Владимир Возовиков - Люди чести Страница 5

Командир подразделения подал команду закончить привал. Советские разведчики тоже садились в боевые машины. Работа по очистке долины от непрошеных гостей продолжалась.

Лейтенанта Шанаева и старшину Скалянского в лагере мы не застали. Об их боевых делах рассказали сослуживцы. Валерий Павлович Коротнюк предложил:

– Я вас познакомлю с Николаем Комаровым. Он сержант, командир отделения разведчиков, по кяризам лазит не хуже Скалянского, на его счету тоже немало душманских трофеев. Или с Владимиром Быстрицким. Старшина, кавалер ордена Красного Знамени и медали «За отвагу». Он, между прочим, участник Всеармейского совещания секретарей комсомольских организаций – огневой парень. Да тут кого ни возьми – личность. Вот хотя бы лейтенант Виталий Гаврилов, молодой политработник. Его у нас недаром душой разведки называют. Или тот же лейтенант Сергей Сурков – исключительного мужества люди.

Хотелось встретиться со всеми, кого назвал майор, но… Их в тот день тоже не было в лагере, и никто не мог сказать, где они и когда возвратятся.

– Капитан Проскурин как будто здесь, он тоже мог бы порассказать о себе кое-что интересное.

О Сергее Егоровиче Проскурине мы слышали от его друзей. Это ему однажды было поручено провести колонну машин труднодоступными ущельями. Уже, казалось, самые опасные бездорожья позади, когда головной танк застрял в коварном солончаке небольшой долины. И тогда с ближних гор ударило сразу пять крупнокалиберных душманских пулеметов. Свинцовые ливни буквально насквозь пронизывали двухкилометровую долину, стегали по колонне, от брони машин сыпались искры, и высунуться наружу казалось невозможно. Капитан Проскурин немедленно поставил экипажам задачи на подавление вражеских пулеметов, против наиболее опасных целей выдвинул группу прикрытия, а сам покинул боевую машину. Под обстрелом душманов он организовал эвакуацию застрявшего танка, затем самолично провел каждую машину через топкое место. Иногда тяжелые пули шлепали в грязь у его ног, с визгом рикошетили от брони над самой головой, но капитан, казалось, не замечал обстрела. Его хладнокровие передавалось водителям и командирам машин, колонна без потерь миновала опасное место, и скоро душманы, бросив тяжелое оружие, бежали со своих позиций. Потом в разговоре я спросил Проскурина: стоило ли ему самому, начальнику колонны, высовываться под бандитские пули? Ведь машины мог провести через солончак и опытный сержант.

– Конечно, мог, – согласился Проскурин. – Но действия командира определяет обстановка, а её надо почувствовать. Огонь начался внезапно, для многих ребят тот бой был первым, а ведь крайне важно, чтобы в первом же бою солдат увидел пример спокойной и хладнокровной работы под огнем – от этого часто зависит всё его дальнейшее поведение в бою. Словом, требовался пример офицера. Тут, если хотите, вопрос офицерской чести…

Честь воина, честь офицера. О ней принято говорить особо, и традиция эта имеет давние истоки. С древнейших времен нашему народу приходилось вести ожесточенную борьбу с захватчиками и поработителями, защищать свою землю, свободу, право на жизнь, на свою историческую судьбу. И защищать, спасать от рабства, избавлять от насильников соседние народы. Оттого и слово «воин» в нашем языке окрашено высоким значением, оно однозначно со словами «защитник», «спаситель». И поле брани у нас ещё называется «полем чести», ибо народ вместе с оружием вручает воину свою честь и достоинство, посылая его защищать правое дело. Вспомним старинные воинские повести, былины, песни – в них воин всегда выступает носителем лучших народных черт. Он богатырски бесстрашен, силен, горд, удивительно честен, благороден и добр – защищает слабых и униженных, освобождает порабощенных, он уважителен к иноплеменнику и даже к поверженному врагу не испытывает мстительной злобы, всегда готов проявить милость и снисхождение, если недавний противник оставляет враждебные умыслы. Защитник правого дела не может быть иным. С тех пор, как наша армия стала защитницей классовых интересов трудящихся, советский воин – надежда всех, кто борется за социальную справедливость, против вооруженной агрессии и разбоя. Слушая Сергея Проскурина, мы поняли, отчего лица афганцев освещаются улыбками, когда бы и где бы они ни встретили наших солдат и офицеров. Афганцы убедились: люди в советской военной форме – это люди чести, на которых можно положиться. Так же, как офицер Проскурин в минуту смертельной опасности, не колеблясь, по праву старшего взял на себя самое трудное дело, наши солдаты и офицеры в совместных действиях с афганскими подразделениями решительно берут на свои плечи труднейшие задачи. Ведь для них афганские воины – младшие братья, которых надо учить и воодушевлять примером, а при необходимости – оберегать. Так велят законы воинской чести.

В маленьком помещении штаба части мы ненадолго задержались. Случайно собрались вместе офицеры, как здесь говорят, «хлебнувшие Афгана»: майор Сулаберидзе Юрий Титович, батумец, сын фронтового артиллерийского офицера-орденоносца, уже и сам награжденный боевым орденом; горьковчанин Николай Зиновьевич Сивачев, подполковник, тоже орденоносец и тоже сын фронтовика-солдата; комсомольский вожак старший лейтенант Алексей Бринцевич и его боевой друг, храбрый офицер Борис Соколов, сибиряк-иркутянин; политработник майор Валерий Коротнюк, до отчаянности бесстрашный киевлянин, сын офицера-фронтовика. Друзья вспоминали эпизоды своей афганской жизни, однако трудно было узнать что-то о них самих из этого разговора. Мы уже примечали: бывалые воины о своих делах или помалкивают, или рассказывают с иронией и юморком, отчего труднейшие боевые переделки выглядят в их рассказах безобидными, даже смешными историями. В самый разгар беседы в дверь постучали, и на пороге появился рослый подтянутый парень. Увидев целое собрание, он смущенно попросил разрешения зайти в другой раз. Майор Сулаберидзе остановил его:

– Ладно уж, раз пришел, клади свой рапорт на стол. Рассмотрим ещё раз твою просьбу, товарищ Юдин.

– О чём рапорт, если не секрет?

– Какой там секрет! Просится рядовой Юдин Михаил Михайлович в разведчики, и всё тут. Один раз ему отказали, он вот второй рапорт принес. Если снова откажем, наверное, третий будет?

– Будет, товарищ майор.

Сулаберидзе улыбнулся и развел руками. Мы расспросили Юдина. Родом он из Винницы, в семье их трое братьев. Двое старших уже отслужили и младшему наказали держать в армейском строю марку юдинской фамилии.

– Не могу я, товарищ майор, ну, не могу служить в тыловом подразделении, когда ребята впереди. – Солдат просительным взглядом обвел офицеров.

– Ты знаешь, Михал Михалыч, – мягко ответил Сулаберидзе. – В армии каждое место – главное. Да и тыловики тут у нас нередко на линии огня оказываются. В разведке, конечно, служить почетно, романтичная со стороны профессия, только романтика эта дорого стоит и пахнет она кровью. Разведчику мало быть храбрым, сильным, метко стрелять и бросать гранаты. В других условиях мы бы удовлетворили ваш рапорт. А на ошибках здесь учиться недопустимо. Вы понимаете, что мы о вас заботились, когда отказывали?

– Понимаю, товарищ майор. Слово комсомольца – не подведу.

Когда солдат ушел, офицеры с минуту помолчали, раздумывая.

– А ведь всё правильно, товарищи, – заметил Сивачев. – Настоящий солдат должен рваться на передний край.

– Если б на передний, – ответил Сулаберидзе. – Мы тут все на переднем. Вы думаете, один Юдин просится в разведчики? А ведь разведчик действует за передним краем своих войск. В любой момент он может в одиночку столкнуться со множеством врагов. И он обязан быть сильнее их всех – если не оружием, так находчивостью, смекалкой, ловкостью. И по следам разведчика идут другие. Целыми подразделениями. С надеждой на него идут. Ошибка разведчика стоит дороже ошибки сапера.

– А всё же этого Юдина надо бы взять на занятия. Присмотреться к нему, проверить, чего стоит.

– Придется взять, – улыбнулся майор. – Всё равно ведь не отстанет.

У входа в штаб нам снова встретился рядовой Юдин:

– Не отступай, солдат, крепость, кажется, заколебалась.

Он улыбнулся:

– Спасибо. Не отступлю.

Примечания

1

«Афганец» – песчаная буря.