К. Александров - ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы. Страница 21

Б. Борьба со взяточничеством составляла также одну из первейших наших работ. В Советском Союзе, как бы ни было в нем много дурного, взяточничество жестоко преследуется и распространено мало. При немцах на оккупированной территории взяточничество стало обычным явлением, какой-то классической формой официальных деловых взаимоотношений и настоящим бичом для бедного населения. Мы сразу же объявили жестокую войну взяточничеству. Только мы тут пошли несколько иным путем, чем большевики. На все должности, где взятка может играть особенно большую роль, мы тщательно подбирали особенно надежных людей. Так, например, самым «хлебным» местом в городе считался квартирный отдел, который распределял не только жилую площадь, но, что самое главное, и землю под огороды. На должность заведующего этим отделом был назначен, несмотря на его протесты, самый богатый человек в городе, семидесятилетний, но еще очень бодрый одинокий старик, хозяин частного кожевенного завода. Он много жертвовал на церковь и при всей своей деловитости не отличался жадностью. В связи с новым назначением ему пришлось взять на свой завод опытного мастера, что было явно не выгодно, но он был одним из старейших членов группы и, как и другие, не посмел отказаться от назначения. Есть основания думать, что в городской и районной управах количество взяток сократилось до минимума. Во всяком случае, народ громко и откровенно высказывал разницу между этими учреждениями и недоступной нашему влиянию полицией.

В. Распределение земли под огороды. Земля, как уже было неоднократно указано, являлась чуть ли не главным источником благосостояния во время оккупации. Справедливому распределению земли еще зимой было уделено очень много внимания. Под наблюдением заведующего квартирным отделом распределение земли было поручено комиссии из трех свободных от служебной работы членов группы и, в том числе, живущему вне города М. Е. Зуеву. На Зуева в этом деле у нас были особые виды. Мы удовлетворили землей, кажется, всех, благо в городе было так много пустырей. По крайней мере, в течение двух лет недоразумений и жалоб по поводу распределения земли почти не было, если не считать нескольких очень серьезных стычек с полицейскими, которые привыкли уже самовольно хватать все, что им понравится. Но, имея за собой чистую совесть, содействие фельдкомендатуры и, главное, винтовки Зуева, комиссия уже могла с незаконными требованиями полицейских совсем не считаться.

Г. Реорганизация школ была одним из самых трудных и безнадежных дел. Наверху — немцы, которые хотят сокращать программы, выкидывать отдельные предметы и вводить белорусский язык. Внизу — учителя-комсомольцы, малообразованные и полные советского энтузиазма. После упорной борьбы с немцами к весне 1943 года удалось добиться включения в программу Закона Божьего и географии России. Что же касается истории и, в частности, русской, то систематические лекции по этому предмету для молодежи (и то вне школ) удалось начать только осенью 1943 года. С педагогическим персоналом было труднее. Часть наиболее активных учителей-большевиков оказалась изъятой во время арестов, другие после кризиса ушли в партизаны, третьих пришлось перевести на иную, менее ответственную работу. С великим трудом удалось вернуть к педагогической деятельности бывших преподавателей высших учебных заведений и техникумов, которые при немцах по большей части работали в немецких хозяйственных учреждениях. Из числа этих последних назначены были и новые директора.

Некоторое косвенное благоприятное влияние на другие школы оказало новое, созданное летом 1943 года, учебное заведение — пастырские курсы. Последние были подчинены даже не церковному отделу (то есть не горуправе), а вновь образованному епархиальному управлению и не терпели совсем никаких стеснений в смысле программ от немцев. Ректором их был священник, член НТС, настоятель Софийского собора. Преподавателями — разные лица, по большей части непрофессионалы из городской околоцерковной интеллигенции. Слушателями — учащая и учащаяся молодежь из местных школ и районов. Без всякой помехи и постороннего вмешательства мы собирали и развивали на пасторских курсах своих молодых городских друзей.

Далеко не все из них собирались идти в духовное звание. Мы никому не отказывали. Через эту молодежь мы осуществляли свое идейное влияние на остальные школы. Новые учебники для школ взамен советских нам удалось, в конце концов, выписать из Риги через ту же фельдкомендатуру. Это были учебники на русском языке, что чисто механическим путем разрешило в отрицательном смысле вопрос о белорусизации школ. После получения учебников немцы больше не стали настаивать на обязательном преподавании всех предметов по-белорусски.

Д. Укрепление религиозной жизни в результате непрерывного кропотливого труда продолжалось своим чередом. К ранней весне 1943 года параллельно церковному отделу горуправы, ведавшему по преимуществу сношениями всех имеющихся в городе вероисповеданий с оккупационными властями, было создано независимое церковное учреждение «Православное епархиальное управление». Все должности в нем были выборные, подчинялось оно смоленской епископской кафедре. Попытка этого учреждения установить непосредственную связь с митрополитом Германским и Берлинским Серафимом[114], однако, не удалась, немцы сказали, что это категорически запрещено[115]. Со своим епископом мы сносились письменно и через нарочных из числа командировочных.

Ремонт храма все время шел полным ходом; уже к началу лета 1943 года успели открыть два новых. К тому же времени окончательно оформился организационно и признан юридически женский монастырь с 35–40 монахинями. К осени в монастырь удалось с необычайным торжеством перевезти из Витебска мощи основательницы этого самого монастыря св. Евфросинии, княжны Полоцкой, которые раньше хранились у большевиков в антирелигиозном музее. Недостаток в священнослужителях поставил перед епархиальным управлением вопрос об организации пасторских курсов, о которых уже было сказано выше.

Е. Расширение и довооружение крестьянской самообороны было и осталось нашей постоянной, неустанной заботой. После стольких, почти бесплодных, трудов нас наконец посетил в этом отношении неожиданный успех. Вскоре после городского кризиса зуевская цитадель действительно подверглась большому нападению партизан. Плохо бы пришлось крестьянам, если бы они располагали только теми восемью винтовками, на которое первоначально было выдано разрешение фельдкомендатуры. Партизаны, очевидно, не ожидали серьезного сопротивления. Бросив на эту операцию несколько десятков хорошо вооруженных людей, они был уверены в легкой победе. За ближним лесом они оставили свои подводы, на которых приехали и посредством которых собирались везти назад пленных и награбленное имущество.

Благодаря угрожающим письмам и некоторым другим признакам, Зуев ждал нападения и хорошо подготовился к нему. Только незначительная часть его «вооруженных сил», какие-нибудь семь — восемь человек, оставалась на ночь в деревне и держала оборону в окопах по околице. Остальные составляли силу главного подвижного ударного отряда под командой самого Зуева. Эти последние с наступлением сумерек уходили куда-нибудь на опушку леса в овраг или в придорожные кусты. Секреты были расставлены со всех сторон в достаточном количестве. Для связи служили мальчишки-посыльные по двенадцать — пятнадцать лет.

Когда неосторожно продвигавшийся в темноте отряд подвыпивших партизан стал приближаться к деревне Гендики, Зуев со своим ударным отрядом бесшумно пошел вслед за ними. У околицы партизаны оказались между окопами первой линии обороны спереди и ударным отрядом — с тыла. Это был, конечно, самый подходящий момент для начала военных действий. Раньше, чем партизаны успели что-либо сообразить, несколько дружных залпов в упор выкосили их ряды чуть ли не до полного уничтожения. Оставшиеся в живых бросились врассыпную — кто куда. Пленных не брали, все было кончено буквально в несколько минут. Винтовки, автоматы, ручные гранаты, пистолеты и один ручной пулемет стали легкой добычей победителя. У Зуева потерь не было. Эта операция, наглядно показавшая серьезность партизанской опасности и эффективность крестьянской самообороны, дала нам возможность вырвать у немцев разрешение еще на 50 винтовок, на несколько автоматов и пистолетов, а также на ручной пулемет. Дальнейшее развертывание крестьянской самообороны было таким образом сразу обеспечено.

Ж. Попытка облегчения участи военнопленных была запроектирована группой еще очень давно. Но дело это было нелегкое, и другие события городской жизни его сильно задерживали. О. Иоанн, проникнув в лагерь военнопленных на предмет удовлетворения их религиозных нужд, подвергся сначала со стороны русской администрации лагеря, назначенной немцами среди самих же военнопленных (так называемая лагерная полиция), ожесточенной травле. Лишь путем длительных усилий упорный священник добился возможности беседовать без помехи с отдельными заключенными и таким образом сблизиться с ними. Сколько дней потратил он для этого перехватывания людей на дорогах или разыскивая их где-то на работе в городе, знает один Бог.