Южный ожог - Александр Александрович Тамоников Страница 37

– Не забывайте, что я пока еще ваш командир. Будет что-то новое – бегом ко мне на доклад.

– Мы знаем, товарищ капитан. Ждем вашего возвращения. Рады, что вы пошли на поправку. Вы яблоки-то ешьте, они только с виду такие страшные.

– Что с лейтенантом Комиссаровым?

– Да так себе, – помялся Прыгунов. – Ранение тяжелое, сразу отправили в военно-полевую хирургию в Чугуеве, до Харькова бы не довезли. Две пули из груди вынули, легкое пробито. Лейтенант Коваленко наводил справки – вроде живой, но в сознание не приходит, перенес несколько операций. Будем кулаки за него сжимать, товарищ капитан.

– Что на фронте?

– Нам не докладывают. Вы же знаете, товарищ капитан, об успехах говорят охотно, а вот о неудачах… Третья танковая армия несет тяжелые потери, но выходит из окружения. Правда, танков у них осталось с гулькин нос. Но это ничего, наша промышленность только за сутки сотню танков клепает. И не каких-нибудь, а «Т-34». Еще есть сведения, что от Ахтырки наши отошли, линию фронта выравнивают, чтобы где-нибудь не вспучило. Да все нормально, товарищ капитан. Подкрепление получим – отобьем все, что отдали, и дальше пойдем.

Приход подчиненных заметно взбодрил. Угораздило его оказаться в этой тюрьме! Зачем стал палить из окна? Немцы прошли бы мимо, Файзуллин отправил бы сообщение и выжил. Впрочем, тоже бабушка надвое сказала. Отправить сообщение значило подставить под удар части 6-й армии, прибывшие так внезапно… Глеб анализировал события той ночи, рассматривал их под разными углами и приходил к удручающей мысли: все равно допустил ошибку, подставил своих людей…

– Самобичеванием занимаешься, капитан? – усмехнулся полковник Макарчук, заглянувший в тот же день. Больной лежал пластом, хотя и сделал вид, что собирается встать. – Мы все когда-то, капитан, занимались самобичеванием, считали, что допустили серьезные промахи, приведшие к гибели людей. Это нормально, и в каждом раскаянии есть свой резон. Но в твоем случае это не действует. Ты выполнил задачу на отлично, сберег часть людей, и за это тебя Родина не забудет, представит к правительственной награде. Твою работу трудно переоценить: войска закрепляются на рубеже и уже отбили пару атак. Немцы пытались подойти к Харькову с востока, но это у них не получилось. На рубеж Красный Лиман – Балаклея уже перебрасываются наши дополнительные части, оборонительный рубеж растет в глубину и ширину. Так что гони дурные мысли, капитан, все сделано правильно. Людей жалко, но могло погибнуть еще больше… Что это у тебя? – Полковник уставился на странное содержимое миски.

– Яблоки, товарищ полковник, пробуйте.

– Ладно, будем считать, ты мне отомстил, – хмыкнул Макарчук, приведя в порядок лицевые мышцы. – Не знаю, правда, за что. Это то же самое, что делать варенье из огурцов и помидоров. Неужели в этой больнице настолько плохо кормят? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Никак нет, товарищ полковник, у меня все есть, всем доволен, здесь прекрасный уход, отзывчивый и доброжелательный персонал.

– Да уж. – Макарчук проводил глазами костлявую медсестру, пришедшую измерить температуру у майора-связиста. – От души сочувствую, Шубин, больница не сахар. Один запашок чего стоит… Как видишь, сбылись мои прогнозы. – Полковник понизил голос, чтобы не слышали соседи по палате. – Хотя я этому не рад. Стараюсь не бахвалиться, мол, предупреждал. И тебе советую помалкивать, дольше проживешь. Перехитрил нас старый лис Манштейн, обул и переобул. Под Изюмом их сороковой танковый корпус нам хорошенько всыпал. От танковой группы Попова остались рожки да ножки. Танковую армию Рыбалко постоянно атакуют бронетанковые корпуса СС. Окружили нашу группировку в районе Красноград – Кегичевка, вышли на реку Берестовая. В котле пятый кавалерийский корпус, два танковых корпуса, три стрелковые дивизии, а это ни много ни мало сто тысяч штыков. Получили приказ на отход, когда уже в окружении находились. Двинулись в прорыв на север, в сторону Тарановки. Мало кто вырвался, но были такие. Немцы слухи распускают, что все оставшиеся в котле добровольно капитулировали… У Рыбалко в его третьей танковой армии очень плохи дела. Разгром почти назрел, и если немцы ее разгромят, то откроют себе дорогу на Харьков.

– Полагаете, будут брать город?

– А что тут полагать? У фрицев появилась добрая традиция – брать Харьков. Постоянно город переходит из рук в руки. Будем защищать, куда деваться? Пока еще нет уверенности, что немцы пойдут на штурм, но, боюсь, этим дело закончится. Уж очень благоприятная для них обстановка, грех не воспользоваться. А у нас, наоборот, проблемы по всем фронтам и сил не хватает… Только не трещи об этом на всех углах, договорились?

– Могила, товарищ полковник.

– Так что давай, выздоравливай. – Полковник собрался хлопнуть больного по плечу, но воздержался, уловив панику в глазах капитана. – Не бойся, моряк ребенка не обидит. Возвращайся в строй, принимай назад свою роту… если успеешь выздороветь.

– Успею, товарищ полковник. Еще недельку поваляюсь и хватит.

За полковником закрылась дверь. Шубин уловил уважительный взгляд майора-связиста.

– Высокие персоны к тебе захаживают, капитан. Видная ты фигура. О чем вы там шептались с товарищем полковником?

– О военных тайнах, товарищ майор, – прошептал Глеб, откидывая голову.

Ночью с соседом по палате что-то приключилось. Глеб проснулся от подозрительных звуков. Скрипели пружины кровати, майор хрипел, тяжело и гулко дыша. Он словно хотел что-то сказать, но не мог. Трясучка усиливалась, изо рта пошла пена. Ахнув, Шубин начал подниматься, но закружилась голова. Среагировал второй сосед, встал на костыли, заковылял к двери. Он заорал в коридоре, чтобы немедленно прибыли санитары, человеку плохо! У мужчины был явно командирский голос. Прибежала дежурная военврач, за ней санитары с носилками, майора перегрузили, куда-то унесли. Он подавал признаки жизни, вздрагивал, будто подавился рыбной костью.

В последующие часы его не вернули. Наутро кровать оставалась пуста. Единственный по палате сосед Шубина лежал, отвернувшись к стене. Через час в палату вошел доктор Разгонов, как всегда, красноглазый, «огнедышащий», мрачно обозрел присутствующих.

– Так, с товарищем подполковником все в порядке, он даже не желает обернуться и поздороваться, – констатировал доктор. – А у вас что, мил человек? – Он с каким-то неявным предубеждением прищурился.

– Почти здоров, доктор, – быстро сказал Шубин. – Выполняю все предписания персонала, соблюдаю режим, уже неделю не курю.

– И что? – фыркнул доктор. – Выписать вам за это Государственную премию? Отказ от курения еще никому не повредил. Ладно, – смягчился врач, – вы не самый вредный из наших пациентов. Не сказать что