Иван Падерин - Когда цветут камни Страница 45

Скосарев ушел, и Бугрин снова поднялся на площадку наблюдательного пункта. На стороне противника по-прежнему было тихо. Справа и слева, недалеко от наблюдательного пункта, копошились пехотинцы. Их теснили артиллеристы, выкатывая орудия к первой траншее для прямой наводки. Слышался приглушенный говор солдат. Говорили все о том же: «Почему противник притаился? Пускай бы пошумел немножко, и нам полегче станет», «Передвигаться в тишине плохо: орудие не ложка, без «гоп» с места не сдвинешь».

Бугрин решил пройтись по траншеям. Сопровождаемый адъютантом, он зашел сначала к пехотинцам, затем к артиллеристам и от них — к подножию высоты, в господский двор, где разместился выдвинувшийся вперед первый штурмовой отряд полка Корюкова.

В подвале дома, стоящего в центре двора, Бугрин застал большую группу солдат за ужином.

— Ужин в полночь, что так поздно? — спросил он.

— Встать, смирно!.. — подал команду старшина Борковин.

— Отставить. В столовой команда «Смирно» не подается.

— Прошу простить, товарищ генерал, здесь не столовая, а подвал. — Борковин молодцевато поправил пилотку, так, чтобы солдаты поняли, что он неробкого десятка, умеет и перед командармом не уронить свой старшинский престиж. — Группа гвардейцев принимает ужин. Докладывает гвардии старшина Борковин.

Седина в усах и на висках Борковина, его молодцеватая выправка, задор в глазах растрогали генерала Бугрина. Он сказал, повеселев:

— Вольно.

— Вольно! — громко повторил Борковин, рывком отняв руку от козырька. — А что касается задержки ужина, товарищ генерал, — моя вина. Разрешите объяснить?

— Ну-ну, слушаю.

Борковин кивнул солдатам, и те, потеснившись, пригласили генерала присесть к столу. Повар подал ему полную миску каши.

— Многовато, не справлюсь.

— Как раз по вашей комплекции. Отведайте.

— А солдатам хватит?

— Хватит. Если не хватит, завтра докормлю.

— Значит, крепко проголодались?

— Сейчас объясню, товарищ генерал, — Борковин подмигнул товарищам: дескать, слушайте, как надо перед генералом отчитываться. — Наша кухня отражала атаку «королевских тигров».

— Шутишь, старшина?

— Нет, товарищ генерал, не шучу. В тот момент, когда поступило ваше приказание приостановить наступление и закрепиться, наша кухня ринулась вперед. После удачного боя аппетит всегда развивается, прямо скажем, человек быка с рогами проглотить способен. В эту же минуту из седловины, что левее Заксендорфа, «королевские тигры» выползли, штук двенадцать — не меньше. Смотрю, пехотинцы, что прорвались к Зееловским высотам, котелками замахали. Солдаты кухню видят далеко, особенно когда впереди что-нибудь такое несладкое замаячило. Противотанковые-то орудия отстали от них, а наша кухня — она тут, в кустах дымится. Замахали они котелками: мол, не от «тигров» отступаем, а за обедом идем.

— Как, как? Повтори.

— Я к тому так говорю, товарищ генерал, что теперь солдату стыдно отступать… Отступи — немцы подумают, что сила опять на их стороне. Нельзя нам сейчас такой повод им давать.

— Это верно, — согласился Бугрин.

— Ну вот, — продолжал Борковин, — подбегает ко мне замполит Верба и говорит: «Выдвигай кухню в лощину, смотри, — показывает, — сколько туда с котелками маневрируют». Мне, конечно, понятно стало, что немцы тем временем могут обратно занять оставленные позиции. «Сюда, — кричу, — товарищи, сюда кухня здесь!» А повар, вот он, посмотрите какой, шурует огонь, чтобы дым из трубы пуще клубился, вроде ориентира, и несется туда. Солдаты видят, кухня к ним навстречу, и остановились. И «тигры», наверное, посчитали нашу кухню новой «катюшей» — тоже остановились. Правда, в этот момент по ним дальнобойная гвозданула. Но факт остается фактом: как только кухня двинулась туда, «тигры» в бегство обратились.

— У страха глаза велики, — усмехнулся Бугрин.

— Не испытывал, не знаю. Я ведь ни разу не отступал.

— Все маневрировал?

— Нет, в самом деле. Начал войну с наступления под Москвой, потом нашу дивизию на Мамаев курган перекинули, и с той поры вместе с вами вот досюда дошел.

— Потому и кухня твоя на «тигров» бросилась…

— Не на «тигров», а навстречу отступающим солдатам, — уточнил Борковин, — ведь возле кухни сразу больше роты собралось.

— Можно возрос, товарищ генерал? — поднявшись, спросил пулеметчик Рогов.

— Говори.

— Берлин будем брать в лоб или обходом?

— Окружать, конечно, будем, но… — Бугрин поводил ложкой вокруг миски. — Сколько ни кружи, а каша остается нетронутой.

— Понятно, — согласился Рогов, — значит, надо всем запасаться карманной артиллерией.

— Правильно рассуждаешь, — сказал Бугрин, развертывая перед солдатами свою карту. — Вот при штурме этих укреплений граната будет хорошим помощником…

Сержант Алеша Кедрин, сидевший рядом с Бугриным, ткнул пальцем в квадрат карты с топографическим знаком «79».

— Я вот за этим мыском наблюдал сегодня, товарищ генерал. Тут вроде закопанный танк притаился. Отсюда в лоб его не возьмешь. Я уже и так и этак примерялся. А если отсюда по лощинке к нему пробраться — дело выйдет. Только надо, чтобы артиллеристы и минометчики ослепили своим огнем вот эти пулеметные точки, когда мы будем прорываться в лощину. Тут нас танк своим огнем не достанет, тут мертвое пространство для него. По карте это трудно определить, а на местности я все разглядел…

— Так, так, молодец, — Бугрин что-то записал мелким почерком на уголке карты.

Солдаты придвинулись к нему еще ближе и, вглядываясь в карту, по очереди начали излагать свои наблюдения над отдельными объектами обороны противника.

Бугрин слушал их с таким вниманием, словно перед ним сидели крупные военные начальники — генералы, полковники в солдатских погонах.

— И неожиданностей, видимо, не придется избежать? — спросил Борковин, искоса поглядывая на командира отряда майора Бусаргина.

Майор вошел в подвал в самый разгар беседы. Вчера в отряде было партийное собрание, на котором Бусаргин сказал: «Не теряться и не останавливаться при любых попытках врага сорвать наше наступление».

Бугрин ответил не сразу. Кто-то ради смеха напомнил о «чуде», которым угрожал в листовках Геббельс. Бугрин улыбнулся только губами, а глаза оставались задумчивыми….

— Да, могут быть и неожиданности, — наконец ответил он Борковину.

Поднялся наводчик Тогба. Ему пора было на дежурство. Он спросил разрешения уйти.

Когда наводчик вышел, майор Бусаргин сказал:

— Тогба — сменный дежурный на огневых позициях. Таежный человек, исконный охотник, и слух у него исключительный, за версту по свисту крыла может определить, куда ворона летит. Сегодня мы его специально назначили на дежурство.

«Обязательно зайду к этому наводчику, — подумал Бугрин, — послушаю вместе с ним, что делается у противника».

Закончив беседу, Бугрин вышел из подвала.

Перед рассветом темнота сгустилась. Немецкие летчики ждали такого часа. С неба повалились «жабы» — кассеты, начиненные гранатами и минами. Ударяясь в землю, такая кассета подпрыгивает, как жаба, и, раскидывая во все стороны мины и гранаты, создает впечатление, будто в расположение войск спустился десант противника и кипит горячий гранатный бой. Неприятная штука. Они изнуряюще действуют на воинов, привыкших отдыхать под грохот обыкновенной перестрелки пушек и минометов.

Сейчас одна из таких кассет упала в центр фольварка. Вспышки, взрывы, треск и свист осколков…

Бугрин успел спрыгнуть в глубокую траншею и укрыться в нише. Когда взрывы прекратились, справа донесся стон. Кого-то ранило. Бугрин двинулся по ходу сообщения, наткнулся на орудие и услышал хриплое дыхание солдата, повисшего на лафете.

Бугрин поднял солдата на руки и понес его в подвал.

— Где у вас санитары?

Все вскочили. На руках у Бугрина был наводчик Тогба. Как засыпающий ребенок, он крепко обнял шею командира. При каждом его вздохе из раны в левом плече, возле воротника, выплескивалась кровь.

— Осколком его, и как неловко. Видно, сверху, — сказал санитар, укладывая Тогбу на носилки.

На рассвете заморозило, и одерская долина до краев наполнилась белесым, как молочная пена, туманом. Он был так плотен, что начальники переправ, боясь аварий, выставили на мостах через Одер сигналы «стоп». Но разве можно остановить поток автомашин, тягачей, танков? Если прошла одна, другую не остановишь. По счастью, движение направлялось в одну сторону, и все обошлось благополучно.

Но и после того, как рассвело и туман осел, клубы выхлопной копоти и дыма висели над скопившимися войсками, как естественная маскировочная завеса.

Немецкие бомбардировщики пытались снизиться и бомбить переправы. Ничего из этого не получилось: плацдарм ощетинился тремя тысячами зенитных орудий и пулеметов.