Шамиль Ракипов - Звездные ночи Страница 41

Я рассказала.

Раю обступили, поздравляли, расспрашивали. Уходя, я слышала ее лепет:

— Да что вы… Ну, выстрелила. Этот же инстинкт самосохранения…

Герой Советского Союза Рая Аронова из скромности или из опасения, что ей не поверят, никогда не рассказывала об этом случае, а в своих военных воспоминаниях приписала факт, свидетелем которого я была, совсем другому человеку, безымянному пилоту какого-то разведывательного самолета. Но с «мессером» она расправилась своей рукой у меня на глазах. Это произошло в феврале 1944 года. Более точную дату указать не могу, прошло столько времени. Возможно, рассказывая и о других событиях, я иногда допускаю неточности в датах, не судите меня строго за это. Что-то может сместиться в памяти, хотя я на нее и не жалуюсь пока.

Счет военным ночам я веду несколько условно, с первого боевого вылета, а не со времени прибытия нашего авиаполка на фронт. Учтите это. Так я считаю правильнее: ведь всегда памятны факты, события, а не просто дни или ночи.

У меня нет времени, чтобы что-то проверить, уточнить, да и, признаться, не вижу необходимости. Если и ошибусь в датах, то ненамного, за это я ручаюсь.

Ночь шестьсот пятнадцатая

Мы с Лейлой живем теперь в разных домах. Я захожу к ней по пути на аэродром. Сидит за столом, читает какие-то бумаги.

— Поворковать пришла? — ласково спросила она, подняв голову и застегивая верхнюю пуговицу на гимнастерке.

— Да, по поводу бригадного метода обслуживания самолетов.

— Посиди минутку — догляжу отчет старшины… — И, словно спохватившись, спросила: — Чаю хочешь?

— Не откажусь.

— Наливай. Еще горячий…

Новый метод, на который перешли недавно наши техники, расхвалили в сегодняшнем номере армейской газеты, но он мне не по душе. Все техники эскадрильи налетают скопом на один самолет, осматривают, ремонтируют, если есть необходимость, потом переходят к другому. Выигрыш во времени немалый, но, как говорится, у семи нянек дитя без глазу. Что-нибудь да в спешке проглядят. Часто говорит за себя качество ремонта. То недотянули гайку, то перетянули, а от разнобоя добра не жди.

Поговорили, поворчали — Лейла тоже не в восторге от новшества — но не выступать же нам в роли гонительниц новаторов производства. Никто нам не позволит ставить палки в колеса новому методу, одобренному высоким начальством. Хочешь не хочешь — доверяй самолет бригаде. Видимо, нужно усилить контроль.

Когда я приземлилась после первого вылета, самолет Лейлы готовили к старту. Прежде чем появилась моя бригада, сама осмотрела, сосчитала пробоины в крыльях — всего три, немного. Теперь не услышишь от техников горделивых возгласов:

— У моей — шестнадцать пробоин было, рекорд эскадрильи!

— А видела, как моя приземлилась? Клочья перкаля развевались, как флаги!..

Отдыхаем с Хиваз на ящиках. Она взволнованно говорит о вчерашнем подвиге Ароновой.

— Надо ей орден дать за это. Человек иногда способен совершать чудеса…

В истинности этих слов мы еще раз убедились, спустя несколько минут.

Метрах в десяти от самолета Лейлы, заправленного, с подвешенными бомбами, стоял неисправный «По-2», который ремонтировала бригада техников. Вспыхивали и гасли карманные фонарики, постукивали гаечные ключи и молотки, поскрипывала пила. И вдруг — яркая вспышка, девушек как ветром сдуло, самолет загорелся.

Лейла подскочила к своему самолету и, приподняв его за хвост, откатила далеко в сторону. Вскоре, пронзительно воя, подъехала пожарная машина. Работа закипела. Водой, снегом, песком, пеной огнетушителей яростное пламя удалось усмирить, но от самолета остался лишь остов. С трудом затолкали его в мастерскую, Лейла улетела на задание. Техники молча проводили ее восхищенными взглядами. Обычно, чтобы передвинуть «По-2», требовались усилия нескольких девушек, а Лейла справилась одна. Если бы огонь перекинулся на ее самолет, трудно даже представить, что бы произошло.

На другой день была отличная погода, снег, выпавший ночью, мерцал, искрился под лучами солнца. Девушки на аэродроме по очереди пытались в одиночку перекатить «По-2» с места на место — ничего не получалось. А почти все они на вид были сильнее Лейлы. Увидев ее у командного пункта, закричали:

— Лейла, иди сюда!

— Поделись опытом: научи нас перекатывать самолеты…

— Повтори вчерашнее!..

Лейла, улыбаясь, подошла к самолету, ухватилась, напряглась… «По-2» не сдвинулся с места. Раздались веселые голоса:

— Ты завтракала сегодня?

— Он же без бомб, полегче. И бак пустой!

— По заказу не могу, — Лейла смущенно развела руками. — Поиграем лучше в снежки…

Кстати, подобный случай произошел за год до этого на Кубани. Тогда в роли богатыря выступила Марина Чечнева, теперешний командир эскадрильи.

Многие люди и не подозревают, какие возможности заложила в них природа. Главное — не теряться.

Происшествие расследовала специальная комиссия. Конкретно никого не обвинили, никто не был наказан, но члены комиссии долго беседовали с техниками полка, отметили, что бригадный метод заслуживает всяческих похвал, но девушки пользуются новшеством неумело. Каждая из них должна нести ответственность за свой «плацдарм», за тот или иной узел, тогда не будет никаких ЧП. И в самом деле, чрезвычайных происшествий больше не было.

Ночь шестьсот шестьдесят третья

Стоя у карты, Мария Ивановна Рунт рассказывала нам о ходе наступления Красной Армии на Правобережной Украине.

— Корсунь-Шевченковская операция, — Рунт обвела карандашом круг на карте и поставила на нем крест, — может быть названа Сталинградом на Днепре. В окружении оказалось около 80 тысяч гитлеровцев. Вырваться из кольца немцам не удалось. А Гитлер направил обреченным солдатам радиограмму: «Можете положиться на меня, как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла…» Ультиматум советского командования о капитуляции был отвергнут. И вот результат: на поле боя осталось 55 тысяч немецких солдат и офицеров, остальные — в плену. Наши войска продолжают победоносное наступление, бои идут у предгорья Карпат.

В столовую вошла Бершанская с листком бумаги в руке. По ее лицу видно: она принесла важную, хорошую новость. Девушки расступились перед ней.

Бросив взгляд на карту, Евдокия Давыдовна немного пошепталась с парторгом и громко объявила:

— Сегодня, на 1009-й день войны, наши войска вышли на государственную границу СССР с Румынией на 85-километровом участке фронта. Вот здесь, — она провела пальцем черту на карте, — попранная врагом тридцать три месяца назад наша священная граница восстановлена, боевые действия перенесены на вражескую территорию. Сегодня столица нашей Родины салютует блистательной победе воинов 2-го Украинского фронта 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий…

После сообщения Бершанской Рунт прочертила на карте новую линию фронта и переставила красные флажки.

Митинг, посвященный долгожданному событию, начался с общего ликования, которому, казалось, не будет конца.

После митинга я подошла к Тане Макаровой и Вере Белик, которые, склонясь над своей картой, производили какие-то измерения линейкой. Занятые делом, они не обратили на меня внимания.

— Если по прямой, — шептала Вера.

— Лучше через Бухарест… — предлагала Таня.

Я поняла, что они уже разрабатывают предстоящую в скором будущем Берлинскую операцию, и не стала им мешать.

Одна из наших девушек-техников Ганна Борсунь стояла у большой карты, плакала и повторяла:

— Бельцы… Бельцы… — Заметив меня, спросила: — Значит, можно писать письмо?

— Конечно, — ответила я. — Кто у тебя там?

— Двое ребятишек, свекровь.

— Такая молодая и двое детей? — удивилась я. — Когда ты успела?

— Успела. Не знаю, живы ли… Пойду писать письмо.

Ганна убежала, меня тронула за плечо Макарова.

— Магуба, надо помочь ей собрать посылку, письмо письмом…

— Правильно, Макарыч! — загорелась и я. — Не будем откладывать.

Пока Ганна писала письмо, посылка двум маленьким гражданам, освобожденным от фашистской неволи, была собрана. Сахар, сухари, два вышитых полотенца, мыло, шоколад. Ящик уже обшивали, когда в общежитие вошла Женя Руднева. Узнав, в чем дело. Похлопала себя по карманам, растерянно огляделась.

— Вот! — она протянула девушкам деревянную ложку. — Ничего подходящего нет.

— Пригодится в хозяйстве, — сказала Таня, засовывая фронтовой гостинец в сверток. — Будет чем кашу есть…

Не все, однако, к жесту Жени отнеслись одобрительно. Кто-то шепнул мне на ухо:

— Не к добру.

Я сердито отмахнулась. Мало ли людей на фронте теряли или дарили на память свои ложки. До чего же суеверный народ — летчики…

Таня Макарова взяла на руки посылку и, покачивая ее, как младенца, направилась в общежитие техников.