.

— Хорошо, я сказал зампотеху, чтобы он помог Барановскому. Дела у тебя идут неплохо, а вот со вторым батальоном что делать? Кругом двояк. Вчера комдив звонил. Округ берет на проверку батальон Калмыкова.

— Пусть мой возьмут.

— В том-то и дело, что не хотят твой. Говорят, меньше года в должности, какой с него спрос.

— Так им что, спрос нужен или результаты? Никак подкоп под вас делается, Вадим Степанович.

— Судя, по всему, да. Берут самый слабый батальон. Только хренушки, им, я номенклатура министра. Меня просто так снять трудно. Рогами упрусь. Правда, будут тюкать по темечку, пока сам не соглашусь на военкомат в какой-нибудь отдалённый райцентр.

— А откуда они знают про самый слабый батальон?

— Хорошие информаторы есть!

— Менков, что ли?

— Похоже, что он. Я уже этот ватман стал прятать. Самому учёт вести лень, вот он и рыскает у меня по кабинету, когда меня нет. Раз захожу в кабинет, а он развернул эту сводную ведомость и себе в блокнотик переписывает. Сделался таким агнцем, для своего учёта, говорит. А у него его никогда не было, да и не будет. Это не такой человек.

— Ничего у них не получится, Вадим Степанович. Калмыкова за уши всем полком вытащим. Давайте часть отличных экипажей от меня перекинем Калмыкову.