Южный ожог - Александр Александрович Тамоников Страница 20

– Ну уж нет, назвался трупом – полезай куда следует! – завопил сержант Прыгунов, вскинул автомат, но Шубин рявкнул:

– Отставить!

Ежу было ясно, что в таком состоянии человек далеко не уйдет. Он пробежал немного, ноги переплелись, силы оставили его. Недоделанный мертвец грузно опустился в снег. Шубин подошел к нему. Раненый лежал на спине, тяжело дышал, глаза становились сизыми и стеклянными. Этот был моложе, рыжая борода свалялась, как шерсть у бродячей собаки.

– Эй, приятель, вы кто такие? – Шубин ткнул в плечо мужчины стволом автомата.

– Не ответит, товарищ капитан, – уверил подошедший вразвалку Коваленко. – Он уже того… избавил мир от своего присутствия.

Парень действительно не отвечал. Он уже не дышал, глаза застыли. Из уголка рта потекла струйка крови. Еще одна смерть, сколько подобных Шубин уже видел, а сколько еще предстоит…

– Это полицаи, – объяснил Коваленко. – Наши здесь прошли пару недель назад, а эти оказались отрезаны от своих и не смогли к ним пробиться. Жили в заброшенной деревне, жрали что попало, пакостили на дорогах, лишь бы досадить Красной армии. Они еще и больные, смотрите, все в нарывах и струпьях. Не удивлюсь, если сифилис или что-то подобное подхватили…

– Какой смысл устраивать здесь засаду? – пожал плечами Глеб. – Позиция заведомо проигрышная, отступать некуда – ежу понятно, что мы их положим.

– А никто и не говорит, что у них ума палата, – хмыкнул лейтенант. – Злобы полные штаны, а ума не нажили. Это непримиримые, товарищ капитан, их переделывать бесполезно, только убивать. Наверняка с Западенщины, у них в крови ненависть к нашей власти. Поляков тоже не любят, но нас – куда больше. Есть такая публика, товарищ капитан, готова глотку грызть нашему брату даже в полумертвом виде. А что касается выбранной ими засады – так, может, не знали, что пойдет крупная сила, поджидали обоз с провизией или что-то в этом роде…

– Понятно. – Шубин посмотрел на часы. – Собрать оружие, боеприпасы – и по коням!

– Это правильно, товарищ капитан, – пробормотал бывший колхозный механизатор Лобов, сдергивая с трупа подсумок. – Врагу ничего не оставлять. А лишняя веревочка в хозяйстве никогда не лишняя…

Красноармейцы бегом возвращались к машинам. Время потеряли, теперь наверстывать. По дороге в западном направлении, скрипя, ехала телега, запряженная не самой откормленной лошадью. Ситуация строго по Некрасову: лошадку вел под уздцы маленький пацан в больших сапогах и полушубке, полы которого стелились по земле. Он покрикивал на животное и строгим взглядом смотрел на столпившийся у машин народ. В телеге, зарывшись в солому, сидели две пожилые женщины, которые обнимали свой крестьянский скарб. Останавливать повозку не стали. Шубин подмигнул пареньку. Тот поежился, выдавил из себя что-то аналогичное. Настороженность местных жителей объяснялась: власть менялась, как картинки в калейдоскопе, все, кто занимал район, первым делом хватали тех, кто сотрудничал с прежними властями. И щепки у этих «лесорубов» летели во все стороны…

– Повезло аборигенам, – хмыкнул лейтенант Комиссаров, провожая взглядом повозку. – Не окажись мы первыми, эти полицаи поживились бы.

– Товарищ капитан, у меня двое погибших, – сообщил побледневший старший лейтенант Марголин. – Сурков и Камышенко. Опомниться не успели, как эти гады в борт ударили, пацанам сразу и досталось. Сурков еще пожил немного, но уже… не дышит. Что с ними делать, товарищ капитан? Мы не можем здесь людей бросать, а могилы будем до вечера рыть, земля мерзлая…

Колючий ком подобрался к горлу. Потери уже начались, а к выполнению задания еще не приступали.

– Пусть в машине останутся. Приедем – найдем у реки подходящее место. В путь, бойцы…

Дорога меняла направление, тянулась сквозь пустые населенные пункты, погружалась в низины. Здесь была ничейная земля, даже мирные жители не попадались. Советские войска по этой местности не наступали, район оказался в стороне от боевых действий.

Северский Донец возник внезапно, когда выехали из лесистых холмов. Реку покрывала корка льда – традиционно тонкая, зимы в этой местности не отличались суровостью. Пехота теоретически переправится, а вот техника, особенно тяжелая, – никоим образом. Река извивалась, образовывала крутые излучины. Вышедшее солнце хорошо пригревало. В полях чернели проталины. Дорога сбегала вниз, к реке. Правый берег Северского Донца был сравнительно ровный, он клочками зарос кустарником, над водой имелись лишь незначительные обрывы. Дорога тянулась к мосту. Переправа уцелела, ни одна из враждующих сторон ее не бомбила. Мост стоял основательно, на тяжелых каменных опорах, с бетонной заливкой двух имеющихся пролетов. Он вполне мог выдержать тяжелую технику…

Евсеев на подъезде к мосту сбросил скорость. Вероятность засады была незначительной, но игнорировать ее не стоило. Левый восточный берег Северского Донца был заметно приподнят относительно правого – выгодная позиция для ведения обороны. Меловые скалы на дальнем берегу смотрелись живописно. Они блестели на солнце, фактически белые, с небольшим сероватым оттенком. Скалы казались крепостью, вытянутой вдоль реки. Они сползали на берег почти вертикально, в некоторых местах отступали, формировали террасы, на которые можно было подняться, только обладая альпинистскими навыками. Зубчатая гряда с широкими «смотровыми» площадками тянулась километра на полтора. В скалах выделялись узкие вертикальные расщелины: по ним можно было спуститься к воде. Картина открывалась величественная, просто находка для живописца.

Шубин извлек из планшета сложенную карту крупного масштаба. Карта была топографической, отражала перепады высот, особенности рельефа. Мосты и населенные пункты на ней также значились. Мост под Гусянкой был единственным в округе. Река сворачивала на восток, и отступающим частям генерала Харитонова закрепляться дальше не имело смысла. В тех краях, в зоне Изюма, уже орудовали немцы. Расстояние до неприятеля было не бог весть какое. Макарчук не ошибся – немцам ничто не мешало отправить часть войск выше по течению с целью перекрытия дороги. Займи противник высоты за мостом, и отступающие попали бы в капкан…

Глеб убрал карту. Под колесами дребезжали бревна наката. Внизу распростерлась заледенелая гладь. Ширина Северского Донца даже в местах разлива не превышала семидесяти метров. Но вкупе с рельефом местности она являлась полноценной преградой, способной сдержать любое наступление. Скалы находились рядом – древние, величественные. Они расступались, пропуская дорогу. За скалами, на отдалении, возвышался лес – на вид такой же неприступный, как береговая полоса. Скалы с обратной стороны казались вовсе не крутыми, по террасам можно было забраться наверх.

Между скалами и полем ютилась деревушка, та самая Гусянка. Полтора десятка дворов, заваленная снегом улочка. Западную