Клаус Гранцов - Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 Страница 22

Приближаются приглушенные голоса, мелькает свет ручного фонарика. Под ногами звякают стреляные гильзы снарядов. Из-за задержек при стрельбе наше орудие сделало только 38 выстрелов, тогда как орудие № 1 выпустило 130 снарядов. Браво!

Поступает команда: «Готовность номер один». Снова с неба доносится гул моторов, но это те самые германские самолеты, которых мы едва не обстреляли. Барабанные перепонки уже болят от шума моторов, взрывов и выстрелов.

И наконец, поступает команда: «Отбой!» Закрыть орудие брезентом — и можно спать на два часа больше. Быстрее в койку, засыпаем с чудесным чувством: мы знаем, что побывали в деле. Здесь я могу засвидетельствовать, что свой долг мы выполнили охотно и с радостью, как этого требовала принесенная нами присяга. Мой рабочий отпуск становится для меня уже не таким важным, каким он был до событий этой ночи. (Во всяком случае, нас теперь в расчете по четырнадцать человек на каждое орудие, так что четверо из них могут постоянно быть в отпуске.)

Но сразу заснуть не удается. Лежа в койках, каждый рассказывает, что он пережил и как все это происходило на других орудиях. Наводчики признавались в том, что вообще ничего не видели и не слышали вокруг, только окуляры прицелов перед глазами да команды с КП в наушниках. Но постепенно возбуждение отступает, громкие разговоры стихают, и всех одолевает глубокий — и заслуженный — сон.

Сегодня с раннего утра я был посыльным. Во время утренней поверки командир огласил сообщение командующего ПВО района: «Вспомогательный персонал флота заслужил исключительную благодарность». На счету зенитной артиллерии нашего района шесть сбитых самолетов, в том числе у нашей батареи — два из них. Мы своими глазами видели, как они падали. Эти сбитые самолеты были нам чуть позднее официально вписаны в солдатские книжки и стали основанием для получения значков зенитчиков.

В первой половине дня мы чистили орудия. Томми во время налета набросали с воздуха в лес мины. Саперы с батареи «Гебен» отправились на их поиски, а с ними и вновь прибывшие ребята 6-го класса.

Во второй половине дня над нашими позициями появился самолет-разведчик. Установить, какие цели они поразили и что потеряли. Он прошел вне нашего сектора обстрела, сыграли только краткую тревогу. После этого мы переносили боеприпасы со склада к орудиям. После этого я был свободен. Перетаскал десять снарядных ящиков. Собственно, я хотел подкараулить командира батареи, чтобы переговорить с ним о моем рабочем отпуске. Но сегодня это не очень-то удобно, поскольку он может сказать, что наш долг — сражаться при наших орудиях. Недавно он обратился ко всему вспомогательному составу со следующими словами: «Что, вас еще достают Шиллер и Гете, математика и история, для чего вам еще нужны школьные занятия в Свинемюнде? Вы должны учиться у орудия. Стыдно должно быть каждому молодому человеку, который трусливо прячется, когда немецкая женщина и немецкая девушка обслуживает прожекторы и другое тяжелое оборудование, стойко выполняя свой долг. Сейчас, на пятом году войны, жизнь потеряла всякий романтичный флёр и стала жесткой и прекрасной. Отриньте мечты и сражайтесь. Только этим мы можем отразить натиск врага. Мы сражаемся за прекрасный новый рейх, отстаиваем нашу священную германскую Родину, в которой должна возникнуть новая культура, проникающая в новую эпоху и накладывающая свой отпечаток на все грядущее тысячелетие. Мы должны гордиться тем, что становимся основателями этой новой эпохи. Молодая смена флота, исполняйте свой долг».

Сегодня наш командир пребывает в прекраснейшем расположении духа. К нему приехала жена, по национальности испанка. Поэтому я тут же сделал попытку заговорить с ним относительно моего рабочего отпуска — и тут же получил его! Ловко! Я до сих пор не могу опомниться от радости, едва верю в свое счастье. Только подумать: четырнадцать дней! Правда, я должен ехать в ближайшее воскресенье, но так уж и быть. Только бы вырваться отсюда. 3 сентября я возвращусь обратно, а спустя неделю после этого у меня будет день рождения. Наконец-то мне исполнится семнадцать лет. В сентябре нас, вероятнее всего, отпустят. Так что все складывается один к одному: отпуск, день рождения, увольнение! Я хотел бы обнять весь мир. И я весь исхожу радостью по поводу своего отпуска.

Отпуск снова закончился! До чего же быстро проходит прекрасное время. Естественно, когда я появился дома, урожай уже давно был убран. Хотя работы, как всегда, хватало. Поэтому я, как и раньше на летних каникулах, пас коров на дальних выгонах. Там мы часто встречались с другими моими знакомыми ребятами, жгли вместе костры и пекли в них картошку. Но этот молодняк не уставал донимать меня расспросами, как там обстоят дела со службой на флоте, пусть и в береговой обороне. Они буквально одержимы флотской службой и забавами с девчонками. Ни один из них так и не поверил мне, когда я рассказывал, что нам вообще не было позволено общаться с девушками из вспомогательной службы флота.

Когда я бываю один, то читаю сейчас Фрица Ройтера[129] — «Забавные истории и рифмы».[130] Я тоже уже написал несколько стихотворений на померанском диалекте нижнегерманского языка. В них я попытался воспроизвести все смешные происшествия, случившиеся в деревне. Оказалось, что это не так уж сложно. Только нужно сначала точно продумать все развитие событий в будущем стихотворении и непременно представлять себе его концовку, а затем пересказать все происходящее в рифму — и стихотворение будет готово. Однажды я написал одно за другим целых три стихотворения, затем прочел их вслух и после этого изменил то, что звучало не очень хорошо. Тому, что получилось, я остался очень рад. Я купил себе небольшую голубую тетрадь для заметок, куда я и записываю те стихи, которые считаю законченными. Скоро она уже будет полностью исписана.

На прошлой неделе я встретился в Штольпе с Фрицем. Мы с ним непременно хотели еще раз побывать в нашей старой школе. Но там все произошло не так, как мы это себе представляли. Наши бывшие преподаватели были перегружены работой и не могли уделить нам сколько-нибудь времени. Беренц, фон Бонин и Гизен, единственные оставшиеся здесь из нашего класса, очень изменились, настолько, что мы с ними просто не могли найти контакта, как будто они жили совсем в другом мире. Не изменились только старый завхоз Хаазе да фрейлейн Лидтке из писчебумажного магазинчика, где мы с шестого класса покупали себе тетради и карандаши.

С Фрицем фон Цицевицем произошла странная история. Он рассказал о том, как был задержан на вокзале двумя гестаповцами. Неужели это из-за его дяди? Был ли тот причастен к событиям 20 июля? Фриц не распускал языка, отговорился незнанием и поспешил обратно на вокзал. Я его особо не расспрашивал, поскольку очень опасно хоть как-то соприкасаться с подобными вещами и, может быть, что-то мельком слышал.

На день рождения мамы у нас дома снова собралась большая компания, вся шволовская родня явилась в полном составе. Папа тайком, без разрешения властей, зарезал кабанчика. Это опасно было делать из-за работающих у нас военнопленных, но никто ничего не сказал, хотя все прекрасно всё знали. Зигмунд и Жорж только посмеялись, а Доня даже ничего не заметила.

В селе снова несколько человек из разных семей погибли на фронтах, кое-кто пропал без вести. Нет ни одной семьи, которую бы пощадила война. Остается только надеяться, что Герберт благополучно добрался до своей части. Он теперь не связной-мотоциклист, но служит в составе танкового экипажа и носит черную форму.

Оказавшись в Приттере, мы тут же сняли свою форму и повесили свои голубые кители на крючок. С одной стороны, я рад тому, что эта моя служба закончилась, но что, с другой стороны, ждет нас впереди? Нам ведь еще предстоит отбыть трудовую повинность, а потом — служба в вермахте. Конечно, занятий в школе у нас теперь нет, но нет и никакого нормального аттестата зрелости, а лишь только удостоверение, что мы прошли ускоренный курс наук. По предъявлении этого удостоверения нам после войны предстоит пройти некий новый учебный курс и лишь тогда сдать экзамены на аттестат зрелости. Ну и как мы будем сдавать эти экзамены?! Ведь до конца войны мы позабудем все выученное нами! И тогда снова за парту? Ну уж нет!

Сегодня мы были в Свинемюнде и сдавали там наше обмундирование. Теперь наша служба на флоте закончена. Затем мы лениво побрели по улицам городка, одетые уже в штатское. И никто больше не указывает нам, что нам надо делать, никакие приказы, никакие команды нас больше не донимают. Великолепное ощущение! Завтра официальное увольнение. Затем мы отбываем домой одиннадцатичасовым поездом. С ним к десяти часам вечера я должен оказаться дома. А на следующий день у меня день рождения. Исполняется семнадцать лет, ура!