Павел Автомонов - Каштаны на память Страница 45

— А они же кричали в динамик, что Ленинград сдался.

— Брешут гитлеровцы!

Возбужденно переговаривались командиры, склонившись над картой, освещенной фонариком Василия Рябчикова.

«Не может сдаться Ленинград!» — мысленно сказал Андрей, вспомнив одноклассника Павла Оберемка, балтийского моряка. Они подружились, как только Стоколос приехал в Шаблии. Вдвоем решали задачи по алгебре и тригонометрии. Летом под высоким дубом, что как великан возносился над вишенками, играли в шахматы, готовились к экзаменам.

«Как ты там, Павло? Где же балтийским морякам развернуться в таком узком Финском заливе, когда берега всюду вражеские, когда фронт рядом с Кронштадтом?» — подумал Андрей, слушая товарищей.

— А это что за числа? — спросил Колотуха. — Над Киевом — 10.VII. Около Харькова — I.VIII…

— Даты вступления в эти города немецких войск, — ответил Сильченко.

— Тьфу, — сплюнул Колотуха. — Глядите! Саратов и Сталинград — X.1941. В эти дни Гитлер должен выйти на берег Волги. Вот разогнался! Все равно кишка тонка!

Еще разведка сообщила, что на восток от них сосредоточились вражеские воинские части. Но до рассвета рота майора Сильченко все же прошла несколько километров.

Ветер разогнал тучи, и восток запылал ярко, красно. Сильченко зашел на бугорок и посмотрел в бинокль. Около крайних хат стояло несколько танков.

— Ложись! — приказал он, махнув рукой.

Но вражеский часовой заметил цепочку вооруженных людей, которые шли негустым лесом, и выстрелил. Из хат выбежали танкисты, автоматчики. Сильченко принимал решение. Его взгляд внезапно остановился на озере, заблестевшем под первыми лучами солнца. Берег зарос густым камышом, за которым зеленели островки-плавуны.

Долго не раздумывая, майор крикнул:

— К плавням! Занять круговую оборону!

«А если там бездонное болото? — подумал. — Трясина?» Но другого выхода нет. Чуть успокаивало, что вода не черная, а голубоватая, значит, неглубоко. Все бросились в воду, она доходила только до пояса. Идти можно. Тем временем позади уже гремели танки, тарахтели мотоциклы.

— Вперед! Скорее! — призывал командир.

«Какое вперед, если там болото?» — с горечью подумал Андрей. Он выбрался на плавун, чуть передохнул. Выбирались на островок и другие солдаты. От их веса плавун пошатывался как плот.

— Рябчиков, бери на себя левый фланг! — приказал Сильченко.

— Есть, товарищ майор!

Танки выскочили из леса и остановились. С них прыгали солдаты и рассредоточивались. Кто-то толстый, неуклюжий вышел на берег.

— Майор Сильченко! — крикнул он по-русски. — Предлагаем вам сложить оружие. Всем гарантируем жизнь. У вас нет выхода. Сопротивление бесполезно!

Стало тихо. Слышно было, как шелестел камыш. Вода золотилась в лучах солнца.

— Огонь! — скомандовал Сильченко.

Полоснул по берегу пулемет. Упало несколько солдат. В то же мгновение по острову ударили из танков. От пуль и снарядов закипела вода возле плавунов. Огонь был беспощадный. Казалось, танкисты собрались снести островок. Наконец на берегу угомонились. Солдаты расселись на танки и поехали в село.

В оцепенении и ужасе бойцы осматривались. На островке, где были следы довоенных огнищ рыбаков, теперь лежали убитые и раненые. А вокруг — чистое, усмиренное озеро, помахивают камыши султанами, на берегу дубы смотрят в гладь воды. А вверху высокое небо, солнце, льющее свои блестящие лучи. Как Стоколосу, Колотухе и Мукагову поверить, что среди убитых и их лейтенант Василий Михайлович Рябчиков, который, казалось, всегда смеялся над смертью. Так и не зашел, бедный, в село Лютенки, хоть маршрут и проходил мимо. «Не надо сейчас бередить им душу! Живые, здоровые — и ладно!» — сказал Рябчиков, когда узнал от местных партизан, что живут в селе Маргарита и Зина, жены пограничников, и трое ребят с ними. Так и не дошел нескольких десятков километров Василий Рябчиков до Харькова. Сколько ему пришлось пройти боев, чтобы вот так тихо, даже незаметно для своих друзей, умереть.

Шмель Мукагов просто окаменел. Он считал Рябчикова своим спасителем. Разве удалось бы ему без лейтенанта выбраться из «Уманской ямы»?

— Как же это ты? — шептал он. — Брат мой кровный!

Тяжело переживал смерть Рябчикова и Колотуха. Он знал, что долей своей схож с Василием, и этим гордился. Максим почему-то верил, что человек, наделенный чувством юмора, не может умереть молодым. «А в Лютенках трое деток и Зина! И будут ждать они его и будущей весной, и через год, и через пять и пятьдесят лет… И останется Василий для своих детей, внуков таким же молодым, двадцатипятилетним, веселым и улыбчивым…»

Бездумными, страшными глазами смотрел Андрей в воду, а видел лицо Рябчикова. «Какие последние слова сказал он?» Кажется, сказал командиру: «Есть, товарищ майор!» Рябчиков всегда воплощал в реальность это «есть». Толково, мудро, находчиво, по-своему. Василий как бы родился для боя. Но почему же так рано, на пятый месяц войны, смерть вырвала его из рядов защитников Родины?..

Вдали за лесом затих шум танков. А на берегу озера снова появились немцы. Залаяли овчарки. Видно, немецкое начальство решило проверить результат своей атаки. Солдаты пробовали руками воду: не холодная ли? Офицер что-то приказывал, но они не спешили, озирались то на озеро, то на солнце, уже высоко висевшее над горизонтом. Офицер толкнул в спину одного, другого. Еще свирепее залаяли собаки, потянули поводки. Вот и солдаты мелкими шагами побежали за псами в воду. Собаки поплыли, задрав морды.

Майор Сильченко взглянул на красноармейцев. Лица у всех были измученные; многие дрожали, то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Стоколос вынул гранату. Мукагов дул на пистолет, вроде бы согревая оружие. Колотуха приник к пулемету, как и тогда, на границе, в первые часы войны.

Псы чуяли чужих людей. Изо всех сил старались как можно быстрее доплыть до островка и там, на суше, дать волю своим клыкам.

Первые автоматчики вступили на плавун. Солдаты еще не видели своих противников, их чувствовали лишь псы, устремившиеся к кустарникам и чаще. Поводки были брошены, и серая собачья стая ринулась вперед. Вот одна овчарка прыгнула на Шмеля. Мукагов успел выстрелить в черную пасть и теперь уже стрелял непрерывно, приговаривая: «Собакам собачья смерть».

Выдернув кольцо, Андрей швырнул гранату. Она разорвалась еще на лету, просвистев десятками осколков. Несколько солдат упало.

Вот точно так швырял он гранаты в резиновые и деревянные лодки, в которых плыли немецкие солдаты на восточный берег Прута, начиная войну… И снова те же солдаты, да еще с собаками, лезут из воды… Андрей дал короткую и точную очередь из своего ППД, который перешел к нему после гибели капитана Тулина.

Десяток трупов оставили на плавуне отступившие на берег каратели. Они не ожидали сопротивления. А бойцы майора Сильченко сражались с яростью, от которой зависело, будут ли они жить и бороться дальше или останутся здесь навсегда. Отступив, немцы в село не ушли, а остались на берегу, развели там костры.

Небо затягивалось тучами. Стал накрапывать дождь. Вскоре он зарядил по-осеннему. Сквозь его пелену прорывались осветительные ракеты, пускаемые немцами.

Вернулись разведчики. Они осматривали противоположный берег озера.

— Дно проверено, товарищ майор. Вехи поставлены, — доложил Мукагов.

Он шел впереди, ощупывая дно шестом.

— Шестнадцать палок воткнули! — добавил другой разведчик, выстукивая зубами.

— Молодцы!.. Старшина! Есть у тебя что-нибудь горячительное?

Колотуха достал баклажку и поболтал ею. Она была пустой.

— Ладно. Будем пробираться на тот край острова, — почти шепотом сказал Сильченко. — Перейдем озеро. Утром разобьемся на группы. Нам нечем стрелять. Надо незаметно проскочить через боевые порядки немцев. До фронта рядом…

Вода то доходила до пояса, то опускалась ниже коленей. Идти было тяжело. Ноги проваливались в илистое дно. Все-таки добрели до берега. Теперь отдохнуть бы. Но некогда, нельзя, опасно. Проверили оружие. Потом еще долго ползли по оврагу. А ранним утром рота разделилась на группы. Надо было незаметно пересечь линию фронта.

12

Очередная засада Терентия Живицы окончилась неудачно. Он не удержался, когда показалась машина с офицерами, и бросил в нее гранату. «Может, это важные птицы и их нельзя пропускать на восток». Взрыв отбросил машину к обочине. Терентий послал еще и очередь из автомата. Но внезапно на шоссе появилось несколько мотоциклистов. «Фельджандармерия», — догадался Терентий. Этих служак побаивались даже немецкие солдаты. Полевые жандармы с ходу открыли огонь в сторону Живицы. За ними показались и крытые машины, из которых уже прыгали солдаты. Терентий кинулся бежать. Однако бежать ему было нелегко. Раненая нога давала о себе знать. Терентий бежал, припадая на нее, и оглядывался. Жандармов и солдат он не видел, лес был густой, хвойный. Но голоса их слышал, слышал и свист пуль.