Виктор Муратов - Перевал Страница 44

Наконец, корявый излом Малого Квиша озарился кровавым светом ракеты. Следом еще и еще… Аршак подал команду:

— Приготовить гранаты! — и, выждав минуту, крикнул: — Огонь!

Взрывы раскололи тишину. Группа Аршака открыла огонь из автоматов. Гитлеровцы никак не ожидали удара сверху. Они в панике заметались. Беспорядочно стреляя, егеря пытались укрыться за боковой гребень, но с гребня ударил отряд Хуссейна Залиханова. А снизу пошел в наступление основной отряд старшего лейтенанта Рокотова. Гитлеровцы бросились в ущелье Квантра, но там их встретили бойцы батальона капитана Сироты.

В течение часа перевал был очищен от гитлеровцев. Степан Рокотов оставил небольшую группу на перевале, а основной отряд повел в ущелье Квантра.

Пока отряд спускался в ущелье, стрельба совсем прекратилась. Удивительную тишину нарушал лишь шум водопада. Этот изломанный, расцвеченный многочисленными радугами поток падал в ущелье, образовавшее большую гранитную чашу. Здесь вода успокаивалась, как бы приходила в себя после сумасшедшего падения с головокружительной высоты, и уже плавно сбегала в реку.

Степан, выставив дозорных, решил сделать привал. Бойцы расположились вокруг гранитной чаши. Некоторые доставали из вещмешков концентраты, приспосабливали над костерками котелки. Но большинство бойцов, едва коснувшись мягкого травянистого ковра, засыпали.

Степану вспомнилось, как года три назад они с группой альпинистов купались в этом маленьком студеном озерце. Хотелось и сейчас окунуться в прозрачную воду, освежить разгоряченное тело, снять дикую усталость. И он уже принялся было раздеваться, но тут к нему подбежал один из дозорных:

— Товарищ старший лейтенант, сюда едет комдив!

Вместе с генералом Севидовым верхом на лошадях подъехал комиссар Кореновский. Степан выстроил отряд. Выслушав доклад Рокотова, комдив поздравил бойцов с успешным выполнением задания.

— Немцы надеялись, что их победа уже не за горами. Они видят зеленые долины и безбрежную синь Черного моря, рвутся вперед, — говорил генерал Севидов. — Фашистам очень не хочется зимовать в горах. Но победа врага в буквальном и переносном смысле за горами. А через горы мы его не пустим. Вы это сумели сегодня доказать здесь, на перевале Квиш. Спасибо, дорогие товарищи. Боевой успех вашего отряда станет примером для подражания. Мы создадим в каждой части такие отряды. Главной их задачей будет выслеживание противника, внезапные налеты, организация засад, удары по тылам врага. Пусть враг знает, что его повсюду в горах ждет гибель. Теперь отдыхайте.

Бойцы разошлись. Генерал подошел к альпинистам, обнял каждого, расцеловал.

— Что ж, молодцы, альпинисты, помогли батальону Сироты, да и всей дивизии. Теперь сюда подходят специальные горные подразделения. А нам на новое место приказано. Немцы жмут на Туапсе. — И обратился к Степану: — Устроишь бойцов на отдых в «Горном воздухе». Там в медсанбате спасенные дети. Кстати, Степан, из твоего армавирского детдома.

— А Ольга? Андрей Антонович, где Ольга?

— Успокойся, Степан, там же и Ольга. Вместе с Лейлой готовит детей к отправке в Сухуми.

Степан не раз до войны вместе с Ольгой и Борисом бывал на этой турбазе. Они приезжали в «Горный воздух» отдохнуть, прежде чем отправиться в альпинистский лагерь. Здесь было тихо, особенно когда туристы уходили в поход и база пустела. Они ловили в речке форель, бродили по лугам, собирали в лесу грибы. И еще Степану нравилось бывать здесь потому, что в ясную погоду от «Горного воздуха» был хорошо виден двуглавый Эльбрус.

Сейчас вся турбаза была занята под медсанбат. Степан долго уговаривал главврача — уставшую худую женщину — отвести два домика для отдыха бойцов.

— Вы понимаете обстановку, старший лейтенант Рокотов? — дымя самокруткой, спрашивала она низким голосом. — Вы же сами понимаете обстановку. Полки дивизии вступили в бой. А бои без раненых не обходятся. И потом — дети. Обмороженные, истощенные. Вы же сами понимаете.

— Сутки, всего сутки, товарищ военврач. А у вас можно хоть умыться, выспаться. Люди валятся с ног.

— Сейчас все валятся с ног, — угрюмо говорила военврач. И, неожиданно сменив тон, спросила участливо: — Ольга Рокотова не родственница вам?

— Жена.

Военврач удивленно глянула на Степана, бросила в траву окурок, тщательно затоптала его каблуком сапога, еще раз сверху вниз глянула на Степана и протянула руку.

— Глухих Степанида Захаровна, — представилась она, крепко стискивая ладонь Степана. — Ольга в операционной. Освободится — пришлю. Пока размещайте бойцов. Там у оврага в домике душевая.

— Я знаю, — ответил Степан.

— Кто нуждается в нашей помощи — милости прошу. — Степанида Захаровна зашагала к операционной так широко, что казалось, ее узкая юбка защитного цвета лопнет по швам.

Отправив бойцов в душевую, Степан сбежал по крутому откосу на дно оврага, где, омывая гладкие валуны, тихо журчала прозрачная речка. Он сел на бурый, нагретый солнцем камень. Степан бросал в реку камешки, следил, как сильное течение подхватывает их, и никак не мог унять волнения от предстоящей встречи с Ольгой.

— Степан! Боже мой, Степан!

Степан поднял голову. На краю оврага стояла она, машинально, привычными движениями развязывая тесемки медицинского халата.

Степан вскочил, секунду стоял как завороженный и затем бросился вверх.

Ольга никак не могла сдернуть с плеч халат. Ее волосы выбились из-под белой косынки, падали на глаза, и она каким-то особенно милым, знакомым движением отбрасывала их назад.

Они спустились к речке, сели на тот же бурый, нагретый солнцем камень.

— Трудно? — жадно разглядывая лицо жены, спросил Степан.

Ольга в ответ тяжело вздохнула.

— Что с Борисом?

— Не знаю, Степан. Ушел в разведку, и вот… Ничего не знаю! Что творится? Страдаем мы, но при чем дети? Ты мне скажи, при чем дети? Это какой-то кошмар. Я до сих пор не могу понять, как удалось спасти этих беззащитных крошек. Страшно, Степан. При чем такие, как наш Ванюшка? Где он? Что с ним? Вся душа изболелась. Борис все утешал меня. А я как взгляну вот на это… — Ольга торопливо расстегнула гимнастерку, достала из-за пазухи «испанку». Степан схватил ее, в смятении посмотрел на Ольгу, на «испанку» и с трудом выговорил:

— Ну что ж, это… это… забыть могли. Дарья Михайловна наверняка увезла Ванечку из Ростова. Вот доберешься в Сухуми, разыщешь. Там все же тыл, легче разыскать.

— Никуда я отсюда не уеду. Хватит, — сухо проговорила Ольга. — Я останусь в медсанбате в нашей дивизии. С отцом уже говорила. Упрямится, но я из дивизии не уйду. Какая я альпинистка, если уйду с гор, когда здесь такое началось?..

— А дети? Их сопровождать надо.

— Лейла будет сопровождать. Ей необходимо попасть в штаб армии по каким-то своим делам. Так что… Послушай, — неожиданно перевела разговор Ольга, — мог ведь Борис просто заблудиться? Не верю я, чтобы он мог погибнуть в этих горах.

— Кто знает, — ответил Степан. — Предэльбрусье Борис, конечно, хорошо знает. Но ведь сейчас не тридцать восьмой год. Война…

5

Борис очнулся от резкой боли в боку. Он открыл глаза и увидел в небе белые, очень нежные кучевые облака. Сильно хотелось пить. Борис попытался подняться, но сильный удар в бок свалил его на землю. Отдышавшись, он снова открыл глаза. Над ним склонился тот самый фельдфебель, который выиграл у него единоборство в полуразрушенном окопе.

Борис лежал возле блиндажа, примеченного им еще на рассвете. Вокруг толклись егеря. Фельдфебель с синеватой жилкой на лбу что-то им рассказывал, и егеря громко хохотали.

Произошло самое страшное, что только можно предположить, — плен! Командир, брат генерала Севидова, в плену. Впрочем, документов при нем никаких не было, и одет он был в штатскую альпинистскую одежду. Значит, можно выдать себя за другого…

К блиндажу подскакал всадник на гнедом красивом жеребце. Он легко спрыгнул с коня, о чем-то поговорил с фельдфебелем и быстрым шагом подошел к Борису. Всадник был в форме офицера горной дивизии «Эдельвейс». Он оглядел Бориса, уставился на его альпинистские ботинки с шипами и, улыбаясь, проговорил:

— Альпинист. Гут. Я есть также альпинист. Балканы. Крым. Ти есть Эльбрус. Гут. Ти, я коммен нах Эльбрус. Гут.

Борис пошевелился, попытался встать, но, вскрикнув от боли, тут же упал на землю.

— Это есть плёх, плёх, — приговаривал офицер, разглядывая рану на руке Бориса. — Лазарет. Лечийт, лечийт. Гут.

…Не по-раннему жарким утром машина после долгой тряской дороги бесшумно покатила по деревянному настилу моста. Немец-конвоир дремал, прижав обеими руками к щеке винтовку. Борис с трудом дотянулся до маленького окошка, вделанного в тент, и узнал Дон, речной вокзал, элеватор. Его везли в Ростов. На мгновение мелькнула мысль — бежать. Бежать сейчас же, пока дремлет гитлеровец. Но он тут же отогнал эту мысль. В другое время он махнул бы через перила моста — и поминай как звали. Но бежать, да еще вплавь, с изувеченной рукой, — безнадежно. Он не мог вспомнить, у кого из писателей вычитал: «Последнее, что покидает человека в жизни, — это надежда».