Александр Сабуров - Силы неисчислимые Страница 37

Поступило донесение, что немецкие бронемашины двигаются на Шостку. Вышедшая из Антоновки рота Кочеткова попала под их обстрел. Туда сразу же были брошены противотанковые пушки под командованием Картузова. С первыми же выстрелами, без всякой дополнительной команды население ушло в укрытия, а партизаны заняли свои позиции. Недавно шумно ликовавшая деревня сразу притихла, насторожилась, опустела. Жизнь еще раз подтвердила, что фашистская оккупация не даст людям даже временной передышки: на пороге гостеприимной Антоновки снова стояла война.

Быстро возвращаю роту Кочеткова: уж очень демонстративно маневрируют эти бронемашины. А поблизости не видать ни одного подразделения пехоты.

Кочетков со своими людьми занимает свои прежние позиции перед клеверным полем.

Я все смотрю в стереотрубу. Ага, наконец-то! Из соседнего хутора Коминтерн показались цепи гитлеровцев. Они тотчас нырнули в клевер, словно растворились в нем.

План немцев примитивен. Они рассчитывают, что наше внимание всецело будет поглощено этими снующими взад-вперед бронемашинами, а тем временем пехота скрытно подползет вплотную к Антоновке и нанесет неожиданный, а потому и неотразимый удар.

Нет, так не выйдет у вас, господа! Мы срочно перебрасываем на правый фланг роты Смирнова и Ветрова. Они будут находиться в засаде до той поры, пока не вступит в бой рота Кочеткова. А тогда Смирнов и Ветров нанесут фланговый удар и отрежут гитлеровцам выход к лесу.

При минометно-артиллерийской группе находится наш комиссар Захар Богатырь. Он же принял на себя руководство двадцатью пятью расчетами станковых пулеметов.

Операция началась как по нотам. Каждый боец знал и четко исполнял свою партию, как оркестрант в хорошо слаженном оркестре.

Гитлеровцы подползли к самым огородам, примыкающим к Антоновке, и вскочили на ноги, чтобы одним рывком ринуться в село. Но тут же были брошены на землю огнем станковых пулеметов. Включилась в дело и наша артиллерийско-минометная группа, пристрелявшая местность на пути возможного отхода противника. Вскоре Рева поднял роты Кочеткова и Чижова на проческу всего клеверного поля. Партизаны при этом использовали немецкий прием: прижав приклады автоматов и ручных пулеметов к животу, они поливали поле огнем, как из брандспойтов.

Да, операция начиналась как по нотам. Но вскоре я просто схватился за голову. Это уже был не бой, а кошмарное побоище. Все перемешалось. Стоял невообразимый грохот, и уже нельзя было понять, кто кого бьет. Я оцепенел от ужаса, представив, какие мы понесем потери. В довершение всего я увидел почти в центре поля Реву и Богатыря, а вокруг них буквально бушевало море огня. Я кричал, звал их, кого-то немилосердно ругал, хотя и понимал, что меня все равно никто не услышит. Досталось Новикову, на которого я навалился, обвиняя в том, что его артиллерия вот-вот накроет своих. Невозмутимая уверенность Новикова в правильности расчетов пушкарей только еще более взвинтила меня. Я проклинал себя за легкомыслие, за то, что плохо продумал организацию боя, за то, что вынужден теперь торчать тут без всякой возможности что-либо существенно изменить. Я даже успел позавидовать Реве, Богатырю и другим командирам: им там легче — они в гуще боя и сами действуют. Я же здесь, как зверь в клетке. Все брошено в бой, отсюда нельзя понять, на чьей стороне перевес, нельзя узнать, кто жив, а кого мы уже потеряли. В эти мгновения я был на краю самого откровенного отчаяния, и мне стоило неимоверных усилий удержать себя от того, чтобы самому не броситься в бушующее огненное пекло и разделить с товарищами их участь…

Бой длился около часа, но мне этот час показался вечностью. Но вот затихла стрельба, и я увидел идущих ко мне Богатыря, Реву, Кочеткова… Я смотрел на них и глазам своим не верил. Живы и невредимы. Честное слово, мне даже хотелось пощупать руками, до того не верилось, что я их вижу снова. Собрались все командиры. Сразу спрашиваю о потерях. Спрашиваю одного, другого. Ответ один: убитых нет, раненых тоже. Я уже не спрашиваю, а гневно допытываюсь: сколько людей потеряли? И снова не верю ушам: потерь нет! И когда до меня наконец дошел весь смысл этих докладов, я отвел глаза, чтобы никто не видел, как они повлажнели. Кто испытал такие минуты, поймет и не осудит меня.

Партизаны не спешили возвращаться в село. Наоборот, из села высыпало все население. Женщины, старики и даже дети помогали нашим хлопцам собирать трофейное оружие, а клеверное поле в этом смысле дало на сей раз хорошие всходы.

Уже сгустились сумерки, а потом и ночь наступила, а с поля все шли люди, несли оружие и боеприпасы.

И снова ликовала Антоновка…

Немецкие коменданты Ямполя, хутора Михайловского и Шостки посылали к нам все новых и новых лазутчиков. Но наша оперативная часть оказалась на высоте, и шпионы поступали к нам уже превращенными в «языки». Это дало нам возможность получить дополнительные данные о том, что делается во вражеских гарнизонах.

Разумнее всех в этой ситуации поступил старший полицейский из Ямполя Морозов. Он тоже был послан к нам с целью разведки, но на партизанской заставе сразу заявил, кто он есть, на допросе с готовностью назвал назначенные немцами на сегодняшнюю ночь пароль и пропуск и заверил, что в городе осталось совсем мало гитлеровцев.

Когда Рева привел ко мне этого полицейского, почти одновременно прибыл и связной от Нади Марчевской: она сообщала, что в Ямполе остался один немецкий взвод, остальные войска ушли на хутор Михайловский и Шостку. От нее мы узнали также, что из наступавших на Антоновку гитлеровцев в Ямполь вернулось всего восемнадцать солдат и офицеров. Среди оккупантов царит полная растерянность.

Стало все ясно. Спрашиваю полицейского Морозова, сможет ли он провести нас в город.

Ответ последовал незамедлительно:

— Выполню любое ваше задание.

Что ж, взялся за ум парень. И это спасло ему жизнь. А в скором времени он стал неплохим партизаном.

В два часа ночи наши партизаны с нескольких направлений вошли в Ямполь. Противник оказал сопротивление только в центре города. Схватка была отчаянная, но скоротечная. Немецкий комендант полковник выбежал без кителя и фуражки, не дождавшись машины, вскочил на мотоцикл и скрылся.

Брошенные своим начальством эсэсовцы и полицаи тоже поспешили убраться из города.

Когда я в три часа ночи проезжал по освобожденному Ямполю, мне повстречалась довольно живописная пара: наша разведчица Мария Кенина под дулом своего пистолета конвоировала здоровенного немца.

Во время наступления Мария шла с первой ротой. На ее глазах ранило бойца Володю Бушева. Командир роты Кочетков приказал Марии перевязать и доставить раненого в санчасть. Выполнив это, Кенина бросилась догонять роту. Запыхавшаяся, вспотевшая, она заглянула в первый попавшийся дом, чтобы глотнуть воды. Толстуха-хозяйка, увидев решительную девушку, начала умолять ее:

— Только не трогайте его… Это же мой родной брат…

— Где он? — Кенина распахнула дверь комнаты. Там стоял дородный, хорошо одетый мужчина. Партизанка выхватила браунинг:

— Руки вверх!

Так и привела его в опергруппу. Задержанный оказался крупной птицей помощником коменданта города.

Срочно организуем оборону города. Партизаны рыщут по улицам и дворам, ищут склад с химическими снарядами, ради которых мы, собственно, и пришли в Ямполь. Нашел его командир артиллерии Новиков. Выволок на улицу ящик, раскрыл его. Мы увидели снаряды с яркой зеленой продольной полосой. Торжествующий Новиков сотрясает в воздухе целой кипой каких-то документов и, перебирая их, называет номера заводов, литеры газа. Снаряды разных калибров, к каждому калибру своя документация.

Но что делать с этим жутким складом? Взорвать? Население погибнет. Придется его вывезти. А пока к складу ставится усиленная охрана.

Забот всем хватает. Освобождены узники гестапо. Многие из них собираются уйти с нами, и опергруппа вместе с жителями уточняет сведения о каждом. Иначе нельзя: гестаповцы не упускают случая подсовывать в камеры своих агентов.

В городе оказались большие откормочные и заготовительные базы, молочно-товарная и овцеводческая фермы. Больше тысячи голов свиней мы обнаружили только в откормочном пункте. Федор Коротченко и его люди сбились с ног в поисках подвод для этого добра.

Медики напали на склад с медикаментами. Их тоже предстояло погрузить и вывезти.

Богатырь хозяйничает в здании типографии, организует вывозку шрифтов, красок и бумаги, которые так нужны для нашего партизанского типографского хозяйства.

Красняк хозяйничает на радиоузле. Ему вскоре удалось настроиться на московскую волну. Весь город слушает голос столицы нашей Родины.

Неутомимая Мария Кенина обнаружила большие склады с продуктами. По своей инициативе поднимает жителей на поиски подвод. Целый обоз загружают салом, колбасами, маслом и рисом.