Владимир Возовиков - Люди чести Страница 4

Разведчики готовились к отражению неизбежной атаки. Огонь врага непрерывно усиливался, пули всё чаще врывались в узкие щели окон, впивались в твердую глину, с шипящим треском горели трассирующие и зажигательные, наполняя тесные клетушки ядовитым фосфорным дымом. Потом из развалин ударили гранатометы. От громовых взрывов домики шатались, как живые, смертоносное пламя пронизывало твердую глину и камень; казалось, домики пылают изнутри – удушливый дым, смешанный с пылью и огнем, рвался из всех щелей, окон, пробоин, но полуоглохшие, задыхающиеся разведчики по-прежнему не спускали глаз с врага. После огневого налета десятка два басмачей выскочили из развалин и бросились к угловому дому, который был ключом маленькой обороны, однако уничтожающий огонь разведчиков поверг их на землю, остальные снова попрятались

Прошло три часа осады, когда откуда-то из распадка ударили минометы. Шанаев сразу понял, что бандиты пристреливаются к угловому дому, и приказал покинуть его. Прикрываясь огнем товарищей и облаками пыли от разрывов мин, разведчики перебрались в соседние строения. Пятая или шестая мина ударила в крышу дома, и та рухнула. Душманы продолжали обстрел, превращая дом в развалены и не подозревая, что там никого нет. Похоже, они готовили новую атаку и не заметили, как сами попали в ловушку.

Участвовавший в том бою политработник Валерий Павлович Коротнюк потом рассказывал:

– Душманы, видно, осатанели оттого, что не могут раздавить горстку советских солдат – палили из всех стволов и увлеклись. Мы боялись, что у наших ребят кончатся патроны, спешили изо всех сил, однако по стрельбе ещё на подходе поняли, что дела у душманов кислые. Тогда-то и решились на обход. Важно было не позволить банде уйти в горы – иначе она продолжала бы терроризировать население. Короче говоря, пока в кишлаке шла перестрелка, мы захватили минометы, проскочили банде в тыл, и она сама оказалась зажатой между нами и группой Шанаева.

…От гор банда была отсечена, прорваться в зеленую зону открытым пространством стало невозможно, и перепуганные душманы забились в развалины кишлака. Огонь стих. Командир афганского подразделения послал к окруженным офицера с требованием сложить оружие. Посланец вернулся без ответа. Тем не менее с открытием огня решили повременить – пусть душманы получше оценят своё положение. Не раз случалось в подобных ситуациях, что рядовые, поняв бессмысленность сопротивления, восставали против своих главарей, принуждая их к сдаче.

Со стороны развалин вдруг донесся высокий визгливый голос, выкрикивающий какие-то слова. За ним те же слова повторял хор голосов.

– Что это? – изумленно переспрашивали солдаты. – Молятся перед смертью?

Афганский офицер, находившийся в боевых порядках рядом с майором Коротнюком, отрицательно покачал головой:

– Это не молитва. Это клятва. Душманы клянутся друг перед другом, что никто из них не поднимет руки, все будут сражаться с «неверными», то есть с нами, до своей смерти.

Позже выяснилось: это главарь банды, палач, запятнанный многими убийствами и насилиями над невинными людьми, боясь, что его сообщники дрогнут, сунул в руки мулле Коран и заставил всех хором поклясться в том, что они не сдадутся, несмотря на угрозу гибели.

Едва смолкли лающие голоса в развалинах, оттуда загремели винтовки и автоматы. Надежда обойтись без последнего кровопролития исчезла, медлить больше было нельзя. Огненным смерчем по развалинам ударили автоматические пушки боевых машин пехоты, гранатометы и крупнокалиберные пулеметы. Бой был коротким. Далеко не все душманы оказались верными клятве, которую только что произносили. Едва солдаты двинулись вперед, над развалинами тут и там поднялись пустые руки.

А главарь ушел. Он ушел, как крыса, тайным подземным ходом, бросив на произвол судьбы тех, кого так яростно понуждал умирать за неправое, преступное дело. Был всё-таки колодец в кишлаке.

Когда друзья обнимали измученных, прокопченных, серых от пыли разведчиков лейтенанта Шанаева – все они до единого вышли из переделки живыми и невредимыми, – старшина Скалянский озабоченно ходил между развалинами домов, заглядывая под каждый камень.

– Опять что-то почуял, старшина? – окликнул его майор Коротнюк.

– Тут не надо особого нюха, товарищ майор, чтобы почуять. С чего бы это банда так рвалась в кишлак? Почему не ушла сразу, как по зубам получила? Непохоже на «духов». Какая-то приманка для них тут есть.

– А ведь и в самом деле, – согласился офицер. – Надо подключить к поиску саперов.

Колодец отыскали быстро. Тогда и выяснили у пленных, что главарь бежал. Другого пути, кроме кяриза, у него не было, но преследовать стало уже поздно. Афганские солдаты завалили ненужный колодец, чтобы другие бандиты не могли им воспользоваться.

Саперы и разведчики продолжали поиск.

В одном из полуразрушенных домиков, где оборонялись разведчики, миноискатель просигналил о присутствии металла. Глиняный пол затвердел, как камень, а взрывать нельзя – неизвестно, что там зарыто. Обливаясь потом, долбили ломами и кирками больше часа, наконец, натолкнулись на доски, отвалили их, и пошли по цепочке из рук в руки цинки с патронами, ящики гранат, мины разных калибров и назначений, смазанные автоматы и карабины.

Афганский офицер, незаметно подойдя, сфотографировал Скалянского с товарищами перед кучей трофейного оружия.

– Один наш Скалянский на сколько уж миллионов принес убытку душманским радетелям! – пошутил кто-то.

– Эх, мужики! – отозвался старшина. – Кабы вот так всё оружие мимо бандитских рук проходило, я готов до старости лазить по кяризам. Беда, что и «духам» немало перепадает от тех миллионов. Небось сами сегодня наслушались душманских пуль.

– Сюда бы, ребята, тех, с кого тянут деньги для душманов. Показать бы им разбитые кишлаки, обгорелых людей, изувеченных пацанов – вот на что, господа хорошие, тратятся ваши доллары. Неужто не проняло бы?

Солдаты замолчали, поглядывая на кучку понурых людей в грязных халатах, взятых под стражу афганскими автоматчиками. Среди пленных бандитов были молодые люди и пожилые, бородатые и безусые, но сейчас черты их словно слиняли, стерлись, все они казались на одно лицо, унылые и несчастные.

– Глянешь – люди как люди, а что творят на своей же земле! – заметил кто-то из разведчиков. – И ведь чего ради? Никого с этой земли не гонят, всем, кто добровольно сложит оружие – заранее объявлена амнистия. Живи, бери землю, работай честно.

– В том-то и дело, товарищ, – ответил афганец, – что эти работать сами не привыкли и не хотят. За то и воюют, чтобы, как раньше, жить чужим трудом. Оттого и зверствуют, что не дают им хозяйничать. А люди они только с виду. Загляни-ка в душу любому – там черный паук сидит. Человек не стреляет в других людей за деньги.

– Что теперь с ними будет? – спросил Скалянский.

– Суд разберется с каждым. Революционный суд гуманный. Теперь не королевские и не даудовские времена. Тогда бы одних – сразу к стенке, других – в яму, гнить заживо. А теперь, если кто не успел совершить преступлений, тех даже отпускают и на работу устраивают.

– А они не возьмутся за прежнее?

– И так бывает. Но иначе нельзя. Люди должны видеть, что народная власть карает лишь за совершенные преступления. Она не держит в тюрьмах только по подозрению или недоверию, если даже человек какое-то время находился на чужой стороне. Я думаю, это правильно. Это укрепляет доверие к власти. Плохо только, когда по ошибке или по умыслу отпускаются на волю закоренелые враги. Да-да, такое случается, и не редко. У нас ведь война гражданская, противник не только ходит по горам с винтовкой, он пробирается и в органы власти. Был у нас случай – поймали главаря душманской банды, передали куда следует, а скоро поймали снова на диверсии. Сначала подумали – его по ошибке выпустили в первый раз. Но не прошло и полгода, как его третий раз взяли, и снова он – главарь. Накануне эта банда вырезала в кишлаках несколько семей, сожгла две школы и взорвала мечеть. Солдаты его узнали и привели в кишлак. Дехкане потребовали немедленного суда. И мы судили его военно-полевым судом там же, в кишлаке. И там же расстреляли. Сказать честно, командование пошло на это из опаски, что его снова выпустят из-под стражи. Кто-то явно покровительствовал бандиту. Мы, конечно, обо всём сообщили в органы безопасности и в партийный комитет провинции, но найти истину в подобных случаях не всегда удается.

Солдаты молчали, обдумывая слова афганского офицера. Сколько ещё терпения, мужества и стойкости потребует борьба за новую жизнь от афганских революционеров, таких, как этот молодой офицер с лицом крестьянина и натруженными руками пахаря и воина! Но им всё же легче, чем было нашим дедам – им есть на кого опереться…

Командир подразделения подал команду закончить привал. Советские разведчики тоже садились в боевые машины. Работа по очистке долины от непрошеных гостей продолжалась.