Сергей Фрёлих - Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным Страница 25

К числу оборонительных мероприятий принадлежало также и сооружение уже упомянутого бункера в саду. Я получил от городского управления разрешение на его постройку и нужный строительный материал, добываемый из окружающих нас руин. При проектировании подвального бомбоубежища мне помогли советы молодого инженера Смирнова, который проходил в Дабендорфе один из курсов и прибыл туда из лагеря военнопленных. Он был командирован в Далем именно для постройки бомбоубежища. Кроме того, я мог мобилизовать 25 рабочих и получил две конные подводы. Размеры убежища по проекту были в ширину только 1 метр 20 сантиметров, а в длину 12 или 14 метров, и оно загибалось углом. Тут могло поместиться не менее 30–40 человек, и в нем было два выхода с обоих концов. Правда, убежище это было узковато, но это обеспечивало его сохранность.

Спуск в убежище мы выложили бетонными ступенями, которые извлекали из развалин. Покрытие самого узкого убежища состояло из бревен квадратного сечения, которые были скреплены друг с другом железными скобами. Их укладывали над узкой траншеей так, что они с двух сторон выдавались по крайней мере на метр. На них был насыпан слой земли толщиной в полтора метра, а сверху были положены бетонные плиты и железные балки. Эти балки мы выламывали из руин и клали их вдоль и поперек над убежищем. Эти тяжелые строительные части мы обычно перевозили на наших подводах, но на месте постройки мы были вынуждены обращаться за помощью и к служащим канцелярии с тем, чтобы вручную перетаскивать эти тяжелые стропила. Между бетонными плитами и железными балками мы укладывали железную сеть и камни мостовой, которые доставали из склада, и все вместе закрепляли цементом. Наконец, последний слой опять состоял из земли, насыпанной на полтора метра. Наш расчет состоял в том, что бомба, пробивающая этот земляной покров, взорвется уже в этом слое, а нижний слой земли и перекрытие из деревянных балок окажет пружинящее сопротивление удару.

Внутреннее помещение бомбоубежища было снабжено фосфоресцирующими полосами, указывающими направление. Оба выхода были задуманы как оборонные пункты. Нужно было предвидеть любой вариант нападения. Налицо была возможность, что на нас нападет специальный отряд коммандо во время воздушной тревоги. Поэтому на другом выходе был установлен защитный поворотный колпак с амбразурами для стрельбы по кругу в 360 градусов. Во время налетов это был пост часового, который обычно дежурил а саду.

Для часового перед домом мы построили маленький бункер на одного человека. В нем также была амбразура для стрельбы по полному кругу. Мы его установили на другой стороне улицы. Эта опорная точка, благодаря своей конструкции, была хорошо замаскирована, и прохожие ее не замечали. Наличие этого бункера должно было оставаться в тайне. Возможные атакующие ничего не должны были знать о нем.

Наличие этих двух бункеров вызывало у Власова чувство гордости. Во время постройки я думал, что с такими бомбоубежищами мне не надо было страшиться за судьбу моих детей. Я не мог предвидеть, что в будущем это убежище действительно защитит их от бомб. После войны вилла в Далеме осталась стоять, и пришлось потратить много труда, чтобы выбрать из грунта это бомбоубежище.

Поскольку мы должны были учитывать возможность больших пожаров — Берлин все время подвергался бомбардировкам — мы постоянно упражнялись в пробном тушении, используя водяные шланги и насосы. В случаях, когда горели дома по соседству, наша команда приходила на помощь, а если тушение становилось безнадежным, мы помогали выносить вещи. В таких случаях генерал Власов тоже сам принимал участие в работах.

Советские агенты на Кибитц Вег

К мерам предосторожности принадлежал контроль при входе на виллу. Однако случалось, что Власов, смотря в окно, отдавал приказ «Впустить» или, находясь в саду, сам открывал дверь. При этом, конечно, всякий контроль становился бесцельным. Именно так могло случиться, что однажды попытка покушения чуть не привела к успеху.

Уголовник, некий Пастернак, присужденный к смерти в Советском Союзе за разбой, принял заказ убить Власова. За это ему обещали помилование. Этого человека в Советском Союзе соответствующе подготовили пропагандой. Там ему говорили, что Власов изменил своему народу и за деньги и роскошную жизнь продался врагам родины, немцам. Он якобы живет в полном довольствии, любит шампанское и податливых девиц.

Этот Пастернак (фамилия довольно распространенная в России) стоял в один прекрасный день перед дверью нашей виллы и позвонил. Власов сам ему открыл.

— Что вам угодно? — спросил генерал.

— Я хотел бы познакомиться с генералом Власовым!

Без всякой проверки Пастернака пригласили войти. Оба сели у стола друг против друга.

— Ну, теперь мы можем побеседовать, — сказал Власов, очевидно радуясь возможности такой беседой развеять все время мучившую его скуку.

Почему Пастернак в этот момент не вытянул револьвер, который он всегда носил в кармане, мы узнаем из его собственного признания. Помимо покушения на убийство Власова, Пастернаку были поручены и другие задачи такого же рода. В конце концов он попался. При одном допросе немецкой контрразведкой Пастернак рассказал про свои задания, а также о своей встрече с Власовым. Согласно тому, что ему было сообщено, он хотел убедиться в роскошной жизни Власова, а на самом деле вот как это выглядело.

Как рассказывал Пастернак, Власов достал коробку из-под сигар, в которой лежали немецкие сигары и махорка. Ножницами он разрезал сигары на маленькие кусочки, смешал их с махоркой, скрутил, себе папиросу и предложил гостю: «Скрути себе тоже!». В это время вошел денщик с бутылкой водки и с закуской — маленькими бутербродиками. Они состояли из кусочков соленых огурцов, томатов и двух кусочков хлеба.

После дружественного и откровенного разговора, в котором генерал сообщил своему гостю о своих политических взглядах и развил свои планы на будущее, советский агент был приглашен к обеду. И обед удивил его своей простотой. Он состоял из жидкого супа с капустой и жареной картошки с салатом. Это было все.

Тут Пастернак понял, что его обманули, потому что то, что он видел, совершенно не соответствовало той картине, которую ему о Власове нарисовали в Советском Союзе. Человек, который так жил и так думал, не мог продаться. Хотя и уголовник, который спасал свою жизнь, приняв заказ убить Власова, Пастернак оказался не в состоянии выполнить это задание, и револьвер остался лежать в его кармане.

О Власове узнали. Стали появляться женщины, делая ему разные предложения. Он им редко отказывал. Он был очень гостеприимен и приглашал всех, кто только ни приходил. Если кто-нибудь встречал его в подземке и заговаривал с ним по-русски, то Власов немедленно приглашал его к себе. Это могли быть остарбейтеры или беженцы. И с эмигрантами он тоже поддерживал оживленную связь. Чаще всего они сами приходили к нему, гораздо реже он посещал их семьи. Он очень страдал от скуки, и все чаще случалось, что он сам открывал дверь в доме на Кибитц Вег или из окна приказывал «впустить», и тогда гостя принимали. Среди гостей побывала на вилле не одна хорошенькая женщина.

Я понимал такого рода настроения. Нет сомнений, что Власов уже тогда сознавал приближение трагического конца и с благодарностью принимал все, что ему еще могла предложить жизнь.

В один прекрасный летний день 1943 года у входа в сад звонит звонок. Там стоит молодая женщина, скорее даже девушка, светлая блондинка с ангельским лицом, большими голубыми глазами, длинными ресницами и наивным затуманенным взором. Генерал, который как раз смотрел в окно, приказывает своим басом: «Впустить!». Девушка входит и заявляет, что она слышала, что здесь живет генерал Власов. Она — остарбейтер и пришла из простого любопытства — познакомиться с таким великим человеком. «Это же настоящий маленький ангел!» — заявляет полковник Кравченко. Как этот «ангел» проявил себя — вы скоро узнаете…

Очень быстро появился слух, что эта Оленька (так себя назвала эта молодая женщина) собирается выйти замуж за адъютанта генерала, капитана Р. Антонова. Насколько это соответствовало истине — осталось тайной. Во всяком случае настоящего венчания не было, но у нее были интимные отношения с Антоновым.

Весьма возможно, что она побывала и в других постелях, так как, несмотря на внешность невинного ангела, она проявляла большую любовную активность. Сразу же она стала завоевывать домашние права, уходила и приходила по своему усмотрению, как будто бы она была одним из домочадцев. Она то разыгрывала роль жены, иногда невесты, но чаще всего была просто подругой генерала, эти роли менялись весьма часто. Ее поведение в доме вызывало мое большое неудовольствие, так как ведь вся ответственность лежала на мне. По всей вероятности, я был также единственным, который не был покорен шармом этой девицы.