Вальтер Флегель - Ничейной земли не бывает Страница 44

Остановившись, она вылезла из машины и присела на длинный, грубо отесанный камень, служивший некогда дорожным указателем. Из Барсекова она уехала около восьми часов утра. Ехала быстро, наслаждаясь скоростью. С самого начала учений, вернее, с того момента, когда она отдала отцу половинку фотографии, ее что-то тревожило. Вот и сейчас она опять вспомнила про обрывок фотокарточки, который лежал у нее в кармане костюма, и страстно пожелала, чтобы вторая половинка действительно оказалась у майора Виттенбека. Ей хотелось, чтобы майор, оставаясь один, часто вынимал эту половинку из кармана и подолгу ее рассматривал. Фридерика без особого труда представила себе лицо майора: он смотрит на фото, и чуть грубоватые черты его лица постепенно смягчаются, а сам он как будто даже молодеет. Фридерика хорошо запомнила его лицо: высокий лоб, резкий изгиб правой брови и широко поставленные глаза… Вот Виттенбек усмехнулся и начал шептать какие-то слова, похожие на робкие признания. Ей даже показалось, что она слышит, как потрескивает его щетина, когда он проводит рукой по небритому подбородку, чувствует, как он дотрагивается руками до ее лица и касается ее губ большими пальцами, от которых пахнет металлом. Но стоило ей подумать об этом, как сразу наступило отрезвление.

В последнее время у Фридерики часто менялось настроение. Совершенно спокойной она становилась лишь в присутствии отца. Так было и в последний раз, когда они встретились на развилке дорог и он нежно обнял дочь и заботливо спросил: «Ну, выкладывай, что там у тебя?»

Фридерика не была уверена, что вторая половинка фотокарточки находится у Виттенбека. К доске, на которой висела стенгазета, могли подходить многие, в том числе и Ульрих Фихтнер.

Девушка встала с камня. Даже здесь, в тиши, она не могла найти покоя.

Через четверть часа Фридерика въехала в поселок. Поставив машину в гараж, она пошла домой и еще от калитки увидела мать, которая позади дома развешивала на веревке белье. Погруженная в свою работу, она не заметила дочери. На ногах у нее были тяжелые резиновые сапоги, но двигалась она легко и быстро. И Фридерика, быть может, впервые посмотрела на мать как на женщину, которую безгранично любит отец.

На матери была пестрая юбка, сшитая ей самой, которая доходила до колен, и белый пуловер. Фигура ее еще не потеряла стройности. Когда мать нагибалась, были видны ее красивые сильные ноги. Она была здоровой женщиной, никогда не жаловалась на усталость, даже когда работа была тяжелой и неинтересной. За любое дело она бралась охотно и не бросала его, не доведя до конца. Правда, таких людей, как мать Фридерики, легко было обидеть или ранить. Например, что-то неожиданное ее всегда пугало. А все, что угрожало ее счастью, делало ее беспомощной, а порой даже злопамятной и несправедливой.

До последнего времени всего этого о своей матери Фридерика не знала, да и не стремилась знать. До некоторой степени все дети в их семье были заняты собой, удовлетворением своих интересов и желаний и напрочь забывали о том, что какие-то желания могут быть и у родителей.

— Рике! — обрадованно воскликнула мать, заметив дочку. — Ты уже вернулась?

Фридерика вдруг уловила, что мать произнесла эту фразу точно с такой же интонацией, как отец произносил свое неизменное: «Ну, выкладывай, что там у тебя?»

Мать стояла перед бельевой корзиной, держа в руках мокрую простыню и тыльной стороной ладони убирая упавшие на лицо волосы. Фридерика направилась к ней, жадно вдыхая запах чистого, белоснежного белья, и, чем ближе она подходила к матери, тем спокойнее чувствовала себя. Мать была выше дочери и чуть пошире в плечах. Стоя рядом с ней, Фридерика вдруг вспомнила, как в детстве, когда она была совсем маленькой, мать сажала ее к себе на колени, держа обеими руками. Разве может быть для ребенка более надежное место?

Не сказав больше ни слова, они обнялись. Потом Фридерика, словно придя в себя, стала брать из корзины вещь за вещью и быстро развешивать их. Обе все еще молчали, но это нисколько не портило им настроения.

И только когда корзина оказалась пуста, Фридерика передала матери привет от отца. Румянец на лице матери стал гуще. Она захотела узнать все до мельчайших подробностей. Фридерика начала рассказывать и вдруг поняла, что ее родители очень подходят друг другу. Любая другая женщина была бы для отца нехороша, ведь тогда ему пришлось бы делить себя между женой и казармой. Фридерика мысленно задала себе вопрос: а смогла бы она вот так самоотверженно любить мужа, подчиняя свои интересы его службе? И не смогла на него ответить.

Мать и дочь вошли в дом. Там стояла тишина: близнецы спали. Из кухни приятно пахло картофельным супом, который в семье готовили по субботам на протяжении многих лет. На вешалке Фридерика заметила куртку брата.

— Ну что? — спросила Фридерика. — Он уже здесь? — Она с облегчением вздохнула и на какое-то мгновение пожалела о том, что рассказала отцу о случившемся.

Мать прислонилась спиной к косяку двери и принялась рассказывать, как куртка Стефана снова оказалась дома. Сегодня утром мать пошла в магазин и там совершенно случайно встретилась возле кассы с матерью Ганса Крюгера. Женщины разговорились. Фрау Крюгер знала, что их сыновья обменялись куртками, но, выяснив, что Стефан сделал это без ведома родителей, пообещала вернуть куртку. Час назад она вместе с сыном пришла в дом Шанца и отдала ее.

— Хорошо, что мы с ней встретились, — продолжала мать, а затем добавила: — Ганс прямо от нас пошел на вокзал, чтобы уехать в Шёнефельд.

Засмеявшись, мать прошла в кухню. Фридерика последовала за ней.

— Ну а Стефан? — поинтересовалась девушка.

— Ушел на тренировку в бассейн.

— Он уже знает, что его куртка снова…

— Нет, — перебила мать Фридерику, нарезая на доске колбасу. — Этого он пока не знает. Но я надеюсь, что уже раскаялся… Вчера утром он попросил у меня прощения. Думаю, что, увидев свою куртку на вешалке, он сам обрадуется.

— Я тоже так думаю, — согласилась Фридерика.

— Ты уже ела? — спросила мать.

— Да, конечно.

— Но от чашечки кофе ты не откажешься, верно?

— Разумеется, нет, — проговорила Фридерика, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

В районе учений установилось временное затишье. Машины и боевая техника находились в укрытии, но в любой момент могли быть выведены на боевые позиции. Солдаты поели, помылись и побрились. Настало время для чистки оружия. В военном городке это всегда проделывалось без Спешки. В полевых же условиях или на учениях солдаты совершенно иначе относились к оружию и боевой технике: каждый знал, от состояния оружия и техники во многом будет зависеть исход боя и его собственная жизнь. И лишь после того, как они снова вернутся в казармы, где часть оружия после тщательной чистки и смазки будет поставлена в пирамиды, а другая часть сдана на склад, оно вновь утратит свое первостепенное значение, а его периодическая чистка опять превратится в не очень приятную обязанность.

В полевых условиях, когда солдаты чистят оружие или приводят себя в порядок, офицеры-политработники обычно приносят им газеты, а почтальоны — свежую почту. Начинаются воспоминания о доме, солдаты обмениваются новостями, обсуждают происходящие в мире события.

В редкие часы отдыха вся дивизия набирается новых сил. На постах остаются только часовые. В штабах кипит работа — там тщательно анализируется ход учений на сегодняшний день, суммируются и оцениваются результаты. Командиры кого нужно хвалят, кого нужно критикуют. Некоторые из офицеров склонны рассматривать нынешние учения как самые успешные из всех, какие когда-либо проводила дивизия. Но генерал Вернер и его заместители не торопятся с этим согласиться. А тем временем на командирских картах уже появляются новые задания, намечаются маршруты для следующего марша, ставятся задачи на наступление, выполнить которые будет нисколько не легче, чем предыдущие.

В такие часы «солдатское радио» работает бесперебойно, быстро распространяя самые последние новости. Солдаты читают боевые листки, в которых помещены статья об особо отличившихся, репортаж об успешных действиях второго полка, заметка о бдительности — ее порой недостает некоторым рядовым и унтер-офицерам. В подразделениях царит радостное возбуждение, атмосфера доверия и дружбы. Так бывает, когда солдаты день за днем на протяжении довольно длительного времени находятся рядом, вместе наступают, вместе совершают марши, плечом к плечу бегут, стреляют, окапываются, лежат на мокрой земле или на снегу и помогают друг другу.

К числу тех немногих, кто не знает покоя даже в часы отдыха, относятся военные врачи и вообще весь медицинский персонал. На временно развернутых медпунктах они лечат легкие раны, ушибы и оказывают другую необходимую помощь. Тут же решается вопрос о том, кто из пострадавших может остаться в строю, а кого на санитарной машине необходимо отправить в казарму.