Александр Сабуров - Силы неисчислимые Страница 21

— Где Смирнов?

Нас ведут к дому в центре деревни. Командир роты Смирнов выбегает навстречу, отдает честь. Он в гимнастерке — не успел одеться потеплее. Упрекаю его:

— Спокойно живете, Смирнов, и бойцы ваши прохлаждаются, словно к теще на блины прибыли.

— Насчет тещи, товарищ командир, это не очень справедливо. А блины мы сами горазды печь, фашисты будут сыты ими по макушку…

— Самоуверенности, я смотрю, вам не занимать.

— У нас есть основания быть уверенными в себе…

— Ну-ка показывайте ваши основания!

— Пожалуйста.

Накинув полушубок, Смирнов ведет нас за околицу. На холме вырыты окопы, к ним от деревни ведут глубокие ходы сообщения. Я замедляю шаг и, едва сдерживая злость, спрашиваю:

— Разве можно так строить оборону? Никакой маскировки…

— Специально так делаем. — Смирнов говорит спокойно, уверенно. — Вообще-то здесь место не очень удобное для нас. Видите, лощины с кустарником. Они доходят до самого центра деревни. Немцы, конечно, воспользуются ими, чтобы окружить высотку с нашими окопами.

— Ну и что вы тогда будете делать?

Искоса поглядываю на комиссара. Тот улыбается. Конечно, уже все понял. Обходит окопы, трогает руками искусно сделанные деревянные пулеметы. Возле них чучела, наряженные в старые ватники и шапки с алыми партизанскими лентами. У одного даже настоящий бинокль прижат к глазам.

Вот черти! Ведь даже я сначала считал, что в окопах бойцы мерзнут. Ложная оборона сооружена на славу. А где же настоящая?

Смирнов показывает нам на стены сараев. Над самой землей в них вырезаны амбразуры, из которых выглядывают стволы пулеметов. Узнаем, что во время боя все лощины будут накрываться артиллерийским и минометным огнем.

— Секрет тут простой. — Смирнов говорит с явным удовольствием. — Фашисты, используя все складки местности, полезут на наши фанерные пулеметы. При этом израсходуют добрую половину своих боеприпасов. И только тогда пойдут на деревню. Здесь уж мы встретим их как следует. Они, конечно, попытаются укрыться в наших ложных траншеях. А они заминированы… А на крайний случай мы предусмотрели и безопасный выход из боя: вон та траншея ведет в деревню Василек, где расположилась рота Кочеткова.

Ничего не скажешь, придумано здорово.

— Труда, конечно, много положили, — продолжает Смирнов. — Но иначе нельзя. У нас не хватило бы сил одновременно удерживать и высотку и деревню.

Мне остается от души поблагодарить молодого командира. Радует, что бой у хутора Хлебороб многому научил партизан. Говорю Смирнову:

— Уж если ты такой хитрец, то еще вот что предусмотри. Немцы сразу на твою высотку скопом не пойдут, сначала разведку вышлют. Ты ей не мешай. Пусть доложит, что в селе никого нет. А вот когда все они полезут, тогда бей. И опять-таки всех своих сил не показывай. Пусть немцы считают, что партизан тут совсем мало. Глядишь, все получится, как тогда, в Хлеборобе.

Мы с Богатырем задержались в Благовещенском. Поговорили с людьми. И прониклись еще большим уважением к Смирнову. В роте образцовый порядок, каждый боец на месте и знает свое дело. Мы и не думали, что уже в этот день увидим их в бою.

Иван Смирнов из тех командиров, которым нет нужды дважды объяснять задание. Кадровый армейский офицер, грамотный, инициативный и напористый, он сделает все, чтобы выполнить задачу.

Немцы, как и следовало ожидать, только создавали видимость спокойствия. На самом же деле они лихорадочно готовились к наступлению.

И вот перед нами запыхавшийся командир орудия Картузов. Одышка мешает ему говорить:

— Со стороны Севска показался противник…

Смотрим на восток. Снег ослепительно блещет под солнцем. По белому полю движутся большие черные пятна. Регулирую бинокль. Теперь видно, что это колонны солдат. Направляются к Середине-Буде.

— Разрешите ударить прямой наводкой, — просит Картузов.

— Опасно. Тогда они всей силой навалятся на Благовещенское, — возражаю я.

— Пусть приблизятся к Зерново, — предлагает Смирнов. — Там мы дорогу заминировали.

— А пожалуй, есть смысл накрыть их артиллерийским огнем, — замечает Богатырь. — Воспользоваться тем, что они не ожидают удара.

Богатырь убедил меня. Тем более что мы уже знаем тактику немцев. Вслепую они на нас не полезут, обязательно сначала пошлют разведку. Так что у нас будет время подготовиться к отпору. Посылаю Картузова за командиром артиллерийской группы. Прибегает Новиков. Он сияет от радости. Так всегда бывает, когда предстоит, как он говорит, «сыграть его оркестру» и снова доказать, что артиллеристы не зря едят партизанский хлеб.

— Через десять минут начну бить.

Но я уточняю задачу:

— Откроете огонь, когда они подтянутся плотнее и произойдет взрыв на заминированном участке.

Проходит полчаса. Вражеские колонны все движутся по белоснежному полю. Их три. По-видимому, полк в полном составе. Впереди каждого батальона катятся розвальни, запряженные лошадьми, — наверное, на них едут офицеры.

Головная колонна приблизилась к одинокому дереву, от которого, как мы уже знаем, начинается заминированный участок. В это время сани остановились. Сидевшие в них гитлеровцы вылезли. Колонна расстроилась. Солдаты плотной толпой окружили офицеров.

«Вот бы сейчас ударить», — подумал я и хотел было уже подать сигнал Новикову. Но офицеры снова уселись в сани и поехали вперед. Продвинулись они всего метров на сто, и тут мы увидели черные столбы взрывов. Раскатистый грохот донесся до нас.

Когда взметенная взрывом земля осела, на дороге мы увидели только одни сани. От второй подводы и следа не осталось. И тут заговорили наши орудия и минометы. Снаряды и мины сначала падали по обе стороны дороги, а потом в самой гуще вражеских солдат. Колонны рассыпались. Черные точки усеяли поле. Кто бежит, по пояс проваливаясь в сугробы, кто ползет, разгребая руками снег. Все устремляются к Зерново.

Новиков переносит огонь на окраину деревни, преграждая дорогу беглецам. Но даже частокол разрывов не может их удержать. Многие остаются неподвижно лежать на снегу. Уцелевшие же все рвутся вперед в надежде укрыться в деревне.

Прекращаем огонь. Только теперь я с удивлением увидел, что почти все партизаны и жители Благовещенского сбежались на нашу высотку. Вот, думаю, откроют фашисты огонь, нам самим тогда придется спасаться. Приказываю всем вернуться на места и готовиться к бою.

— Да, теперь они нас в покое не оставят, — говорит Смирнов.

— Только бы враг раньше времени не раскусил систему вашей обороны.

— Об этом можно не беспокоиться. Мы из Благовещенского никого не выпускаем. Тут две бабки вчера появились — пришли из Середины-Буды соль менять на хлеб. Хотели улизнуть из деревни, но мы их задержали.

— Эге, видать, наши старые знакомые!

— Где они?

— Сидят у нас в хате, за ними присматривают.

— Пойду побеседую с ними, — говорит Богатырь.

— Вместе пойдем, — говорю я.

Смирнов повел нас к дому. По пути встречаем Алексея Кочеткова, прискакавшего из соседнего хутора узнать, что тут у нас происходит. Он набрасывается с упреками на Смирнова, почему ничего не сообщил о начавшемся бое. Это наш общий промах. Он непростителен даже в этой суматохе. Успокаиваем Кочеткова, и он возвращается к себе.

— Усильте наблюдение! — приказываю Смирнову. — Людей по местам!

Входим в избу. Так и есть, те самые! Молча переглядываемся с Богатырем. Женщины тоже обменялись взглядами. Старуха начинает всхлипывать. Нос ее смешно вздрагивает, трясутся дряблые щеки.

— Откуда пришли, мамаши? — спрашиваю, делая вид, что вижу их впервые.

Спекулянтки тоже не признаются, что мы уже виделись.

— Из Середины-Буды мы, — отвечает старуха.

— Где же вы соль берете?

— Спасибо Советской власти, запаслись малость. Хлеба вот ни кусочка нет, а детям есть хочется… — Она не говорит, а причитает.

— А гарнизон большой в Буде? — перебиваю ее.

— А что это такое?

— Немцев там много?

— Да откуда нам знать, батюшка! Натопаемся, намаемся за целый день так, что до утра без задних ног на печи валяемся…

— А полиции много?

— Зрение у меня никудышнее. По улице ходимши, света божьего не вижу, не то что полицейского. Теперь все перемешалось, не разберешь: может, где и партизаны ходят, так мы тоже не видим…

— Люди добрые, ну за что вы нас задержали? Не виноваты мы ни в чем. Отпустите!.. — заголосила та, что помоложе.

— А кто вас сюда послал? — резко перебиваю ее.

— Дети голодные сидят. Вот они и послали.

— И в Хлебороб вас тоже дети посылали? — спрашивает Богатырь.

— Для детей куда хошь мать пойдет, чтоб они с голоду не попухли, отвечает старуха, а сама прячет глаза.

— Ну что же, пусть будет по-вашему, — спокойно говорю я. — Вы наши старые знакомые, и мы вас в обиду не дадим. Только уж вы посидите здесь, пока мы свои дела закончим, а потом, может, удастся и ваших детишек проведать, может, чем вам и поможем…