Александр Сабуров - Силы неисчислимые Страница 29

Бородачев все же упрямо твердит:

— Не верю! Только военный мог составить такую схему.

Бородачев развешивает на стене неоднократно склеенную нашу единственную карту южных районов Брянщины и северных районов Сумской и Черниговской областей. Мы все тянемся глазами к родной двухкилометровке. Кто знает, может быть, только потому, что полгода назад в наши руки попала именно эта карта, мы и основались в этих районах. Вся наша жизнь на Брянщине, все наши связи с подпольем и населением, все наши марши и бои были связаны с пестрой от пометок двухкилометровкой. Без нее мы не смогли бы определять обстановку, строить операции и совершать боевые походы. Каждая черточка и метина на ней в южной части Брянщины служили живым напоминанием о наших первых партизанских делах.

Бородачев знакомит нас с последними разведданными. Немцы продолжают стягивать силы. 1 мая с фронта ожидается прибытие еще двух дивизий. Они произведут проческу Брянского леса. Наша задача — опередить противника.

Мы будем наступать на противника по фронту сорок километров — от Десны до Середины-Буды, от Зерново до Брасовского района. Западнее и северо-западнее Середины-Буды на вражеские гарнизоны в населенных пунктах Чернацкое, Пигаревка, Жихово 29 апреля поведут наступление отряды Хомутовский — командир Покровский, Ямпольский — командир Гнибеда и Хильчанский — командир Гудзенко.

Западнее Середины-Буды на железнодорожную станцию Зерново и на западную часть города будут наступать отряды соединения Ковпака.

Восточную часть Середины-Буды и село Зерново штурмуют отряд имени 24-й годовщины РККА — командир Рева, Эсманский отряд — командир Иванов, Донецкий командир Боровик, Севский отряд — командир Хохлов.

— Но, как только что стало известно, принято решение об уходе отряда под командованием Иванова в Хинельский лес, а отряды Хохлова и Воронцова переходят в распоряжение штаба соединения Емлютина, — прервал свой доклад Бородачев. — Как теперь быть?

— Включайте в план операции отряд Погорелова и Середино-будский отряд под командованием Ивана Федорова, — предлагаю я.

Город Середина-Буда расположен в низменности: с запада примыкает к нему железнодорожная станция Зерново, с востока — село Зерново. По-видимому, когда строили железную дорогу, города еще не было, станцию назвали именем ближайшего села. Поэтому, когда между одноименными станцией и селом возник город, он был назван не просто Будой, а Серединой-Будой.

— Прежде чем брать город, решено атаковать село Зерново, — говорит Бородачев. — Вы все знаете, что это за осиное гнездо.

Да, это село у нас как бельмо на глазу. Растянувшееся на целых два километра, оно преграждало путь нашим партизанам, уходящим на задание. Чуть только кто покажется на виду, из села несутся крики: «В ружье, бандиты идут!» — и начинается пальба.

Что же случилось с Зерново? Почему оно так разительно отличалось от других украинских сел, где партизаны всегда находили сочувствие? Дело в том, что сразу же с приближением немцев все честные люди покинули Зерново: кто ушел с армией, кто с партизанами, а многие скрывались в разных других районах области. Село наводнили предатели-полицаи и их семьи. По нашим данным, полицейский гарнизон там насчитывал триста пятьдесят человек. Трезуб — этот знак принадлежности к буржуазным украинским националистам — красовался на воротах почти каждого дома. Другого такого коварного села мы больше на Украине и не встречали.

Нам предстоит наладить регулярное сообщение с Хинельским лесом, а зерновские полицаи все время держат свои засады на всех окрестных дорогах. Нельзя больше мириться с таким положением.

— Имейте в виду, что Зерново прикует к себе весь отряд Ревы, предупреждает Бородачев.

— Если отряд Ревы будет прикован к Зерново, кто же будет брать Середину-Буду? — спрашивает Боровик. — Отряды Федорова и Таратуто?

Да, действительно надо подумать. Прикидываем, как лучше расставить силы. Договариваемся на Середину-Буду нацелить отряды Ревы и Боровика, а на село Зерново отряды Погорелова, Таратуто и Федорова.

Но тут же выясняется, что Иван Филиппович Федоров может выставить только семьдесят пять человек, вооруженных четырнадцатью винтовками и одним пулеметом.

Бородачев опешил:

— Так выходит, что у вас только пятнадцать вооруженных? А что собираются делать остальные?

— Поэтому я и прошу присоединить нас к отряду Ревы. В бою довооружимся за счет врага.

Все рассмеялись, чем очень смутили прямодушного Ивана Филипповича.

— Зря вы это, товарищи, — вступился за него Таратуто. — Чему тут удивляться? Ведь наши отряды только организовываются. У меня дела не лучше, чем у Федорова. Мы имеем один пулемет, но и тот не совсем исправный, да два десятка винтовок. Но даже не в этом главное. Ведь и люди у нас необстрелянные. Подучить бы их нам, прежде чем посылать на серьезное дело, да и самим узнать их лучше.

Довод разумный. Надо помочь молодым отрядам. Обязываем Реву поделиться с хильчанцами и середино-будцами своими запасами оружия и опытных командиров выделить. Рева не на шутку разгневался, но, как всегда, приказ выполнил точно.

Отрядам Ревы, Погорелова и Боровика приказано немедленно сосредоточиться в районе села Благовещенское и ожидать сигнала. Иванова и Куманька просим тоже подтягиваться к Благовещенскому, чтобы быть там точно к 22.00 29 апреля. Товарищи разошлись. А я шагаю по опустевшей избе, думаю над тем, как выяснить обстановку в городе. Ругаю себя, зачем в тот раз разрешил Новикову «устроить побудку» вражеского гарнизона. Артиллерийский налет прошел удачно, казармы были разрушены, эсэсовцы потеряли еще не один десяток солдат, но мы теперь не знаем, где враг разместил свой гарнизон. Разведка сорвалась. Снова посылать партизан в город бессмысленно — фашисты насторожились и перехватят наших людей. И вдруг вспоминаю: Волчков что-то говорил о жене начальника середино-будской полиции. Вызываю Василия. Он охотно поясняет:

— Супруга начальства изволили просить хорошего сена для ихней коровы. Я лично знаком с этой дамой и сохраняю с ней хорошие отношения. — В глазах у Васьки заиграли чертовы огоньки.

— Ну, если у тебя установились отношения с этой дамой, да еще хорошие, тогда отвези ей сено. Жду тебя в Благовещенском. Ты должен разузнать о положении дел в Буде.

— Будьте спокойны, Волчков все сделает!

На другой день Волчков заявился ко мне более чем всегда взъерошенный, запыхавшийся, но радостный.

— Полный ажур, товарищ командир!

Рассказ Волчкова был, как всегда, живописным и забавным. Мне не передать всех его оттенков. Ограничусь самой сутью.

Из дома лесника Василий направился прямиком в деревню Рудач. Старостой был здесь пожилой австриец. В первую мировую войну он попал в плен к русским, да так и остался у нас. Поселился в этих краях, женился. Когда в Рудач пришли гитлеровцы, они сразу назначили австрийца старостой села. Он пользовался у немцев полным доверием и… добросовестно служил партизанам. Я сам не раз бывал у него. Этот мудрый и бесстрашный человек очень много сделал для нас. Кстати, он-то и сказал нам, что жена полицейского начальника просила привезти ей сена.

— Ну, погрузили мы сено на телегу, — рассказывал Волчков. — Выехали на автостраду. До Буды оставалось километра три, когда мы услышали гул моторов. Догоняет нас колонна машин. Мой австриец струхнул немного. Я взял у него вожжи, свернул на обочину, чтобы освободить дорогу. Мчатся мимо нас машины. А я встал на телеге и руку к шапке — честь отдаю по всей форме. Вижу, солдаты улыбаются, приветливо руками машут. Порядок, значит. А я машины считаю. Восемнадцать грузовиков, и все полны солдат. В черных шинелях, на шапках и рукавах — эсэсовские эмблемы: череп да кости. А одна машина — с собаками. Громадные овчарки. Австрияк мой совсем было приуныл. А я ему говорю: не беспокойся, коль столько войск понаехало, начальство займется ими, на нас никто и внимания не обратит, и скоро будем чаи распивать с госпожой начальницей. Но подъехали мы к ее двору, я аж ахнул. Стоят три черных крытых автомобиля, вроде бы автобусы. Такие мимо нас не проезжали. И сразу эсэсовские солдаты взяли нас на прицел. Ну, думаю, Васька, привет! Замер мой староста. Я его в бок: давай дуй по-немецки! Но не успел он и двух слов сказать, как в калитку вошли начальник полиции и такой мордастый полковник (оказывается, это тот самый Сахаров, что замучил нашу Мусю Гутареву). Несмотря на то что во дворе резали баранов — пир готовился на весь мир, — полковник был злой и по-русски громко за что-то отчитывал начальника полиции. Я только уловил: «До каких пор здесь будут хозяйничать эти бандиты? Где ваше чутье?!»

И тут на глаза ему попался мой австриец. Тот вежливо раскланялся, доложил, что по приказу начальника полиции привез сено. «Это еще что за новость! — заорал полковник. — Вместо того чтобы бандитов вылавливать, вы тут возницами заделались. Тоже мне староста. — И бац австрийца по щеке. — Вон отсюда! Выпрягай лошадь и катись, пока цел!»