Владимир Шатов - Сталинград Страница 30

 - Дня через три всё высохнет, - подбадривали поникших новичков опытный старшина, - станет совсем уютно…

 - Как у мамки на печке! – зубоскалили остряки.

 Во всяком случае, спал Сергей в тепле, а это было великое счастье. Для освещения землянки жгли телефонный кабель. Он горел смрадным смоляным пламенем, распространяя зловоние и копоть, оседавшую на лицах. По утрам, выползая из нор, солдаты выхаркивали и высмаркивали на белый снег чёрные смолистые сгустки сажи.

 - Почти как шахтёры!

 - Только нам подземный стаж не идёт…

 Однажды Косиков высунул из землянки свою опухшую, грязную физиономию. После непроглядного мрака убежища солнечные лучи ослепляли, и он долго моргал, озираясь кругом. Оказалось, за ним наблюдал старшина, стоявший рядом. Он с усмешкой заметил:

 - Не понимаю, лицом или задницей ты вперёд лезешь…

 - А я и сам не знаю!

 Жизнь в землянках была роскошью и привилегией, так как большинство солдат, прежде всего пехотинцев, ночевало прямо на снегу.

 - Казармы им, что ли строить? – отвечали отцы-командиры на постоянные запросы из штаба армии. – Всё равно больше недели никто не задерживается…

 Костёр не всегда можно было разжечь из-за активности авиации, и множество людей обмораживали носы, пальцы на руках и ногах, а иногда замерзали совсем. Солдаты имели страшный вид: почерневшие, с красными воспалёнными глазами, в прожжённых шинелях и валенках.

 - Особенно трудно уберечь от мороза раненых. – Посетовал врач медсанроты лейтенант Алексей Ваулин, когда Косиков впервые попал к нему.

 - Как мне повезло, что вы рядом… - признался едва живой Косиков.

 Кто-то умный расположил медицинское заведение рядом с артиллерийскими позициями, и ответные снаряды немцев часто рвались рядом с землянкой, где шли полостные операции.

 - Зато нам повезло не очень…

 Для Сергея Косикова кровавое Капище оказалось переломным моментом в военной жизни. С начала Сергей жил как в бреду, туго соображая, плохо отдавая себе отчёт в происходящем. Разум словно затух и едва теплился в его голодном, измученном теле.

 - Может не мучиться больше? – задумался истощённый красноармеец.

 Но внезапно произошло его возрождение в новом качестве. В этот критический момент ему и пришёл на помощь Алексей Ваулин.

 - Если проживу ещё одну неделю, - решил рядовой про себя, - хрен вы меня достанете!

 Их дружба началась с водки. Сергей не пробовал сорокоградусной до этого момента, пока нужда не заставила. Морозным днём он провалился в замёрзшую воронку и оказался по грудь в ледяной воде.

 - Твою мать!

 Переодеться было не во что и негде. Спас его добрый военный врач. Он в своей землянке выдал бедолаге сухое бельё, натёр тело водкой и дал стакан зелья внутрь, приговаривая:

 - Водка не роскошь, а средство гигиены!

 - Я никогда раньше не пил…

 - Водка губит русский народ, но одному человеку она ничего не сделает.

 - Спааасииибооо! – трясясь от холода, протянул Сергей и выпил.

 - Повезло тебе брат! – назидательно сказал лейтенант, годами, не ушедший далеко от пациента. - Недавно горнострелковая бригада наступала  неподалёку. Атакующие батальоны должны были преодолеть речку… Пошли солдатики вброд по пояс, по грудь, по шею в воде сквозь битый лёд. А к вечеру крепко подморозило. И ни костров, ни сухого белья или старшины со спиртом. Бригада замёрзла вся, до единого человека, а её командир, полковник Угрюмов, ходил по берегу пьяный и растерянный... 

 Ваулин рассказывал страшную историю и одновременно доставал из под нар настоящие богатства.

 - Офицерам положен спецпаек, - как бы извиняясь, признался он, - масло, консервы и печенье.

 - Хорошо быть офицером!

 - Есть хочешь?

 - Да! – признался Косиков и сглотнул обильную слюну.

 - Тогда ешь, а я приготовлю чай.

 Обычно офицеры пожирали деликатесы в одиночестве, тайком от солдат. Не таков был лейтенант. Недавний ленинградский дистрофик он обладал замечательной силой духа и стремлением помочь ближнему.

 - Военный медик - это тот, чья задача не допустить, чтобы люди умирали естественной смертью.

 - Не понимаю о чём Вы…

 - Не обращай внимание.

 - Как вкусно!

 - Ешь, ешь! – он подсунул Сергею спасательные кусочки хлеба с маслом из своего дополнительного пайка. 

 … Они подружились, несмотря на различие в званиях и происхождения. До войны Лёша успел окончить медицинский институт в Ленинграде, обожал книги, музыку, ходил на лекции на филологический факультет Университета.

 - А я не прочёл ни одной книги! – признался Сергей и пояснил: – В колхозе не до того было…

 - Человек-всё равно, что кирпич; - непонятно к чему сказал Ваулин. - Обжигаясь, он становится твёрдым.

 Несмотря на видимые различия, им было о чём поговорить. Когда выпадала минутка, сидя в тёмной землянке, они вели долгие беседы, и это помогало им отключиться от смертного ужаса войны, от голода, холода, жестокости… Разговаривали они и о войне. Об одном эпизоде своей бурной военной жизни врач рассказал Сергею:

 - В сорок первом нашу дивизию бросили под Мурманск для подкрепления оборонявшихся там частей. Пешим ходом двинулись мы по тундре на запад. Вскоре дивизия попала под обстрел, и начался снежный буран. Ветер крепчал, вьюга выла, снежный вихрь сбивал с ног... С трудом преодолев несколько километров, обессиленный, добрался я до землянки, где находился обогревательный пункт санитарной роты. Войти туда было почти невозможно. Раненые стояли вплотную, прижавшись, друг к другу, заполнив всё помещение. Все же мне удалось протиснуться внутрь, где я спал стоя до утра. Утром снаружи раздался крик: "Есть кто живой? Выходи". Это приехали санитары. Из землянки выползло человека три-четыре, остальные замёрзли. А около входа громоздился штабель запорошенных снегом мертвецов. То были раненые, доставленные ночью с передовой на обогревательный пункт и замёрзшие здесь… Как оказалось, и дивизия почти вся замёрзла в ту ночь на открытых ветру горных дорогах. Буран был очень сильный. Я отделался лишь подмороженным лицом и пальцами!

 Ваулин показал шрамы на ладонях и щеках.

 - А как долго можно продержаться? – спросил заинтересованный рядовой.

 - Замерзают при потере крови на таком морозе за час!.. Если конечно не вытянуть с поля боя. 

 Сергей сам неоднократно видел, как раненых волокли по снегу на специальных лёгких деревянных лодочках, а для сохранения тепла обкладывали химическими грелками, небольшими зелёными подушечками из брезента.

 - Требуется налить внутрь немного воды, - учил его Ваулин, - после чего происходит химическая реакция с выделением тепла, держащегося часа два-три.

 Волокушу тянули собаки - милые, умные создания. Обычно под обстрел выпускали вожака, он полз на брюхе на нейтральную полосу, куда человеку не пробраться. Пёс разыскивал раненого и возвращался вновь со всей упряжкой.

 - Собаки умудряются подтащить волокушу к раненого, помогают ему перевалиться в лодочку и ползком выбираются из опасной зоны! – поделился с Косиковым впечатлениями сердобольный врач.

 Никакой другой живности поблизости не было, поэтому всё свободное время Сергей околачивался около санчасти. Гладил и ласкал бесстрашных собак и разговаривал с добрым лейтенантом.

 Между тем, в месте их расположения становилось всё многолюдней. В березняке образовался целый военный город. Палатки, землянки, шалаши, штабы, склады и кухни. Всё это нещадно дымило, обрастало суетящимися людьми, и немецкий самолёт-корректировщик по прозвищу «кочерга»  легко обнаружил лагерь.

 - Теперь дадут нам весёлой жизни! – сказал старшина провожая глазами уплывающего шпиона.

 - А нам то что?

 - Увидишь…

 Начался обстрел, редкий, но продолжавшийся почти постоянно много дней, то усиливаясь, то ослабевая. К нему привыкли, хотя ежедневно было несколько убитых и раненых. 

 - Всё равно здесь спокойнее, чем на передовой! – радовались артиллеристы.

 - И кормят лучше…

 … Странные, диковинные картины наблюдал Косиков на прифронтовой дороге, когда шёл в гости к новому другу Алексею.

 - Прямо как улица в городе! – подумал он, хотя там никогда не бывал.

 На передовую шло непрерывное пополнение, везли оружие и еду, шли суровые танки. Обратно тянулись бесчисленных раненых. По заснеженным обочинам происходила жизненная суета.

 - Вот, разостлав плащ-палатку на снегу, красноармейцы делят хлеб. – Отмечал про себя Сергей.

 Но разрезать его невозможно, и солдаты пилили мёрзлую буханку двуручной пилой. Потом куски и «опилки» разделили на примерно равные части. Один из присутствующих отвернулся, а другой спросил:

 - Кому?

 - Гнатюку.

 Делёж свершался без обиды, по справедливости.