Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера. Страница 39

— А кто первый это место облюбовал?

— Лейтенант Хаби Рахимов, начальник штаба батальона. Он известен в Алма-Ате как альпинист. Он знает здесь все ущелья, все гребни.

— Хорошо. Пусть люди занимаются, как у вас намечено. Покажите мне, как вы тут организовали учебу.

Часа три мы обходили учебные группы. В некоторых из них генерал запросто беседовал с бойцами, а в одной группе он провел короткое занятие по взаимодействию частей станкового пулемета. В очередной смене он попросил пристрелянную винтовку, занял рядом с бойцом место на исходном рубеже и смущенному командиру взвода сказал:

— Командуйте, товарищ лейтенант.

— Смена! На огневой рубеж шагом марш! — скомандовал досрочный выпускник военного училища. Держа равнение с бойцами, Панфилов пошел, отчеканивая строевым шагом.

— Смена! Стой! — по этой команде генерал замер, держа винтовку к ноге. — Раздать патроны.

— Красноармеец Тастанов получил три боевых патрона.

— Красноармеец Володин получил три боевых патрона.

— Генерал Панфилов получил три боевых патрона.

Когда доложил десятый, последний, боец, лейтенант скомандовал:

— Лежа! Три патрона заряжай!

Все попадали камнем, защелкали затворы, раздались частые выстрелы.

— Встать! — скомандовал лейтенант. Все вскочили. — На плечо! Ружья к осмотру! — Смена держала винтовки с открытыми затворами в «положении на плечо». Закончив осмотр, лейтенант скомандовал: — К ноге! Положить оружие!

Как бы спрашивая, что делать дальше, лейтенант посмотрел в мою сторону. Я дал знак «к мишеням».

— Смена! Прямо перед собой к мишеням шагом марш!

Каждый стрелок стал против своей мишени. Мы с лейтенантом начали осмотр, отмечали красным карандашом пробоины. Когда дошли до генеральской мишени, Панфилов доложил:

— Генерал Панфилов — из тридцати возможных двадцать семь очков.

Лейтенант обвел красным карандашом восьмерку, девятку и десятку и пошел к следующей мишени, Панфилов сказал:

— Другим вы объявляете оценки, товарищ лейтенант, а мне почему-то ни слова не сказали.

— Вы, товарищ генерал, задачу выполнили на отлично, — отчеканил лейтенант.

Улыбаясь, Панфилов ответил:

— За старание боец должен быть поощрен теплыми словами командира.

С того момента, как генерал с ружьем встал в смене на исходном рубеже, весь батальон смотрел на него, не упуская ни одного его движения в роли рядового бойца- стрелка. Пример пожилого командира произвел большое поучительное впечатление на всех тех, кто в тот день присутствовал на нашем стрельбище.

Вскоре батальон строем спустился вниз, к берегу Талгарки, на обед.

Генерал отказался ехать верхом. Мы с ним шли замыкающими. По дороге он дал мне ряд указаний по вопросам организации учебы, оборудованию учебных полей и комплексного обучения бойцов.

— У вас, как вы сами знаете, очень сжатые сроки. Для обучения и сколачивания частей в мирное время отводились годы, теперь — война, время надо считать часами. Уплотняйте распорядок дня, комплексируйте боевую учебу. Спланируйте и организуйте так, чтобы каждое отделение за один день прошло всего понемножку: и строевую, и физическую, и огневую, и тактическую подготовку.

Когда мы подходили к биваку, люди, раздевшись по пояс, умывались в речке. Панфилов тоже разделся до пояса, аккуратно сложил китель и сорочку в тени кустарника, потом разулся и, разложив портянки и носки на горячем от солнца валуне, начал мыть ноги.

— Хорошо, конечно, солдату вымыться до пояса. Только почему же никто не разулся? Это плохо, — говорил он, шлепая босыми ногами по студеной воде. — Приучите бойцов мыть ноги и сушить портянки. Гигиена ног и подгонка обуви для пехоты очень и очень необходимы. Не экономьте на этом времени.

Замечание генерала было принято к исполнению. Примостившись на большом гладком камне, Панфилов вместе с нами пообедал из котелка. Приказал явиться к нему старшему повару и дежурному по пищеблоку с ведрами кожуры от очищенной картошки. Когда те прибыли, он рассыпал перед собой картофельную кожуру и, сидя на корточках, начал разбирать на тонкие и толстые очистки. Мы все недоуменно переглядывались. Закончив сортировку одного ведра, он встал и, обращаясь к старшему повару, с которого пот катился градом, сказал:

— От красноармейского пайка должен быть самый минимальный отход.

— Понятно, товарищ генерал.

— Можете идти, товарищи.

После их ухода генерал обратился ко мне:

— Побыл я у вас почти полдня. Начало у вас неплохое. Ваш батальон расквартирован в Талгарском сельхозтехникуме?

— Да, товарищ генерал.

— Почему бы вам не перебраться сюда? Здесь вода. Ваши учебные поля. Вы же лишних три-четыре часа тратите на ходьбу сюда и обратно! Так ведь?

— Так точно, товарищ генерал. Но у нас нет лагерных палаток.

— Лагерных палаток и не будет. Плащ-палатки у каждого бойца есть?

— Да, ими мы обеспечены полностью.

— Вот и разверните здесь лагерь. На фронт мы лагерные палатки не повезем. В полевых, так в полевых условиях. Здесь вполне можно отрабатывать все тактические задачи вплоть до взвода, а ротные и батальонные учения будете проводить в другом месте.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

— Ну вот мы с вами и договорились. Доложите майору Елину и завтра же освободите помещение сельхозтехникума.

— Есть, товарищ генерал.

— Проводить совещание с вашими командирами я не стану, вы сами растолкуете им все, что я говорил, — генерал попрощался, сел в машину и уехал.

Каждое посещение генерала для нас было поучительным.

17 августа 1941 года был получен приказ Ставки Главного командования о выезде дивизии в действующую армию на Северо-Западный фронт.

В один день или в течение суток погрузить всю дивизию в вагоны, конечно, не представлялось возможным, так как для этого потребовалось бы подать восемнадцать-двадцать эшелонов по пятьдесят-шестьдесят вагонов в каждом. Торопились не спеша. Была установлена строгая очередность погрузки частей и подразделений, проводились с командным составом практические занятия по погрузке войск.

— Война требует, бой требует, — говорил генерал на разборе занятий по погрузке войск, — чтобы войска были готовы по первому сигналу к походу и длительным переходам в любое время года и суток. На фронте нас ждет активный маневр — на ногах и на колесах. Нас будут перебрасывать с одного участка на другой, с одного фланга на другой. Ничто для нас не должно быть неожиданным. Учите людей и требуйте от них постоянной боеготовности. Имейте в виду, что нас будут бить за нашу неорганизованность. Организованность и дисциплина — это самое главное в вопросах боеготовности частей и подразделений. Боец не должен скучать. Он должен быть всегда занят. Занят не вообще, а заинтересованно. Не знаю, сколько будем ехать в эшелоне до фронта, ведь наши железные дороги сейчас перегружены. Едва ли для нашей дивизии будет открыта «зеленая улица». Но людей в пути скука не должна одолевать. Это, товарищи политработники и командиры, очень важный вопрос. Продумайте и распределите по вагонам агитаторов, песенников, а также культимущество: гармошки, патефоны, книги, шахматы, домбры. Кроме того надо организовать боевую и политическую подготовку. Что в этом отношении можно сделать? Изучать уставы и наставления, материальную часть оружия, баллистику. Эти занятия надо организовать так, чтобы бойцу было интересно. Не стесняйтесь самим же бойцам поручать проводить беседы и занятия. Желательно, чтобы это было на добровольных началах. Я просил руководителей республики, они уважили мою просьбу: на узловых станциях наши эшелоны будут обеспечены газетами и журналами. Организуйте правильное распределение газет и журналов и их читку. Время на погрузку войск у нас очень сжатое. Много будет провожающих. Грузиться или прощаться? Надо то и другое. Слезы обязательно будут. Но боец не должен плакать! Своим нервишкам и чувствам воли не давать!.. Прощание — это первое испытание воина. Пусть попрощаются с достоинством, без слез. Родственные чувства людей при расставаниях надо беречь и уважать, но не распускать слюни. У кого есть родственники, надо разрешить короткие свидания, а некоторых, особенно молодоженов и у кого престарелые родители, как исключение, отпускать на побывку, но не дольше чем на сутки, и то, повторяю, как исключение.

Наш батальон грузился первым. День выдался ясный. На улицах, залитых ярким солнцем, стояли толпы провожающих. Оркестр шел в голове колонны. Батальон в строгом строю отчеканивал шаг под такт маршевой музыки. У обочин мостовой образовалось еще два «строя» — это шла детвора, подражая строю воинов.

На перроне вокзала генерал Панфилов стоял среди руководителей республики. Спросив разрешения у председателя Совнаркома, я доложил генералу о прибытии батальона.