Павел Цупко - Торпедоносцы Страница 2

— Сколько вам лет, Борисов?

— Двадцать! — улыбаясь, ответил тот и густо покраснел под пристальным взглядом командующего. Поспешно уточнил: — Будет в этом месяце.

— Всего двадцать? — Генерал подсчитал в уме: значит, в училище попал в неполных восемнадцать. — В аэроклубе учились?

— Да! В марте сорок первого окончил Гомельский.

— Так вы из Белоруссии?

— Так точно! Белорус. Родился в Мозыре. Там закончил семилетку, потом восьмой класс, а в сороковом переехал в Гомель и поступил на дневное отделение аэроклуба. Меня там, товарищ генерал, тоже сватали инструктором, да я не захотел. Мне нужно стать морским летчиком.

— Почему именно морским?

Черные брови юноши от удивления вздернулись.

— Там же труднее всего!

Жаворонков опять усмехнулся про себя. Этот вопрос он задавал многим летчикам. Слышал разные ответы. Но большинство сводилось к неубедительному, вроде: «Люблю море, морскую романтику. Влечет простор…» А этот? «Труднее всего!» В самую точку!

— Германский флот изучали? Дайте характеристику линкора «Адмирал Шеер».

— «Адмирал Шеер» — один из трех так называемых «карманных» линкоров, построенных фашистской Германией в 1928–34 годах. Водоизмещение у него около одиннадцати тысяч тонн, скорость хода — двадцать шесть узлов. Несет сильное артиллерийское вооружение; на носу и корме у него установлены трехорудийные башни, калибр двести восемьдесят миллиметров.

Вдоль бортов стоят восемь стопятидесятимиллиметровых пушек в башнях с большим углом возвышения…

— Почему линкор называют «карманным»? Вопрос был каверзным. Ответить на него мог только человек, эрудированный в истории военно-морских флотов мира. Окружающие давно прислушивались к беседе командующего с Борисовым, понимая, что, проверяя молодого летчика, он тем самым проверял качество преподавания в училище и уровень подготовки выпускников. Все притихли. А Борисов ответил, как на экзамене:

— Этот класс немецких линкоров так назван из-за сравнительно малого водоизмещения. Дело в том, что после поражения Германии в первой мировой войне, Англия, боясь соперничества на море, заставила немцев подписать международный договор, по которому им запрещалось строить крупные надводные корабли — линкоры и тяжелые крейсеры. Разрешалось иметь всего три легких крейсера общим водоизмещением до тридцати тысяч тонн. Они и построили «Дойчланд», «Адмирал граф Шпее» и «Адмирал Шеер». Но так как в договоре калибр артиллерии не был ограничен, то немцы на эти корабли установили очень сильную артиллерию. Фактически это тяжелые крейсеры. Отсюда их и прозвали «карманными», то есть построенные втайне, в кармане.

Ответ летчика понравился командующему. Но вопросы на том не кончились:

— Судьбу линкоров этих знаете?

— Знаю, что «Адмирал граф Шпее» был затоплен у Ла-Плата. Остальные в строю.

— Верно! Только «Дойчланда» теперь нет. Фашисты переименовали его в «Лютцов». Испугались, что будет потоплена «Германия». Сейчас эти корабли появились на Балтике. Не исключено, что вам, товарищ Борисов, доведется с ними встретиться. Ну-ка! Как вы будете атаковать? Под каким ракурсом?

Летчик наморщил лоб:

— А в каком варианте я буду лететь: пикировщиком или торпедоносцем? Если пикировщиком, то в атаку лучше выходить с носовых секторов под 35–45 градусов, так как корма у него зенитками прикрыта сильнее, чем нос, А с торпедой, то под прямым курсовым углом.

— Знаете, что «Дойчланд» уже встречался с нашими бомбами? Где и когда это произошло?

— Знаю. Это было 28 мая 1937 года на Средиземном море, в районе Малаги, «карманный» линкор «Дойчпанд» был атакован самолетом СБ республиканской Испании. В корабль попали две бомбы. Одна из них сбила башню главного калибра, вторая разрушила надстройку и взорвала котел. Добавлю; самолет пилотировал Николай Остряков, бомбил штурман Григорий Прокофьев… Товарищ генерал-полковник! Я ж за этими линкорами давно слежу и собираю все, что узнаю.

Жаворонков улыбнулся:

— Так за врагом может следить лишь тот, кто мечтает о встрече с ним! — Командующий протянул летчику руку; — Желаю вам, товарищ Борисов, поймать в свой Прицел линкор и удачной атаки!

Слова эти оказались почти пророческими… Когда Борисов вышел из штаба, то на плацу его дожидался только Иван Рачков. Остальные выпускники побежали рассчитываться: времени было в обрез.

— Ну, что там? Зачем вызывал?

— Та-а! — махнул рукой Михаил. — Экзамен устроил. Почему пошел в морские летчики да знаю ли германский флот?

— Ну и как ты? — забеспокоился штурман. — Выдержал?

— За кого ты меня принимаешь? В морской авиации, Ваня, порядок полный! Ясно?

— Тогда ж чего стоим? Двинули и мы к интендантам… Рачков был на два года старше Борисова. Да и опыта флотской службы у него было побольше; когда Борисов еще сидел за школьной партой в Мозыре, сын очаковского рыбака Иван Ильич Рачков после окончания девятого класса уже был призван на военную службу и с сентября 1939 года служил на Краснознаменном Балтийском флоте комендором-наводчиком, участвовал в войне с белофиннами. Парни повстречались весной 1941 года при сдаче конкурсных вступительных экзаменов в военно-морское авиаучилище имени С. А. Леваневского и с тех пор почти не разлучались. Между ними родилась и быстро окрепла дружба.

Сдружились ребята не случайно. Белорус Борисов и украинец Рачков как нельзя лучше дополняли друг друга. Если один порывист, даже горяч, то другой, наоборот, отличался сдержанностью, рассудительностью. Михаил легко «зажигался», по-мальчишески слепо верил каждому услышанному слову и, хотя опрометчиво не поступал, был все-таки излишне доверчив. Иван смотрел на вещи практичнее. Чтобы он во что-то поверил, его надо было убеждать, доказывать. На почве такого разного восприятия жизни друзья, случалось, спорили, но спор никогда не доводили до ссоры; оба умели ценить и дорожить дружбой, уважать чужое мнение. Впрочем, серьезных разногласий между ними не было. Обычно один другого понимал с полуслова. Что же касалось главного в жизни — отношение к чести, дружбе, полетам, служебному и комсомольскому долгу, то здесь у них было полное единство взглядов.

Еще их объединяло огромное желание быстрее попасть на фронт, к чему звали не только порыв патриотических душ, но и сознание того, что родные города — Мозырь и Очаков — находятся в фашистской неволе ещё с лета сорок первого года. Потому оба учились и летали так старательно, что первыми среди сверстников в совершенстве овладели летной профессией. Как ни парадоксально, но отличная учеба для мечты друзей едва не обернулась помехой: служба в тылу в среде летчиков считалась самым тяжким наказанием. Но выручили случай и решимость Борисова.

Окрыленные надеждами, Борисов, Рачков и их товарищи прибыли к месту назначения в 13-й истребительный авиационный полк ВВС ВМФ. Однако прошел еще год, прежде чем друзья приступили к боевым вылетам на фронте… Двенадцать месяцев они занимались перегонкой самолетов из глубокого тыла на фронт. Дело это было не только ответственным, но и трудным; летчикам почти ежедневно приходилось по нескольку часов кряду находиться в утомительных беспосадочных перелетах, покрывать расстояние в пять, семь и более тысяч километров, летать над безлюдным пространством тайги, над пустынями, морями, горами, при этом часто вступать в борьбу с непогодой — туманами, с дождями и грозами, со снегопадами и обледенением, садиться и взлетать с плохо оборудованных аэродромов.

Конечно, вчерашние курсанты, даже такие одаренные, как Борисов и Рачков, для участия в перегонке не годились. Их нужно было готовить. Молодежь свели в авиаэскадрилью, командовать которой поручили опытному капитану Мещерину.

Константин Александрович Мещерин пришел в морскую авиацию еще на заре ее становления. В 1930 году его, восемнадцатилетнего плотника Астраханской судостроительной верфи, пригласили, как молодого коммуниста, в райком партии и сообщили, что поддерживают его просьбу о добровольном поступлении на военную службу, — так он стал курсантом Ейской военной школы морских летчиков. В 1933 году успешно окончил ее и, как лучший, был оставлен инструктором.

На ответственной инструкторской работе в последующие пять лет раскрылись дарования талантливого летчика, развились педагогические качества. Не один десяток отлично подготовленных морских соколов получили путевку в небо из рук Константина Мещерина. За год до войны с белофиннами способного старшего лейтенанта перевели на Краснознаменный Балтийский флот помощником командира эскадрильи, потом назначили комиссаром ее, В боях 1939–1940 годов Мещерин проявил незаурядное мужество и героизм и был награжден орденом Красного Знамени. Великую Отечественную летчик встретил там же, на Балтике. После ранения ему поручили командовать учебной эскадрильей запасного авиаполка, из которой и отозвали в 13-й, предложив в месячный срок подготовить из молодежи «всепогодных» летчиков.