Георгий Артозеев - Партизанская быль Страница 36

— А он?

— Он твердил одно: «Я получил от командования специальное задание, выполнил его. Чего же еще?! Я отвечаю за людей». И точка. Ну, что тут можно было сделать? Он нам еще указывал на пример пулеметчиков Авксентьева: сидели, — говорит, — два месяца в лесу тихо; без толку никуда не совались. Зато, когда пришли в соединение, ударным взводом стали!

Немченко немного подумал и добавил осторожно:

— Мы на партгруппе думали, не послать ли нам в соединение двух человек с рапортом? Но Бугристый все время твердил, что ждет оттуда распоряжений, и мы решили еще повременить. Ведь это пришлось бы сделать помимо него, а воинскую дисциплину нарушать — сами знаете.

— А как сейчас ваше здоровье? — спросил я.

— Да что ж — здоровье! Это все от одного. Мы тут черт знает чем питались. Зато — конспирация! — сердито ответил он.

В это время в землянку вошел Бугристый.

— Ну, вот видишь? — сказал он Немченко. — Я говорил, что к нам придут — и пришли! Да еще с целым отрядом!

— Да, — перебил я его. — Хорошо, что во-время. Еще немного — и ты людей бы переморил!.. А еще хуже, что твоя перестраховка от потерь вела к потере самого важного — боевого духа. Об этом ты не думал? А тебе, оказывается, говорили об этом!

Иван не оправдывался.

Уже после того, как приказ командира соединения был объявлен всему личному составу, он подошел ко мне снова:

— Я ведь знал, — объяснил он, — что меня назначили временно. Сила тут наша маленькая — другое дело, когда все соединение шло. А здесь кругом в селах немцы — что мы могли с ними сделать? Ведь меня оставили людей собирать. Я собирал. Думал: «Придет час, спросят: где твои люди? — и выйдет, что я их собрал, да и погубил». Тут не только за своих, что в лесу находятся, страшно было. О связных тоже беспокоился. Могло получиться, что из-за нас и других схватили бы. Твердо решил — будем сидеть тихо. Знаешь, какая для этого воля нужна! Люди рвутся в бой, я и сам хотел, но дисциплина переборола!

— Какой же поры ты дожидался?

Ну, вот странно. Надо мной же командиры есть! Я так и знал, что рано или поздно дадут приказ.

— Небось, меня-то не ожидал?

— По совести говоря, — ответил Иван, — если бы я знал, что командиром отряда станет мой товарищ, такой же простой боец, как я, — мне здесь легче бы было. Но я привык к нашему сильному соединению. Как, думаю, после таких командиров, как наши, я могу сам управиться? Дело очень серьезное, а я — рядовой боец. Ну, вот видишь, — ты рассудил иначе.

— Отчего иначе? — спросил я. — Ты думаешь — мне легко? Я, брат, за полтора года партизанской жизни столько не волновался, как сейчас, на переправе через Ревно. Однако переправились. А ты с такой политикой — на берегу до старости просидел бы. Если бы, конечно, немцы тебе там сидеть дали.

— Как же ты решился?

— Потому что мне, да и всем нам, задание командования выполнять надо, — вот как! Об этом в первую голову я и думал. У тебя было другое задание: тебя оставили собирать людей. Так почему здесь до сих пор даже сотни бойцов нету? Придумал какую-то «шапку Мономаха», держался за нее, а о деле не заботился. Сам знаешь: в наших условиях дело и жизнь неразрывны, а ты их разделил. Вот и вышло — ни то ни се.

Мы с Иваном и потом не раз возвращались к разговору об ответственности командира. Для этого появился свежий материал: назначенный командиром разведки, он ничуть не тяготился своими обязанностями. Разведка у нас работала отлично. И в этом была не малая его заслуга.

Кто был прав

Устроившись лагерем под зеленой крышей урочища «Рогозное», мы вновь начали боевую жизнь. Я присматривался к новичкам и скомплектовал подразделения так, чтобы все они имели прослойку старых партизан.

Подумали мы с комиссаром и о том, чтобы правильно расставить наших коммунистов.

Мне помнится первое общее партийное собрание.

Здесь были и хорошо известные мне люди, которых я видал и в мирной обстановке, и в бою, — знал, чего можно от них ждать. Были и новые, совсем почти незнакомые люди — из тех, которых я застал в группе Бугристого. Но я не думал ни о ком в отдельности, а обо всем коллективе в целом. Ведь он — моя опора, помощник, судья. Отряд подчиняется командиру, но и командир, и масса партизан черпают моральную поддержку из коммунистического ядра. Это ядро и насыщает нашу жизнь той внутренней силой, какая должна быть в каждом настоящем советском коллективе. «Куда я пойду со своими сомнениями и трудностями, которые, конечно, будут? — думал я. — Кто вправе спросить у меня отчета в моих действиях? На кого я буду надеяться в минуты самой тяжелой опасности?..» И отвечал сам себе: «Вот на этих товарищей, которых вижу сейчас перед собой, на коммунистов отряда».

Словно в подтверждение моих мыслей, на первом же собрании было сказано много ценного, дельного. Коммунисты вникали во все подробности организации нашей жизни, обсуждали, как быстрее и лучше достичь выполнения боевых задач.

Одно из принятых в тот день предложений касалось работы разведчиков: речь зашла о том, что они, как люди, наиболее тесно связанные с населением, являются одновременно и агитаторами. Они распространяют листовки, ведут устную пропаганду. Поэтому собрание указало разведчикам-коммунистам, чтобы они внимательно относились к этой стороне своей работы. Ее решили считать партийным поручением, с отчетом на партбюро.

И вот на ближайшем заседании бюро наш секретарь — Василий Андреевич Кожух заметил, что партизанская пропаганда имеет очень узкий круг действия.

— Разведчики заводят связи пока в ближайших селах, — сказал он. — Села же, отстоящие от нас на пятьдесят, на восемьдесят километров, остаются без сводок Информбюро, без живого слова советской правды. Надо подумать и о том, чтобы проникнуть подальше, осветить людям положение, да и самим лучше знать, как живет район.

На другой же день я снарядил несколько небольших групп и направил их с листовками по специальным маршрутам. Об итогах их работы я и хочу рассказать.

Все разведчики вернулись с интересными рапортами, но одна группа была выслушана нами с особым вниманием. Она пришла из большого села Тимоновичи, что у самой границы Черниговщины с Орловской областью. Разведчики сообщили, что в селе этом есть подпольная организация. Ее недавно предали, многие схвачены, но и осталось немало.

Ядро подпольщиков составили советские военнопленные и окруженцы: в Тимоновичах нашло убежище семнадцать человек. Они сумели организоваться и поставили себе целью объединить боеспособное население, уйти в лес и создать партизанский отряд.

Для этого надо было собрать оружие, произвести разведку, но, самое главное, узнать и подготовить людей. Для этого, конечно, прежде всего следовало показать себя, свою работу — значит пойти к людям.

Среди подпольщиков был радиотехник из Ростова — Федор Попов. Ему удалось с помощью тимоновичских пионеров собрать скромный радиоприемник. Начали слушать Москву, записывали сводки Совинформбюро, регулярно их распространяли. Стали писать и свои листовки, выпускать рукописную газету, в которой рассказывали народу о действиях оккупантов и предателей, звали народ к сопротивлению врагу.

Организация стала расти.

В лесу уже заложили базы оружия и продовольствия. Был назначен день выхода молодого партизанского отряда в лес.

Но в Тимоновичи неожиданно нагрянули фашисты. Они произвели обыски по безошибочно выбранным адресам. Тридцать участников организации было схвачено. Те, кому удалось избежать ареста, спаслись только потому, что предатель, видимо, не знал полного списка, а население не выдало никого.

Предателем оказался вступивший в группу по заданию жандармерии шпион Хомусько. Он больше не появлялся в Тимоновичах; ценой жизни тридцати патриотов он купил себе должность экзекутора камеры предварительного заключения в Репкинском гестапо.

Этот рассказ разведчиков подтвердили и уточнили пришедшие с ними в лагерь члены подпольной группы товарищи Судилов, Яшин, Обухов и Константинов.

Мы с комиссаром долго с ними беседовали. Понемногу положение на селе представилось нам так.

Жители Тимоновичей держались дружно. Их преданность до сих пор спасала уцелевших членов организации от глаз полиции. Но после провала они еще не оправились. Люди почти не покидали укрытий, опасаясь нового предательства, не желая подводить под удар своих хозяев. Пришедшие к нам люди сами точно не знали, сколько их товарищей осталось в селе.

Фашисты, считая, что село «обезврежено», праздновали победу. Каратели покинули ограбленные хаты; избитых измученных жителей на ответственность полиции. Но у партизан сложился богатый опыт обращения с полицаями: мы умели их брать по-всякому.

Расспросил я у разведчиков и у товарищей из Тимоновичей про дороги, подходы к селу, о расположении улиц, узнал, где комендатура, старостат, и выработал план налета на село. Провести операцию решил сам. Из-за этого дела я чуть не поссорился впервые со своим комиссаром.