Хочхоль Ли - Южане и северяне Страница 46

Затем он стал рассматривать нас, как будто кого-то искал. Наконец взгляд его остановился на мне. Подав знак рукой, он крикнул:

— Эй, ты, иди сюда!

Он вытащил из своего кармана записную книжку, вырвал один листок и вместе с огрызком карандаша потянул их мне. Крайне удивленный, я последовал за ним.

Полагаю, что он заметил меня еще в Кансоне, где мы задержались чуть более часа, поэтому его выбор пал на меня. К тому же, возможно, кто-то из полицейских шепнул обо мне, и он это запомнил.

Довольно быстро вокруг меня собрались другие пленные. По приказу полицейского я стал записывать их заказы. Кто-то заказывал хурму на определенную сумму, кто-то высушенные плоды хурмы, другие тток… А один даже просил купить две редьки. Но никто не реагировал на это со смехом.

Я был удивлен еще и тем, что почти все пленные считали своей родиной Северную Корею и держали в карманах северокорейские деньги. Вероятно, они остались у них, потому что им нечего было покупать, тем более в плену. К тому же они не верили полицейским, хоть судьба каждого из нас целиком зависела от них. Пленные просто не знали, как поступать в данном случае с деньгами, и хранили их при себе.

К примеру, если бы в то время полицейские приказали выложить все наличные деньги, этот приказ надо было выполнять. Несговорчивым была бы обеспечена дорога в потусторонний мир. Жаловаться было некуда. Полный полицейский произвол был продемонстрирован расстрелом ополченца из Самчхока по дороге в Чумунчжин: в один миг человека убили как муху. В другом случае, как известно, по доброй воле одного из полицейских был отпущен пленный, находившийся по счастливой случайности недалеко от родного дома.

Таким образом, при одинаковых условиях одни попадали в беду, а другие, наоборот, находили удачу, как тот парень, который совершенно случайно нашел дорогу в родной дом. Все эти превратности судьбы происходили на наших глазах, и мы невольно переживали их. Вновь и вновь я вспоминаю события, произошедшие пятьдесят лет назад. То было мое первое впечатление о Республике Корея, в которой я прожил последние пятьдесят лет…

Если рассматривать события тех дней в отрыве друг от друга, то они кажутся хаотическими. Однако тот «хаос» со временем начал превращаться в упорядоченность: появилась устойчивая организованность в развитии страны, потому что все как один вносили свою лепту в общее дело укрепления Родины. Все люди словно находились в большой повозке, управляемой одним кучером. Конечно, имелись и такие люди, которые время от времени твердили, что, мол, все «кончено», все «безнадежно»… Кто знает, может быть, такое поведение изначально присуще всем людям?

Между тем в стране успешно решались все вопросы как в общественной, так и в личной жизни. Громкие, недовольные голоса вскоре исчезли, как отработавшие свое проржавевшие трубы…

Один из сидящих впереди пленных неожиданно поднял руку и крикнул:

— Есть вопрос!

Все посмотрели в его сторону. Это был пленный офицер северокорейской армии весьма неприглядного внешнего вида. Будучи студентом педагогического института, в начале июля он был призван в Народную армию в качестве штабного офицера. С ним мне приходилось общаться с момента пребывания в Кансоне. Вел он себя нескромно, стремясь обратить всеобщее внимание на свой офицерский чин. Если ты настоящий офицер, ты и в плену должен вести себя подобающим образом! Но он думал только о своей личной выгоде.

Уже знакомый нам полицейский спросил, какой вопрос он хочет задать. Пленный офицер ответил, что желает поподробнее узнать о продуктах и о том, сколько человек сможет пойти на рынок.

Полицейский ответил:

— Там продают несколько видов ттока: чальтток, тток с толченой фасолью, а также с растертыми соевыми бобами; яблоки сорта «ренет», груши, хурму, высушенные плоды хурмы, каштаны и другие овощи.

— А там есть какие-нибудь лекарства, стимулирующие сердечную деятельность?

— У тебя что-то болит?

— Нет, пока не болит, это на всякий случай.

Догадливый полицейский понял, что этот разговор пленный затеял только для того, чтобы присоединиться к идущим на рынок. Полицейский дипломатично сказал:

— Ну, тогда я разузнаю все на рынке, так что заказывай. Если не достану, то на эту сумму куплю тебе тток. На рынок я иду вместе с секретарем, который делает все необходимые записи и выполняет обязанности делопроизводителя. Есть другие мнения?

Сразу стало тихо. В последних словах полицейского можно было заметить признаки раздражения. Вместе с тем он обошел личный состав и достаточно мягко сказал:

— Хочу сказать откровенно. Вы должны ценить наше доброе отношение к вам. Если бы мы захотели отобрать у вас все деньги, сделали бы это, но мы так не поступаем, хотя вы бессильны перед нами. Это факт. Тем не менее при согласии других полицейских я взял эту работу на себя. Заодно хочу поблагодарить вас за доверие. Обстановка довольно сложная, и вы меня еще совсем не знаете, так как находитесь здесь недавно. Тем не менее вы поверили мне. За это вам еще раз спасибо!

Закончив речь, он, к моему удивлению, тихо сказал доверительным тоном:

— Ну, собираемся. Надо успеть до захода солнца, пока не закрылся рынок. — Он произнес эти слова так, как будто мы не пленный и полицейский, а давно знакомые, близкие люди.

Я, как человек, всю жизнь проживший в Северной Корее, был приятно удивлен той атмосферой, которую новый полицейский создавал вокруг себя. Не успел я опомниться, как тут же вокруг нас собралась толпа пленных, так что пришлось еще немного задержаться, записывая их заказы. Полицейский делал вид, что якобы ничего не замечает, и продолжал курить.

Закинув на плечо заранее приготовленный пеньковый мешок, я вместе с полицейским тронулся в путь. Это был осенний вечер в середине октября, когда солнце уже лениво клонилось к закату. По дороге я отметил, что рост полицейского несколько выше, чем мне показалось сначала. Он вообще был крупного телосложения. Рост у него был такой же, как и у человека из Чиннампхо, который позавчера уехал от нас в штаб корпуса. При наличии внешнего сходства они отличались тем, что человек из Чиннампхо, как и другие жители провинции Пхёнандо, был несколько суетлив. И суета эта проявлялась без особой причины. С первого взгляда по комплекции можно было догадаться, что человек из Чиннампхо занимается регби или играет в футбол. Мой новый знакомый по природе своей был более добродушным и простым человеком, похожим на коренного жителя нашей страны.

Мы с полицейским вышли вдвоем, настроение у меня было хорошее. Еще впервые общаясь с военными полицейскими южнокорейской армии, я успел заметить, что они по телосложению крупнее, чем мы. Думаю, что это не случайно. Дело в том, что в Южной Корее в военную полицию призывали по специальному отбору. Прежде всего, кандидаты должны быть высокого роста и крепкого телосложения.

Кроме того, если сравнивать с северокорейской армией, солдаты и офицеры южнокорейской армии были старше примерно на десять лет. Это были уже зрелые люди. Северокорейская же армия в основном была укомплектована совсем зелеными молодыми людьми, подростками. Правда, в спешном порядке призывались и крестьяне старше тридцати лет. Но и они почему-то выглядели как десятилетние мальчишки перед военнослужащими южнокорейской армии. Я никак не мог понять, почему все они такие хилые и изможденные. Невольно даже возникал вопрос: может быть, богатые янки хорошо подкармливают южнокорейцев, поэтому они так отличаются от северян? Вместе с тем я подумал, что, должно быть, дело не только в питании; может быть, это зависит от политической системы. Так казалось на первый взгляд, но точного ответа у меня не было.

Однако настроение у меня было хорошее, потому что мы шли только вдвоем. Я даже ненадолго забыл о том, что являюсь пленным и нахожусь под надзором полицейского, от которого зависит моя судьба, жизнь и смерть.

Я с пустым пеньковым мешком на боку едва плелся за полицейским, как нашкодивший младший братишка за старшим братом. Шел он мерно, поэтому я скоро оказался рядом с ним. И тут он тихо спросил:

— Сколько тебе лет?

— Мне девятнадцать.

— Так я и думал. Значит, учащийся старшего класса высшей средней школы?

— Да. — Чуть улыбнувшись, я заметил, что, мол, на севере страны говорят «средняя школа» вместо «высшая средняя школа». — Мы не употребляем слова «высшая средняя школа» потому, что так говорили японцы. А используем слова «полная средняя школа», как принято в Советском Союзе.

— Вот как. Значит, так вы решили искоренить пережитки японского империализма? — с легкой ироничной улыбкой спросил он, а затем добавил:

— А мне в этом году исполнилось двадцать девять.