Антон Кротков - Воздушный штрафбат Страница 35

Дмитрий Александрович горячо принялся уговаривать Бориса остаться во Франции. Узнав, что молодой человек служит в военной авиации, дядя обрадованно сообщил, что хорошо знает адъютанта маршала авиации, так как раз в неделю играет с ним в теннис в аристократическом клубе.

— Я составлю вам отличную протекцию!

На это Борис спокойно без всякого пафоса ответил, что намерен служить России, под каким бы флагом она ни была.

— Что ж, похвально, похвально — задумчиво протянул дядя. — Только вряд ли большевики когда-нибудь простят вам непролетарское происхождение. Как бы преданно вы им ни служили, — всегда будете оставаться под подозрением. Это во Франции молодой русский дворянин может со временем стать генералом, а в Советской России — карьеру ему не сделать.

— Я же говорю, что служу Родине. Чины и ордена для меня не главное. Хотя стать генералом, конечно, хотелось бы.

Но, к сожалению, при моей профессии шансов дожить до больших звезд на погонах не так уж много.

Дмитрий Александрович покачал головой.

— А вы знаете, Борис, я теперь даже горжусь, что у меня такой племянник… И все же жаль, что вы не хотите принять мою помощь и остаться во Франции… Впрочем, откровенно говоря, меня не слишком удивляет, что вы и ваш отец связались с бунтовщиками. К вашему сведению, юноша: наши с вами общие предки отметились во всех дворцовых переворотах XVIII века. Один ваш родственник умер от чахотки на Нерчинской каторге, потому что в день восстания на Сенатской площади из бретерского удальства иль из самодурства — несколько раз перебегал от мятежников в лагерь Великого князя Николая Павловича и обратно. Другой за дуэль и вольнодумные вирши был разжалован в солдаты и отправлен на Кавказ в знаменитый 44-й Нижегородский драгунский полк,[98] который имел репутацию «кавказской гвардии», потому что в него ссылали из Петербурга проштрафившихся гвардейцев…

Перед тем как проститься, Дмитрий Александрович протянул Борису стопку крупных ассигнаций:

— Незадолго до отъезда на фронт в 1915 году я взял у вашего батюшки крупную сумму. Раньше вернуть долг оказии не представлялось. Поэтому возьмите вы. Я перевел николаевские рубли по прежнему курсу во франки.

Борис вежливо, но твердо отказался. Тогда дядя ледяным тоном отчитал его:

— Очень прискорбно, милостивый государь, что вы в своей Совдепии так и не узнали, что есть такое для русского дворянина долг чести. Извольте немедленно взять, мальчишка! И не забывайте, что вы столбовой дворянин.

Не подавая руки, сухо поклонившись, дядя злой походкой вышел из кабинета. На столе осталась стопка франков. Борису сделалось совестно, что своей щепетильностью он невольно причинил обиду единственному своему кровному родственнику. И все же, перед тем как покинуть заведение, Борис вручил дядины деньги администратору казино, попросив его передать их мсье Дмитрию Нефедову.

Вечер с Настей прошел прекрасно. Они провели его в одном из самых фешенебельных ресторанов Парижа. Облаченный в отличный смокинг Борис часто приглашал свою даму на танец, восторгаясь ее красотой, по-новому засверкавшей благодаря шикарному вечернему платью.

Борис искренне полагал, что умеет танцевать фокстрот. Этот танец считался в СССР нэпманским, и Нефедов специально в школьные годы ездил на Воробьевы горы, чтобы с улицы наблюдать, как на открытой веранде коммерческого ресторана упитанные мужчины в клетчатых костюмах прижимали в танце пестро одетых на заграничный манер дамочек. А потом самоучка испытывал подсмотренные «па» на своих партнершах на молодежных танцевальных вечерах. Многие девушки отказывались танцевать неприличный танец. Иногда Борьку даже выводили из зала наблюдающие за порядком комсомольцы. Нарушителю порядка напоминали слова Горького о том, что фокстрот и джаз — «музыка толстых». На это Борька резонно отвечал, хлопая себя по плоскому животу, что ему лишний жир не грозит. В конце концов все заканчивалось одним и тем же — Нефедова начинали бить за «буржуйские замашки»…

Но, черт побери, разве можно было сравнить бесполый «медленный» танец в монотонном ритме со взрывом чувств, полетом, флиртом, чувственностью фокстрота! А риск схлопотать по шее и плюс к этому — совершенно особенные эротические переживания от тесного контакта с партнершей только разжигали в Борисе азарт, и он в очередной раз шел на «танцевальную провокацию».

Нефедов увлеченно рассказывал Насте, что именно фокстрот больше всего соответствует духу его профессии. Ведь в нем, в отличие от жестко регламентированных бальных танцев, есть безграничная свобода для импровизаций. Как воздушный ас постоянно изобретает фигуры высшего пилотажа, так и мастер фокстрота свободен рисовать на паркете оригинальные узоры, придумывать новые «па»…

В ответ Настя благосклонно улыбалась, дипломатично умалчивая, что на самом деле ее партнер танцует популярный в Европе фокстрот просто чудовищно…

Весь вечер молодую пару опекал величественного вида метрдотель, который незаметно для гостей, но с виртуозной ловкостью руководил ансамблем официантов. В нужный момент одни блюда заменялись другими. Стоило Борису потянуться за солью или вынуть портсигар, как тут же появлялся ловкий малый во фраке — с солонкой или зажженной спичкой в руках.

Правда, когда в самом начале вечера метрдотель воркующим голосом, употребляя незнакомые Борису названия вин и закусок, начал выяснять, что дорогие гости его заведения намерены есть и пить, Нефедов немного растерялся. От преподавателей специальных курсов, организованных разведуправлением НКВД для отправляющихся через Европу военных специалистов, он не слышал таких названий. Но Анастасия деликатно спасла положение. Очень мягко девушка дала своему кавалеру несколько рекомендаций.

При свечах за бокалом вина разговор невольно сделался задушевным. Анастасия рассказала Борису о своем отце — царском полковнике, который недавно скончался в парижском госпитале для военных ветеранов от ран, полученных им в составе Русского экспедиционного корпуса во Франции — в битве под Верденом. Поведала Настя и о своем сокровенном желании вернуться в Россию:

— Мне обещали, что, когда моя работа здесь будет закончена, я смогу обменять свой нансеновский паспорт[99] на советский. Я даже рассталась с молодым человеком, с которым дружила пять последних лет. Нечестно его обманывать надеждой, ведь он не последует за мной в Москву.

Почувствовав в настроении девушки перемену к грусти, Борис принялся ласково и вместе с тем убежденно говорить о том, что настоящий русский человек может быть счастлив только в своем Отечестве. И что такая восхитительная девушка, безусловно, станет подарком судьбы для любого мужчины.

В ответ Настя дала ему полушутливую отповедь:

— Хотите совет: никогда не утешайте девушку, оказавшуюся в ситуации, сходной с моей. А то от одиночества она потянется к вам, ища защиты и тепла. Что тогда будете делать?

Лукаво взглянув на Бориса, Настя вдруг заявила:

— И вообще, у меня такое ощущение, что, ухаживая сегодня за мной, вы представляете на моем месте другую девушку. И должна вам сказать, Борис, что я ей по-доброму завидую…

В конце вечера метрдотель деликатно положил на край стола поднос со счетом и тут же исчез. Борис оставил деньги поверх счета, прибавив, как положено, к основной сумме десять процентов на чаевые обслуге.

На следующее утро, когда Настя заехала за Нефедовым на своей машине, Борис вышел к ней из гостиницы в одном дорожном костюме — без вещей, которые были полностью заложены накануне для оплаты ресторанных и гостиничных счетов. По отсутствию в его руках чемодана она сразу все поняла, но деликатно промолчала.

Девушка сообщила Борису, что сама отвезет его на автомобиле к границе. Такое решение приняло ее руководство. С чем это связано, Настя не пояснила. Но Борис решил, что после истории с пьянкой на паровозе начальство просто не решилось второй раз отправлять его одного поездом. Такое недоверие неприятно царапнуло самолюбие молодого человека. Но он сам был во всем виноват.

На муниципальном аэродроме, что располагался на окраине приграничного французского городка, Борису и еще шестерым прибывшим из Союза летчикам пришлось в безделье провести почти две недели. Все это время они с нетерпением ожидали прибытия самолетов. Оставив Нефедова на аэродроме, Настя сразу уехала обратно в Париж. Борис же поступил в распоряжение майора, которого полагалось звать итальянским именем Марио Луккини.

Пока решался вопрос с поставками республиканскому правительству Испании новейшей военной техники из СССР, советская разведка через подставные фирмы закупала в Европе списанные самолеты. Нефедову и его товарищам предстояло контрабандно перегнать через Пиренеи три стареньких «Фоккера D VII», два «Авро 504» и один «Спад SXIII».[100] В ожесточенных боях заключительного периода Первой мировой войны эти истребители стяжали славу лучших, но к началу тридцатых годов уже безнадежно устарели. Тем не менее срочно требовалось обеспечить республиканские ВВС хоть какой-нибудь боевой техникой, чтобы они могли противостоять налетам фалангистской авиации и их итальянских союзников.