Александр Авдеенко - Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи Страница 37

Таковы были писаные и неписаные наставления школьных инструкторов Кларка. Он строго придерживался их в своей тайной жизни…

Кларк выбрался из старых кирпичных развалин, пересек пустырь и осторожно вышел в тыл Степной, как раз напротив дома номер 16. В молодых листьях яблонь шуршал дождь. Скупо блестели лужи на твердой садовой тропинке. Туманным пятном выделялась на фоне черного неба белая оцинкованная крыша дома бабки Марии.

Наметанный, привычный к темноте глаз Кларка придирчиво осмотрел поленницу дров, навес, все затененные углы двора - не ждет ли его где-нибудь засада? Не обнаружив ничего подозрительного, он бесшумно перелез через каменный заборчик, отделявший сад от пустыря, уверенно направился к дому. Стараясь не шуметь, вставил ключ в замок, дважды повернул его, нажал коленом на отсыревшую от дождя дверь и тихонько, чтобы не заскрипела, распахнул ее. Но переступить порог он не спешил. Что-то остановило его. Старый деревянный дом, давно отживший свой век, дохнул на Кларка заматерелой затхлостью и еще чем-то неожиданно новым, кажется табачным дымом. Кларк усиленно потянул носом. Да, определенно - папиросный дым, не ошибся. Откуда же он взялся, если бабка Мария не курит? А кроме нее, ведь никого не должно быть в доме.

Склонив голову к плечу и держа пистолет в правой руке, а небольшой выключенный электрический фонарик в левой, Кларк стоял на крылечке и мысленно пробирался по коридору, заставленному всякой рухлядью: сломанными стульями, полуистлевшими корзинами, черными бутылями, расколотыми горшками. Вот узкая дверь, ведущая в чулан. Вероятнее всего, за нею притаился тот, кто должен первым схватить Кларка. Дальше, за печным выступом, может быть стоит еще один человек. В кухне - третий. Вот они-то, ожидая его несколько часов в темном, глухом коридоре, и накурили так, что и не передохнешь.

Кларк, не двигаясь с места, оглянулся через плечо - не отрезан ли уже и путь отступления. На крылечке и вблизи никого не было. Тихо и во всех концах двора и сада. Ни единого звука не доносилось также из темной прокуренной утробы дома. Кларк перевел дыхание, вытер ледяную испарину на лбу и решительно, с сильно бьющимся сердцем перешагнул порог, включил электрический фонарик, чтобы проверить свои опасения. И в тот же момент кто-то ловкий, стремительный бросился на Кларка из-за входной двери, пытаясь схватить его за руки и сбить с ног. Но Кларк, в совершенстве владеющий всеми костоломными способами рукопашной борьбы, с неожиданной силой и отчаянием зверя, почуявшего капкан, перебросил нападавшего через себя, на каменные ступеньки крыльца, и устремился в сад. Лавируя между деревьями, сбивая головой росу с веток, вырвался на Виноградную. Вслед было послано несколько очередей из автоматов, но ни одна пуля не причинила ему вреда.

С Виноградной улицы Кларк проходным двором благополучно пробился на Днепровскую улицу. Дальше, придерживаясь заранее выработанного маршрута, он должен был пробраться Каменным переулком к пересохшему руслу Южного канала и, следуя по его твердому дну, выйти в лес, а потом и в горы. Непредвиденное обстоятельство значительно упростило трудную задачу.

На безлюдной, тихой Днепровской улице Кларк увидел небольшой хлебовоз, стоявший перед булочной. Мотор его тихонько урчал. На месте водителя никого не было. Кларк открыл дверцу кабины, сел за руль, выжал сцепление, включил первую скорость и осторожно, на самом малом газу, повел машину. Заворачивая за угол, он оглянулся к увидел выскочившего из булочной шофера. Размахивая руками, что-то крича, тот бросился догонять свою машину. Но как же догнать ее, такую быстроходную, послушную! Себе на беду, водитель недавно отремонтировал мотор, отрегулировал его, как часы. До ста километров из него теперь можно выжать. И Кларк выжимал. Он промчался по Киевской, свернул на Ужгородскую, потом на Красную и бульвар Тараса Шевченко. Заметая следы, выключил фары, с риском врезаться в какой-нибудь каменный столб или в забор, прогрохотал по темным, узким переулкам Нагорной стороны и выскочил к железной дороге. Напрямик, по рельсам и шпалам, пересек насыпь, спустился в Цыганскую слободку, расположившуюся по обе стороны шоссе своими глинобитными домиками, крытыми камышом и соломой. Тут, уже не маскируясь, включив большой свет, Кларк дал полный газ и полетел в горы. Асфальтовая лента, обмытая дождем, с белоснежными оградительными столбиками по обочинам, была безлюдной: ни одной машины, ни одной подводы навстречу, ни одного прохожего.

До рассвета оставалось много времени - более двух часов. В избытке имелся и бензин в баке машины. Отлично работал мотор. Так что можно было мчаться и мчаться на северо-восток, в горы, к Карпатским перевалам, к большим дорогам страны. Но Кларк остановился на сороковом километре, на дальних подступах к крупному населенному пункту Дубровка. Здесь его уже могли перехватить, встретить огнем.

Не выключая мотора, Кларк отпустил ручной тормоз, вышел из машины. Хлебовоз легко покатился под уклон, быстро набирая скорость. Следуя по прямой, он с каждым оборотом колеса сбивался с наезженной колеи вправо, на обочину, к пропасти. На крутом повороте дороги машина срезала передним буфером оградительные столбики и, ломая кустарник и небольшие деревца, рухнула вниз, в ущелье, полное предрассветного тумана…

Утром одна из групп, выброшенных пограничниками и органами МВД по всем направлениям вероятного движения Кларка, обнаружила в пропасти разбитый хлебовоз, угнанный из Явора. Но след беглеца, усиленно обработанный химикалиями, не могла взять даже лучшая во всем Закарпатье розыскная собака.

К утру Кларк вышел в такой горный район, где обрывались колесные дороги. Отсюда начинались трудные летние тропинки, испокон веку проложенные пастухами. Вели они на раздольные альпийские луга, на поднебесное плоскогорье Восточных полонин, на главные карпатские хребты. По одной из этих тропинок Кларк мог быстро, кратчайшим путем, с наименьшей затратой сил выйти к границе. Преимущества скотопрогонных тропинок перед бездорожьем лесной чащи были как будто бесспорны, но Кларк долго раздумывал, прежде чем принять решение. Дело в том, что на проторенной пастухами тропе он мог неожиданно встретиться с людьми. Кто бы ни был этот человек, с кем столкнется Клара, все равно он чрезвычайно опасен для него. Теперь Кларк никому не верил. Теперь в каждом человеке он видел своего смертельного врага. Беззубый старик или девочка с косичкой попадется на его пути, подросток с песней на губах или молчаливый лесоруб с топором за поясом - любого не пропустит мимо себя. Никто не должен знать, куда пойдет Кларк.

Он шел одержимо, час за часом, боясь потратить на отдых хотя бы одну минуту. Сваленные бурей толстоствольные буки, обросшие мхом, истлевшие до черноты или только-только тронутые гнилью, лежали там и сям по обе стороны тропинки. И все как один кронами вниз, к долине. Почти на каждом камне ярко зеленел толстый плюшевый нарост мха, щедро напитанный влагой. Отпечатки ног людей и зверей, оставленные на мягких местах тропы, были полны мутной дождевой воды. Ржавые родники выбивались из бурых скалистых расщелин.

Подниматься по крутой, размытой дождем тропинке в обыкновенных, без шипов и железных кошек, сапогах было очень тяжело. К полдню, несмотря на огромный запас сил и сознание, что преследование неминуемо, Кларк резко снизил темп. Потом без особого сопротивления позволил себе остановиться. Отдыхал целых полчаса. Сидя под большой темной елкой, чуть ли не до самого корня покрытой длинными мохнатыми ветками, он подсчитал, сколько ему еще понадобится времени, чтобы добраться к вершине горы Поп Иван, к румыно-советской границе. Если идти так, как сегодня, если никто не помешает сбиться с курса, если совсем не спать и отдыхать недолго, урывками, если удастся забыть, что ты голоден, то даже в этом случае понадобится ночь, день и еще половина следующей, третьей бессонной ночи. Не много ли? Не перекроют ли к этому времени пограничники все самые недоступные, глухие тропинки?

Кларк вскочил и, кусая губы, двинулся в гору.

Лес скоро начал редеть. Часто появлялись полянки, усыпанные камнями, травянистые, с островками белой ромашки. Проходя одну из таких полянок, Кларк вдруг услышал фырканье коня и гулкий звон кованых копыт по каменистой тропе. Отступать было поздно: весь он на виду как на ладони. Случилось то, чего так опасался Кларк. Навстречу ему, рядом с низкорослой, пегой, навьюченной до отказа лошадью, шел человек в широкополой черной шляпе, в кожушке, вывернутом шерстью наружу, в сыромятных постолах, с палкой в руках.

Кларк, не сбавляя шага, сближался с человеком, которого он, не зная ни его фамилии, ни имени, ни откуда родом, обрек на смерть.

Верховинский пастух, столкнувшись лицом к лицу с Кларком, остановился, сдернул шляпу и приветливо, как хорошо знакомому, поклонился: