Степан Калинин - Размышляя о минувшем Страница 35

В составе войск Западного и Резервного фронтов было несколько московских дивизий народного ополчения. В ротах таких дивизий можно было встретить и заслуженного профессора, и народного артиста, и старого московского рабочего, и только что получившего аттестат зрелости школьника. Все они встали на защиту родной столицы добровольно, по велению сердца. Каждый из них готов был умереть, но не пропустить врага. В полках и дивизиях народного ополчения нередко сражались вместе по два — три человека из одной семьи.

На реке Днепр во время боев я повстречался со своим соратником по гражданской войне Сергеем Николаевичем Любимовым, в то время уже известным инженером. Он пришел в народное ополчение вместе с сыном Юрием, тоже инженером, только год назад окончившим институт.

— Оба мы, как специалисты, имели возможность остаться на заводе, были освобождены от военной мобилизации, — сказал Любимов–старший, отвечая на мой вопрос, почему он снова в армии. — Могли бы остаться в тылу, но не остались. В такое время, когда враг угрожает Москве, сын и я считаем для себя великой честью быть в рядах защитников Родины.

Отец и сын до конца остались верными своему слову: оба мужественно и храбро защищали родную столицу и оба пали в боях на ближних подступах к Москве.

Единой мыслью — во что бы то ни стало выстоять, не пропустить немецко–фашистских захватчиков к столице — жили десятки, сотни тысяч бойцов и командиров, весь фронт.

Свое «генеральное» наступление на Москву немецко–фашистские войска начали 30 сентября ударом соединений правого крыла группы армий «Центр» по войскам Брянского фронта.

В четыре часа утра 2 октября, после артиллерийской подготовки и массированного удара авиации по нашему переднему краю, гитлеровцы атаковали войска Западного и Резервного фронтов. В голове наступавших шли танковые соединения, поддерживаемые авиацией. За танками следовала пехота.

Враг одновременно атаковал на многих направлениях вдоль основных коммуникаций, ведущих к Москве. Но главный удар пришелся на стык между 30‑й и 19‑й армиями. С первых минут сражение на этом участке приняло исключительно ожесточенный характер. Советские воины защищали свои позиции с беззаветным мужеством и отвагой. Так, например, рубеж, обороняемый частями 162‑й стрелковой дивизии 30‑й армии, фашисты атаковали силами до 200 танков с пехотой, действия которых поддерживали с воздуха почти 100 самолетов. Но бойцы и командиры не дрогнули. До последней возможности они отстаивали каждый окоп, каждое укрепление. Против 1‑го батальона 897‑го полка 242‑й стрелковой дивизии враг двинул в атаку полк мотопехоты с 70 танками. В жестокой борьбе почти все воины батальона погибли, но ни один из них не оставил своей позиции. Так же героически дрались с врагом и другие, части и подразделения.

Силы, однако, были неравными. К исходу 2 октября врагу удалось вклиниться в расположение советских войск в стыке 30‑й и 19‑й армий, а также на левом фланге 43‑й армии.

Меня вызвал генерал И. С. Конев, принявший к тому времени командование Западным фронтом. Ознакомив, в общих чертах с тяжелой обстановкой, сложившейся южнее города Белого, он приказал немедленно выехать туда и на месте сделать все необходимое, чтобы задержать продвижение противника до подхода группы генерала И. В. Болдина.

Заместитель командующего фронтом Иван Васильевич Болдин выехал в район расположения резервов с задачей возглавить группу войск, направлявшуюся на ликвидацию вражеского прорыва.

Пока мне по указанию начальника штаба фронта подбирали помощников и готовили документы для связи, прошло около двух часов. Наконец все было сделано, и мы на трех штабных машинах направились в район Симоново — Корытня (30 километров южнее гор. Белый). Вместе со мной, кроме адъютанта и трех солдат, выехали капитан Орлов, старший лейтенант Марков, политрук Гребешков и другие — всего десять человек.

Машины стремительно неслись по Минскому шоссе. Несколько раз пришлось останавливаться из–за налетов вражеской авиации. Проехали Издешково. На пути к станции Канютино навстречу нам двигались беженцы — главным образом женщины и дети. Густые толпы их шли по обочине шоссе, не обращая внимания на пролетавшие в воздухе и время от времени обстреливавшие и бомбившие дорогу вражеские самолеты.

В Канютино уже во всем чувствовалась близость передовой. В районе самой станции и неподалеку от нее рвались снаряды. Гул взрывов с каждой минутой нарастал, становился все более грозным. Немцы стреляли по станции из дальнобойных орудий. На западе в небо поднимались густые клубы дыма.

Попытались узнать о судьбе 162‑й и 166‑й дивизий, на которые немцы обрушили свой основной удар. Но на станции выяснить ничего не удалось.

Не задерживаясь, выехали на север, в сторону деревни Тимошино. И вдруг — немецкие танки. Пришлось быстро повернуть назад. Остановились на опушке леса. Сверились с картой. Решили повернуть на юг, к деревне Мытики Первые. Там встретили группу бойцов и командиров 162‑й дивизии, потерявших связь со своими частями. Капитан Орлов остался в деревне с задачей задерживать отступавших и объединять их в подразделения. Остальные выехали на станцию Канютино, служившую до последнего времени основным пунктом снабжения войск 30‑й и частично 19‑й армий. В лесной деревушке, что приютилась вблизи станции, я встретил генерала В. И. Виноградова — начальника тыла 30‑й армии. С Василием Ивановичем Виноградовым я был знаком по совместной службе в Московском военном округе. В свое время он считался замечательным строевиком, поэтому меня несколько удивил переход его на тыловую работу.

— Так случилось, — не вдаваясь в подробности, сказал он. — Расскажу об этом при случае, а сейчас нужно решать, что делать. Связи со штабом армии нет со вчерашнего вечера. Противник рядом, вот–вот в Канютино появятся немецкие танки, а у меня тылы развернуты, нужно срочно перемещать их.

— Чем вы располагаете, чтобы организовать оборону?

— В лесу у деревни Мытики Первые находится батальон охраны. Вот здесь, — генерал сделал пометку на моей карте, — три зенитных артиллерийских дивизиона. В районе станции и деревни Никитинка — армейский запасной полк.

— Так это замечательно! Будем драться, Василий Иванович. А вы начинайте эвакуировать тылы, — подвел я итог разговору.

Тут же разослал командиров своей группы с задачей организовать оборону на рубеже разъезд Никитинка — Мытики Первые — Новики.

Снова выехал в Мытики Первые к капитану Орлову. Там уже собралось человек пятьсот бойцов и командиров, главным образом из 162‑й дивизии. Сформировали из них батальон, ставший потом нашим резервом. Чтобы дать людям прийти в себя после пережитого, отвели их на станцию Канютино.

Капитан Орлов возглавил батальон охраны тылов армии, 519‑й и 473‑й зенитные дивизионы и этими силами занял оборону на рубеже Мытики Первые — Новики. В помощь капитану я выделил старшего лейтенанта Маркова и политрука Гребешкова.

Командир запасного полка получил задачу оборонять участок от разъезда Никитинка до Мытики Первые. Полку был придан 528‑й зенитный дивизион.

Отдавая приказ на оборону, я особо подчеркнул, что вся она прежде всего должна быть противотанковой. Для борьбы с танками врага предложил использовать зенитные орудия, а также бутылки с горючей смесью.

Местом своего командного пункта избрал окраину поселка станции Канютино. Со мной остались адъютант, командир резервного батальона капитан Смирнов и три солдата, которые с августа всюду сопровождали меня. О них следует рассказать особо.

Красноармейцев Ивана Галкина, Федора Сухарева и Василия Яденко, молодых, необстрелянных, только что прибывших на фронт, я впервые встретил в одном из августовских боев. Они сидели тогда в углу полуразрушенного сарая, ожидая окончания боя.

— Что вы здесь делаете? — спросил я.

— Мы… Мы, товарищ генерал, из комендантской роты, — заговорили, перебивая друг друга, красноармейцы.

— Какой дивизии?

— Не знаем. Мы сегодня утром прибыли. Нас назначили в комендантскую роту. И тут вдруг бой. Рота ушла, мы остались. Не знаем теперь, где ее искать.

— Это бывает. Наверное, здорово перепугались?

— Боимся, товарищ генерал.

— Я тоже боюсь. Но воевать надо, раз навязали нам фашисты войну.

— Вы тоже боитесь?.. — с нескрываемым удивлением уставилась на меня все трое.

— А кто же пуль и снарядов не боится? Война, она никого не радует. Вначале все боятся. И все же дерутся, а не прячутся в сарае, вроде вас. Пойдемте со мной.

Адъютант записал фамилии. Решили пока взять их с собой, потом, если удастся установить, из какой они дивизии, вернуть в комендантскую роту. Но летом сорок первого года при всем желании сделать этого было нельзя. Так и остались все трое с нами. Постепенно привыкли и к обстрелам, и к свисту снарядов, и к бомбежкам. Умело выполняли обязанности связных.