Александр Журавлев - Рассказы о героях Страница 21

Тиммерманса приговорили к пяти годам тюремного заключения и перевели в тюрьму Шпандау. И здесь ему еще раз удалось увидеться с Мусой. Это произошло уже спустя несколько месяцев, в конце лета. Мусу перевели сюда после суда. Встреча произошла в тюремной бане. Джалиль рассказал, что суд состоялся и всю группу подпольщиков приговорили к смертной казни, спросил о судьбе заветной тетради стихов. Андре сообщил, что переслал стихи матери — в небольшой городок Терлеман. «Муса счастливо улыбнулся и поблагодарил меня», — рассказывал бельгийский патриот.

Долгое время считали, что поэта и его товарищей казнили в середине 1944 года. Но нашелся еще один свидетель последних дней Мусы. Это был советский военнопленный Михаил Иконников. В тюрьме он встретился с Ахметом Симаевым, приговоренным к смерти. Ахмет сообщил ему и о подпольной работе, и о провале, и о судебном заседании.

В брошюре Юрия Королькова «Жизнь — песня» об этом говорится так:

«Судил их Верховный Германский суд в Дрездене. Прокурор в своей обвинительной речи говорил о подрывной работе подпольщиков против германского рейха и потребовал вынести смертный приговор всем подсудимым. Защитник, назначенный без ведома Джалиля и его товарищей, просил только заменить смертную казнь пожизненной каторгой.

С последним словом от имени подсудимых выступил Муса Джалиль. Он резко говорил, что преступление совершают не они, советские люди, оказавшиеся на скамье подсудимых, а клика Гитлера. Джалиль сказал, что он и его товарищи гордятся тем, что, даже находясь в плену, они сумели внести свою долю в грядущую победу над фашизмом. Жаль, что не удалось продолжить борьбу. «Фашисты сполна ответят за свои преступления», — бросил Джалиль в лицо судьям.

Джалиль отверг предъявленное подпольщикам обвинение в том, что они действовали, якобы, по заданию советского командования. Он повторил, что группа действовала по собственной инициативе, потому что каждый из них чувствовал себя настоящим советским человеком…

Джалилю не дали закончить его последней речи. Судья прервал его, грубо ругался, кричал, потом вообще лишил его слова…

После того, как огласили приговор, судья сказал, что осужденные могут подать кассацию. Но все они от этого отказались. Единственное, о чем просили осужденные, чтобы на Родине узнали, за что они приговорены к смерти.

Это было одним из самых заветных желаний всей группы, которое высказали Муса и его товарищи. Они хотели, чтобы на Родине узнали, за что они погибли, узнали, что они до конца, до последней минуты жизни остались верными своей Родине.

Но фашистский суд оставил приговор в тайне…»

Свою тетрадь стихов Джалиль передал Ахмету Симаеву, а тот отдал ее на хранение Михаилу Иконникову. После войны Иконников переслал стихи в Казань, в отделение Союза советских писателей.

А дни Мусы и его товарищей были уже сочтены. Приговоренных к смерти узников направили сначала в Шпандау (там-то Муса и встретился второй раз с Андре Тиммермансом), а потом в 21-й штрафной лагерь под Брауншвейгом.

Казнь состоялась осенью 1944 года. В брошюре Юрия Королькова читаем следующее:

«Примерно в середине октября искровцев забрали из барака.

Казнили их публично на другой день в том же штрафном лагере. Очевидцы рассказывают, как спокойно стояли они перед виселицей. Завязывать себе глаза они отказались. Когда на них накинули петли, они запели «Интернационал»… Двоих казнили сразу, но с остальными палач замешкался. Трое продолжали петь Гимн».

Так оборвалась жизнь Мусы Джалиля — поэта, солдата, борца. Но беспримерный подвиг, совершенный им, будет жить в веках. По достоинству были оценены народом самоотверженная борьба и героическая гибель поэта коммуниста, ставшая ярким примером духовного величия советского воина. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Прекрасные творения поэта, вошедшие в сборник «Моабитская тетрадь», получили всеобщее признание, высокую оценку партии и правительства. Эта предсмертная книга Мусы Джалиля удостоена Ленинской премии.

…В конце 1958 года жители села Мустафино Шарлыкского района Оренбургской области решили увековечить память Мусы Джалиля. Областной Совет депутатов трудящихся удовлетворил их ходатайство. Было решено поставить на родине памятник поэту-герою.

В этом селе в 1906 году в семье крестьянина-бедняка Мустафы Залилова родился сын. Назвали его Муса. Через несколько лет отец был вынужден покинуть село. Голод и долги принудили сделать такой шаг.

Великую Октябрьскую социалистическую революцию одиннадцатилетний Муса встретил в Оренбурге. Здесь он начал пробовать свои силы в поэзии. В газете политотдела Туркестанского фронта «Кзыл Юлдус» («Красная звезда») было опубликовано его первое стихотворение «Счастье».

Муса долгое время жил и работал в Оренбуржье. Здесь закончил совпартшколу, был бойцом части особого назначения. Переехав в Казань, он работал в редакции газеты «Кзыл Татарстан». В Казани были напечатаны его стихи за подписью Мусы Джалиля. Возвратившись в Оренбуржье Муса сначала работал инструктором Орского уездного комитета комсомола, а затем в Оренбургском губкоме комсомола. В конце 1927 года его избрали членом бюро татаро-башкирской секции при ЦК ВЛКСМ. Поэт переезжает в Москву, поступает заочно учиться на литературный факультет Московского Государственного университета. Война, как мы уже говорили, застала его в Казани, где он работал председателем Союза писателей Татарии…

У Мусы есть небольшое стихотворение «Сила джигита». Очерк о жизни и борьбе нашего замечательного земляка и хочется закончить его словами:

Всем сердцем соколиным, всей душойДав клятву верности народу,Он на плечо повесил автомат,Сел на коня, готов к походу.

И там, где он прошел, был ворог смят —Валились пушки, танки тлели.Откуда эта сила и огоньВ его как будто слабом теле?

Как знамя, верность родине подняв,Джигит прошел огонь и воду, —Не автоматом, не конем силен,А клятвою своей народу.

Муса Джалиль был верен клятве народу, потому-то он был так силен и непоколебим в борьбе с врагами Советской Родины.

1960 г.

В. Овчинников

НЕЗАБЫВАЕМОЕ

Герой Советского Союза

Виктор Михайлович Довженко

В семи километрах от Ташлы, на зеленом островке, окаймленном красавицей-речкой, вот уже полвека живет хлеборобскими заботами село с символическим названием Коммуна. Прямые, как стрелы, улицы. Светлые дома стоят, словно взявшись за руки. В центре — школа, клуб. На окраине — обелиск с красной звездой на вершине. Это памятник Михаилу Мокеевичу Довженко, человеку, который в самую бурю гражданской войны, когда кругом еще бродили белоказачьи банды, создал здесь первую в Оренбуржье сельскохозяйственную коммуну, укреплял ее, отстаивал от врагов и погиб, защищая Советскую власть.

Четверо сыновей осталось у него — четверо достойных продолжателей начатого им дела. Михаил, Иван, Антон в труде добыли себе славу. Младший, Виктор, стал Героем Советского Союза. О том, какие черты унаследовал он от революционера-отца, как шел к подвигу, этот рассказ.

— Мама!

Женщина с измученным серым лицом подняла голову: сон или не сон? Гимнастерка в пыли на широких плечах. Русые волосы выбились из-под фуражки. Улыбка на губах. И та же напряженная не по летам морщинка на лбу.

— Здравствуй, мама!

Она продолжала сидеть, потирая усталые руки, смотрела на сына и не верила себе.

— Виктор! Жив?… А Иван? Ты не слышал про Ивана?

Сын поцеловал ей глаза, гладил спутанные седые пряди, успокаивал:

— Не плачь, мама, не надо! Ты знала, что я приду?

— Знала.

…В дыму пожарищ взошло в то утро солнце. Горели дома, рвались снаряды, по улицам метались немцы. Она не сразу поняла, поверила в то, что вот и пришло освобождение, что настал день, когда не надо больше гнуть горб на пана.

Не думая об опасности, вышла мать из землянки, где жила, и побрела по дороге на Восток, навстречу нашим. Она и правда ждала, верила в эту встречу, хотя не надеялась встретить одного из сыновей так быстро.

Вот они, долгожданные! Несколько танков промчались по дороге мимо. На башнях звезды. За танками солдаты.

— Стойте, родненькие, стойте! Не с вами ли мои сыновья?

Слова ее утонули в скрежете гусениц, в раскатистом ура. Бойцы проезжали мимо, они торопились в город.

Когда вечером она вернулась домой, то заметила у входа в землянку женщин и двух военных. И вдруг как во сне.

— Мама!

Виктор в числе первых ворвался в Брест. Когда кончился бой у Холмских ворот, достал карту: где-то здесь должна быть Набережная улица. Нашел. Но где же дом под номером шесть, в котором война застала его мать? Дома не было. Стояла лишь одна стена. Расспрашивал, пока не услышал: