Владимир Ераносян - Колорады Страница 24

Лучше бы он проиграл эти двести пятьдесят тысяч не здесь, а в каком-нибудь подпольном московском казино, разместившемся в центре столицы, или в каком-нибудь посольском особняке, оживающем ночью. По припаркованным «Роллс-ройсам», «Бентли» и «Мерседесам» такое заведение легко можно вычислить. Но никто этого делать не станет. Поголовная коррупция — болезнь известная. И он как прокурор прекрасно это знал, так же хорошо, как был знаком с Партизаном.

До недавних пор возглавляемая им прокуратура давала санкции на «маски-шоу» в подпольных борделях и игровых заведениях только в четырех случаях — если «маски-шоу» заказали более влиятельные держатели притонов, если «маски-шоу» наверняка оплатят до или после исполнения, если зампрокурора подсиживал прокурора района, корча из себя поборника слепой Фемиды. И еще один вариант…

Спровоцировать служебное рвение прокурора могли наглые хари — чиновники повыше. Иногда они сами поигрывали. Покупали фишки, вскрывая пухлые конверты, даже не подозревая, сколько в них денег. Чиновники из президентской свиты, областной губернатор и его команда играли в свою чиновничью русскую рулетку, они не знали, во сколько их оценили взяткодатели, ровно до момента вскрытия конверта в подпольном казино. Они играли до тех пор, пока рулетка не сжигала всю взятку. Легкие деньги улетучивались. И тогда им приходилось посылать водителя за «патронами» — наличкой — для того чтобы отыграться. Они проигрывали последнее анте и начинали злиться. Иногда угрожать.

Если владелец казино воспринимал угрозу как серьезную опасность, напротив высокопоставленного чиновника появлялся «фокусник» — дилер, который давал ему выиграть на неожиданном каре с раздачи. Но жадность обычно брала верх, и чиновник после проигрыша мог рассчитывать только на небольшой откат, который тут же проигрывал. И тогда казино накрывали с санкции прокурора Безвесельного. Иногда даже в ущерб ему самому. Все прекрасно понимали, что не чувство долга толкало Безвесельного на подвиги. К тому же такое было нечасто, так что даже братва прощала беспредел от купленного прокурора. Тем более тот якшался с Партизаном.

Лишь подконтрольные Партизану заведения округи избегали «масок-шоу» всегда. Ничего особенного. «Везде свои люди!» — хитро щурился Партизан, не бравируя перед себе подобными. Как только становилось известно об облаве, оборудование и столы заблаговременно вывозились, и далее все по привычной нелегальной схеме — новая точка, косметический ремонт, оповещение игроков и агентов. Никакой рекламы, как в былые времена, никаких шоу и розыгрышей, никакой бухгалтерии.

Зазывалы теперь были мрачные. Они не гарантировали ни безопасности клиентов, ни конфиденциальности ставок, ни даже красивых шлюх. Шик умер с блеском неона. Игорный мир вновь погрузился в тень 90-х.

Профессионалы игорной индустрии пытались сменить профиль или уехать работать туда, где бизнес был легален. Те же, кто остался, зарабатывали меньше, рисковали нарваться на бандитов или ментов и не ждали защиты ни у тех, ни у других. Не было больше команды, которая хотела стабильности. Стабильности тоже не было. Как не было проституции на улицах. Вся она перекочевала в хорошо отремонтированные квартиры со стикерами вневедомственной милицейской охраны. Иногда у подпольных менеджеров сдавали нервы, и они продавали клиентские базы, «кололись» на допросах и, зная брешь в несовершенной системе безопасности подполья, которое теперь облюбовали дилетанты, иногда сливали информацию бандосам и прокуратуре. Таким, как Партизан и Безвесельный…

После закрытия легальных казино процветали ростовщики, наживающиеся на гемблинге. И их Партизан подмял под себя. Кредиты крупным гемблерам теперь давали не казино, а конкретные люди, которые могли спросить с должника. Очень удобно.

Прокурорско-бандитский тандем работал как отлаженная машина. Сперва Партизан довольствовался ростовщичеством и кураторством над подпольным миром игры, но аппетиты росли. Промышлять кредитованием надоело, и по наводке прокурора Безвесельного он нашел иной способ наживы — настоящую золотую жилу. Подпольное казино не имело возможности пожаловаться, а значит, всегда найдутся люди, готовые безнаказанно его ограбить. Для этого Партизан сформировал мини-армию. Оснащенную и транспортом, и оружием. Работу свою его парни знали и делали безупречно, не хуже спецназа.

Бус JMС с грязными номерами бесшумно тормозил у входа в подпольное казино конкурентов. Первый шлюз охраны проходили за считаные секунды. Далее был коридор. После него обычно вторая дверь с металлоискателем. Это второй шлюз. Его проходили так же, без потерь. Потом зал. В серьезном заведении по обыкновению три двери — две в вип-комнаты с крупной игрой, третья, заветная, — в черную кассу. Вернее, просто в кассу. В подпольных казино вся бухгалтерия черная. Там третий шлюз — дежурный менеджер с ключом от сейфа. Главное — успеть до того, как он подастся к черному входу и попытается убежать с выручкой за неделю — иногда дроп за семь дней зашкаливал! Расторопность менеджера-бегуна зависит от «глаз» — мониторщика, который сообщит по рации о непрошенных гостях. Так что поймать его было делом техники. Бригаде Партизана нужно было либо добраться быстро через все шлюзы к кассе, либо встретить менеджера у черного выхода. Естественно, заведение заблаговременно изучали, пасли с помощью прокурорской наружки. Поэтому Партизан был осведомлен обо всем заранее и знал, где выход. Пока его люди в форме спецназа, с фальшивыми ксивами и автоматами «Вал» принимали дилеров и наводили шорох в зале, паркуя игроков на пол и обыскивая их на предмет кэша, Партизан чаще всего лично встречал выбегающего менеджера кастетом в зубы и вырывал из его рук увесистый саквояж. Все и всегда проходило гладко. И прокурор каждый раз получал изрядный процент.

Потом была дележка. Партизан собирал налетчиков, количество которых всегда разнилось, но могло достигать и двух десятков, в съемном доме и делил все соразмерно участию, не забывая отстегнуть на грев и адвокатам. И в общак.

Бывало, случались эксцессы. После дележа. В бригаде появлялось недовольство. Не нравилась величина прокурорской доли. Партизан успокаивал тихо, вкрадчивым голосом:

— Я делю по справедливости. Кто нашел точку? Прокурор. Кто пас? Его наружка. Кто разведал, в какое время придет игрок, чтобы вы смогли беспрепятственно проникнуть вслед за ним в заведение? Его чел. Кто снабдил команду касками, бронежилетами и оружием спецназа? У кого я все это купил? У него. И кто знал, где черный вход? Я. А я узнал эту инфу у прокурора.

Очень редко разногласия доходили до споров. Если не получалось пресекать их полюбовно, применялся кастет. Единственное, что смотрящий никогда не делал, — ни при каких обстоятельствах он не шел на «мокруху». Этого в его молодости хватило по горло. На малолетке он сидел именно за убийство и разбой. И не хотел возвращаться к истокам. Так что, можно сказать, излишнее насилие не приветствовалось, допускалось только в самых крайних случаях, когда появилась бы реальная угроза жизни. Таков был принцип Партизана.

Однажды принцип был нарушен. Его человек, не спросив совета, осмелился лишить жизни уволившегося из ограбленной точки за неделю до налета менеджера. Именно убитый указал местонахождение черного входа. Резонанс был большой, все легли на дно, а новоиспеченный киллер не раскаивался.

— Что не нравится? Это ж крыса, стукач. Кормился почти год за счет хозяев этой точки и сдал их нам при первом удобном случае. Подставил своего коллегу из заведения, такого же менеджера. Он и нас бы сдал. Это была деловая мера. Или ты, Партизан, уже настолько сросся с прокурорскими, что сам ссучился?

Нависла тревожная пауза. Новая сила, беспощадная, ни перед чем не останавливающаяся, не признающая авторитетов и низвергающая устоявшиеся союзы, претендовала на трон. Братва ждала реакции Партизана. И она не заставила себя ждать.

— Вот что я скажу. Мы сорвали куш! Но лишили жизни того, кто открыл нам дверь для нашей же безопасности. Сука? Да. Но теперь, из-за этой «мокрухи», на нас охота объявлена. А значит, самодеятельность твоя для нас невыгодна оказалась. Свою долю ты прощелкал. Дели с братвой. Иначе пойдешь за жмуром. Уяснил? И себе я ничего не беру! Потому что по-моему, без трупов, не вышло. Значит, и я лоханулся. Давай на стол свой куш. И вали.

Налетчики понуро глядели на дубовый стол, куда Партизан швырнул свою долю. Босс все четко разьяснил, что к чему и что кому. Доля была внушительная. Братья-налетчики от нового дележа не отказались и поддержали смекалистого лидера, который с тех пор научился вычислять пределы человеческой жадности.

Самозванец чертыхнулся, хотел было выйти. Но его задержали стволы. Он вышел живой, но пустой. Партизан сохранил и власть, и авторитет. Банда сократилась на одну единицу. Она исчезла в неизвестном направлении. Беспредельщик, что теперь рискует жизнью, мерил по себе Партизана. Он не хотел, чтобы убивать довелось тем, кто никогда этого не делал. Все когда-нибудь приходится делать впервые… Но лучше, когда руки не в крови, если это возможно.